«…Я хочу подчеркнуть тот живой и глубокий интерес, — писал В. Брюсов, — какой возбудило во мне изучение Армении. Конечно, никакие обязательства перед издателем (а в данном случае никаких формальных обязательств с моей стороны не было вовсе), никакие внешние соображения не могли бы заставить меня — или кого другого — совершить весь этот труд, прочесть все эти книги, столько учиться и так углубиться в дело! Побудить к этому могло лишь одно: то, что в изучении Армении я нашел неиссякаемый источник высших, духовных радостей, что, как историк, как человек науки, я увидел в истории Армении целый самобытный мир, в котором тысячи интереснейших сложных вопросов будили научное любопытство, а как поэт, как художник я увидел в поэзии Армении такой же самобытный мир красоты, новую, раньше неизвестную мне, вселенную, в которой блистали и светились высокие создания подлинного художественного творчества».[88]
Приведенные выше строки давно известны армянскому читателю. Они сами по себе представляют немалый интерес, равно как и его исследование по армянской истории, вышедшее в те годы отдельным изданием.
Те годы! Их нужно представить себе, чтобы понять значение антологии «Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней». Это был 1916 год, год первой мировой войны, год разгула шовинистических настроений, год вражды народов, разжигавшейся помещиками, капиталистами, социал-предателями и другими поборниками межнациональной розни. Не только литературным, но большим политическим событием явился выход антологии, ибо он будил не шовинизм, а чувства братства народов Российской империи, способствовал росту дружественных чувств, единства и сплочения сил. Недаром пришлось преодолеть немало цензурных и иных препятствий, пока антология дошла до читателя и сделала свое благородное дело. С полным правом мы называем заслуги В. Брюсова в деле перевода и популяризации армянской литературы в России исключительными.
Знакомство с армянской поэзией неразрывно связало Валерия Брюсова с лучшими представителями этой поэзии. Его встречи с Ованесом Туманяном и с Иоаннесом Иоаннисианом являются ярким доказательством взаимной дружбы. Их давно уже нет в живых. До нас дошли их письма, полные любви и преданности друг другу и той высокой цели, которой они служили всю свою жизнь так честно и плодотворно.
Брюсов побывал в Тифлисе, где с исключительным радушием принял его Ованес Туманян.
По возвращении в Москву, 13 апреля 1916 года, Брюсов направил письмо Туманяну, где извинялся, что так поздно собрался написать.
«…Не оправданием, а объяснением моего молчания может служить лишь то, что все это время я был занят, поглощен, увлечен именно нашим Армянским сборником. Таким образом, — писал он, — духовно я все время был с Вами, — и с Вами лично, так как вдумывался в Вашу поэзию, переводил Ваши стихи, писал о Вас, и всем тем миром армянских поэтов прошлого, который Вам так дорог. И хотя я не написал Вам ни одного письма, не проходило дня, чтобы я по многу раз и помногу не думал о Вас, невольно вспоминая с сердечной признательностью и Ваш облик, насколько я успел Вас узнать в те незабываемые для меня тифлисские дни…».[89]
В другом письме из Москвы, от 1 февраля 1917 года, Валерий Брюсов извиняется перед Иваном Фаддеевичем, что обстоятельства и состояние здоровья помешали ему воспользоваться его любезным приглашением приехать в Тифлис для чтения ряда лекций.
«…Мне больше всех, — заканчивает он письмо, — было грустно отказаться от мечты увидеться с Вами и вновь побывать в Тифлисе. Наиболее пострадавший в этом все же я, так что не лишайте меня Вашего доброго расположения, которое мне так дорого…
Вас лично от души благодарю за доброе внимание и за предупредительное желание устроить мою лекцию. Верьте, что я неизменно люблю Вас, как исключительного художника и глубокого поэта, и сердечно предан Вам за все Ваше дружественное к нам отношение.
Глубоко уважающий Вас Валерий Брюсов».[90]
Примерно к этому периоду относится знакомство и завязавшаяся дружба В. Брюсова и И. Иоаннисиана. Это было время, когда В. Брюсов усиленно работал над сборником «Поэзия Армении» и в связи с этим побывал в Баку, Тифлисе, Эривани и на родине И. Иоаннисиана — Эчмиадзине.
