«Няню никаких кровей…» Няню никаких кровей пилой по-русски необъятной Лев Толстой и князь Андрей делят и молчат приятно. Няня хвалит их молчанье. Вышла к ним из-под пилы зафиксировать прощанье, сгладить острые углы. Два способных дворянина на пиле не уплывут. Няню ищет половина. И вторую позовут умирать за графа Леву под Андрюшиной пилой по-французски непутево, с гениальной похвалой. «Очечник пятистенный…» Очечник пятистенный на голову слепца упал. И современный взгляд выполз из лица. Слепец качнул бровями и голову назад откинул. Пузырями слеза покрылась над ползучим этим взглядом и строго по спине катилась. И прикладом слепец, как на войне к слезе своей тянулся и спину изгибал. В очечнике проснулся и плакал Ганнибал. «Печник нахохлился в гречихе…» Печник нахохлился в гречихе. Из янтарной комнаты дрова на мороз двужильные врачихи вынесли и пилят рукава печнику пилой двуручной. С печником по очереди спят, чтобы он мускулатурой скучной покрывался с головы до пят. Чтобы он янтарную кольчугу наизнанку вывернул стрелецкую и врачих по глиняному лугу провожал на казнь немецкую. «Плотогоны, как собаки…» Плотогоны, как собаки отряхнулись от песка. И коричневые маги в бороды вплели. Узка борода у плотогона. На щеках своих цветы мял он трубкой телефона. Воду впитывал. Плоты шумно воду обгоняли. Бревна сыпались в песок. Плотогоны ковыряли древесину. Волосок на щеке растет неплохо. Маки набирают вес. И собака, как эпоха плотогона гонит в лес. «Плывут роскосые тюлени…» Плывут роскосые тюлени. И с пелены тюленьих глаз на одуванчики течений упал слоеный водолаз. Он ножкой дрыгал окрыленно. И сердце в пятку провожал. И в одуванчиках смущенно на мышь тюленя водружал. И Черномор психует рядом. И в одуванчиках змеясь, из сапога плескался ядом на водолаза вещий князь. «Полярник светится, как жук…»
Полярник светится, как жук. Внутри галеры антикварной веслу насвистывает стук. И в крошке тикает сухарной. Ему полярная сова крылами руки полирует. Из-под ногтей растет трава. В ней раб боится и жирует. А жук жирует, не таясь. Дырявит, тискает галеру. И весел девственная связь не разрушает атмосферу. «Пугает юг, который север…» Пугает юг, который север. Мужчины говорили «ах», свесились, угадывая клевер красивый в кроличьих зубах. Они кочуют неумело, охотно дышат в темноте. У них душа зубастей тела и кролик мертвый в животе. «Радость по заслугам, поделом…» Радость по заслугам, поделом домашняя и на просторе любителю своим углом пенять и фауне, и флоре. Любителю пенять собою, кровушкой своею голубою, которая не пролилась в углу, где дочка родилась. «Разведчица к родителям уйдет…» Разведчица к родителям уйдет. Она с волшебницей-трусихой им колыбельную поет в лицо, как на руках у психа. Родители ответить захотят родным сестренкам благозвучным. И омолаживают взгляд умением своим подручным. Младенчество приблизилось, как дочь и старикам глаза закрыло разведками волшебными. И прочь безумие отпрыгивает мило. «С крановщиком орел беспечный…» С крановщиком орел беспечный ходил кошачьими кругами в стволе кабины долговечной. И наслаждался рычагами. Жуки ходьбе орла мешали. Он им отвинчивал головки. Во глубине жуков дышали цветы без остановки. |