Говоря о том, как ему приятно было проводить время в обществе армянского поэта, «встретиться с подлинным поэтом», в апреле 1916 года в письме из Москвы Иоаннисиану Брюсов заявляет: «Клянусь «Овидиевой тенью», как говорил Пушкин, я почувствовал себя столь близким Вам, что сразу, без всякого на то, конечно, «права», почел себя связанным с Вами как бы давним дружеством…».[91]
В ответном письме, датированном 2 мая, И. Иоаннисиан пишет В. Брюсову о своей благодарности за теплую, милую весточку. Армянский поэт пишет о том, что их встреча состоялась зимой, но для него она была по-весеннему радостной. Далее Иоаннисиан делится тем, как тяжело ему служить своему призванию — поэтическому творчеству.
«Ведь мне, — жалуется он, — со дня окончания курса, вот уже 28 лет, приходится день и ночь думать только о куске насущного хлеба, которого при наших условиях литературным трудом не заработаешь, и, таким образом, я поневоле литературой должен был заниматься урывками в редкие часы досуга, как бы в качестве дилетанта.
Вот почему мне особенно дорого, скажу прямо — является истинным счастьем дружеское общение с Вами. Не сомневаюсь, что Вы меня поймете и без дальнейших объяснений, и смею верить, что письмо Ваше не будет последним. Сознание того, что Вы меня не забываете, будет скрашивать прозу моей жизни, и всегда я буду счастлив, буду гордиться тем, что Брюсов мой друг…
Ждем с нетерпением сборника. Я лично интересуюсь тем, есть ли в нем что-нибудь из моих стихов в Вашем переводе.
Душевно обнимаю Вас. Ваш всегда И. Иоаннисиан».
Душа поэта разрывается от безутешной тоски, от тяжелого горя: не стало его старшего сына, он умер в Москве. И первым другом, с которым спешит поделиться своим несчастьем Иоаннисиан, был Валерий Брюсов. Ему написаны, следующие строки поэта: «Часть души моей, лучшая часть, навсегда теперь в Москве». Он стремится в Москву, ему хочется как можно скорее поклониться земле, где покоится прах его любимого сына. В этом же письме к Брюсову он пишет: «Считаю приятным долгом от души поздравить Вас с огромным успехом «Поэзии Армении». По крайней мере у нас здесь в последние дни только она у всех на устах…».[92]
Личное горе поэта и радость за успех большого начинания близкого друга В. Брюсова в этом письме переплелись воедино.
«Мне очень хотелось бы Вам сказать какие-либо слова, — пишет в ответ И. Иоаннисиану В. Брюсов, — которые могли бы хоть сколько-нибудь облегчить Вашу душу в переживаемые Вами дни, но таких слов нет на человеческом языке… Как всякий другой, «кто жил и чувствовал», я знаю, что значит терять близкого (хотя и не сына), и Вас, верьте мне, понимаю, но вот это и все, что я вправе написать…
Остается мне только напомнить Вам… общую у нас с Вами родину: поэзию. Для меня не бывало таких мертвенно-тягостных дней, чтобы магические чары «звуков сладких и молитв» не дали мне какого-то сладко-больного утешения. «Порой опять гармонией упьюсь», — говорил нам Пушкин, и, что до меня, я всегда искал одного — этой «гармонии», читать стихи, писать стихи, если жизнь была слишком жестокой. Невольно, непобедимо это возвращало в мою душу сознание о том высшем, в чем примиряется все, — даже смерть… Но опять и опять чувствую бессилие сказанных слов, «изреченной мысли», которая уже стала «ложью» в моем письме, хотя была и остается «правдой» в моем сознании.
Затрудняюсь сегодня писать Вам обо всем другом. Благодарю за добрые слова о нашем сборнике «Поэзия Армении». Многое в нем не так хорошо, как того хотелось бы, многого недостает, кое-что и неверно, но силы человеческие ограничены. С чистой совестью могу сказать, что я сделал, что мог. Постараюсь позже сделать лучше и более достойное Вашей прекрасной родины, с которой сживаюсь все теснее, ибо продолжаю работать по истории Армении, готовлю особую книгу, которую уже начал печатать. Надеюсь сравнительно скоро увидеть Вас, так как в январе приглашен, что Вы, вероятно, слышали, вновь прочесть несколько лекций в Баку. Итак, до скорой встречи. Буду очень, очень рад Вам пожать руку. Сердечно Ваш Валерий Брюсов».[93]