Профессор Костинский был обрадован, когда Виктор сказал, что внимательно прочитал книгу Петражицкого «Университет и наука».
— Вы, конечно, обратили внимание на советы автора молодым ученым? — спросил Сергей Константинович.
— Да! Они даже записаны у меня, — ответил Виктор, доставая толстую записную книжку.
Профессор, открыв записную книжку, стал читать вслух громко и назидательно:
— «Картину слишком раннего перехода к научно-продуктивным процессам без надлежащего рецептивного усовершенствования научного мышления и подчас очень поразительные печальные плоды этой ошибки приходится нередко наблюдать в университете (иногда и вне университета) в тех случаях, когда недоучившийся человек сам углубляется в самостоятельную научную работу и занимается этим более или менее продолжительное время. Это всего чаще случается именно с особенно даровитыми и талантливыми студентами, которые, увлекшись какой-либо отраслью проблем и чуя врожденную «богатырскую силу» ума, не укрепившись надлежащим образом в научном мышлении путем слушания лекций и чтения, пускаются в плавание по океану научного мышления в избранном направлении. Опасность усиливается тем, что именно талантливому по врожденным способностям недоучке чрезвычайно легко «открывать Америки», и это увлекает дальше».
Полезное предупреждение! Я отношу эту реплику к тем молодым людям, — сказал Костинский, — которые легкомысленно отправляются в полет по просторам науки… Разрешите, пожалуйста, прочесть дальше.
«Вообще для успеха и здорового влияния самостоятельного научного полета или попыток полета прежде необходимо поработать в достаточной мере рецептивно, усвоить в известной степени надлежащую технику мышления — под страхом напрасной растраты сил на бесплодные попытки вместо усвоения драгоценного капитала, достигнутого другими уровнями мышления, и даже под страхом прямой порчи и искажения типа мышления, так что потом иногда и исправить трудно».
Я сам погрешил этим в свое время, — доверительно сказал Костинский, — и знаю, что значат слова «потом иногда и исправить трудно». Особенно дорого пришлось заплатить за пренебрежение к иностранным языкам… Да, да, именно так у него и говорится:
«Для того, чтобы иметь свободный доступ к научной литературе указанного качества и пользоваться возможностью выбора, необходимо владеть соответствующим языком. Как в средние века без языка науки — латинского языка, так и теперь в мире науки трудно обойтись без немецкого языка. В некоторых областях науки более всего важен английский, в некоторых — французский…»
Очень советую вам изучить все три языка — немецкий, английский и французский, — добавил Костинский. — Вот и потратьте первые два года на основательное изучение языков, физики и математики. Только после этого, имея солидную подготовку, можно приняться за серьезное изучение астрономии.
«Полезный совет! Надо все это обдумать еще раз потом. А сейчас — все внимание астрономическим инструментам…»
Оснащение Пулковской обсерватории произвело сильное впечатление. Но общее впечатление сложилось несколько неожиданно. Виктор подумал, что инструментальные средства обсерватории сравнительно невелики, если вспомнить, какие задачи решены и решаются в Пулкове.
И он не один раз оглянулся на Пулковские высоты, когда шел пешком не к станции Александровская, а к Детскому селу, чтобы не мерзнуть в ожидании поезда, а заодно привести в порядок мысли и чувства, взбудораженные визитом в Пулково.
Говорят, что нужно побродить по Летнему саду или по островам, чтобы получить представление о ленинградской зиме. Нужно, говорят, увидеть в зимнем убранстве деревья на фоне ажурной решетки ограды, статуи, причудливо запорошенные снегом, иней, сверкающий в свете фонарей, а вдали — в морозной дымке — шпиль Петропавловской крепости, купол Исаакиевского собора и гладь льда на Неве.
Первая зима в Ленинграде была для Виктора богата событиями и переживаниями. Конечно, делались лишь первые шаги: и в научной работе, и в ученье. Занятия в Педагогическом институте шли как положено. Особенно охотно посещал Виктор лекции профессора Фихтенгольца.
Вся семья собралась наконец под одной крышей — в Ленинград приехал отец. Он подробно расспросил о делах учебных и научных.
— Это хорошо, что ты слушаешь видных профессоров, — заметил отец. — Я уверен, что ты вполне хорошо понимаешь, что значит «всестороннее, глубокое, научное образование». Быть ученым — не значит быть узким специалистом. Узость специальной подготовки сковывает познавательный процесс, заграждает путь к широкому научно-философскому творчеству. Функция познания требует большой эрудиции и широкой осведомленности, дабы творческие силы могли развиваться вширь и вглубь.
Современное миропонимание отличается синтетическим единством. Отсюда — настоятельная необходимость знания всех сопредельных с избранной специальностью наук. Мои советы таковы: по мере возможности прослушай все те дисциплины, которые так или иначе могут соприкасаться с избранной специальностью. В частности, тебе необходимо быть знатоком теоретической физики и всех разветвлений математики.
— Я согласен с тобой, папа, — отвечал Виктор. — До поры до времени я решил послушать все основные курсы по математике. Кроме того, постараюсь без пропуска посещать теоретическую физику, другие сопредельные дисциплины и все, что необходимо для студентов-астрономов.
Вообще, ты же знаешь, меня очень интересует космогония. В этой науке существуют целые ряды неразрешенных проблем. Не разрешенных вследствие слабости математического анализа. Трудности, которые тут приходится испытывать математическому анализу, Джинс называет «ужасными». Здесь переплетаются всевозможные комбинации труднейших задач, и величайшие математики пасовали. Необходимо подняться до самых вершин математических знаний, чтобы приняться за разработку этих проблем. Поэтому я так нагружаюсь математикой. Мне необходимо решением всевозможных задач научиться применять математику к различным проблемам.
Отец и сын частенько находили время для бесед. Одна из них была особенно памятной.
— Папа, — сказал Виктор, — у меня имеется самостоятельная математическая работа, изложенная в нескольких тетрадях. Мне бы хотелось показать ее кому-нибудь из профессоров математики. Что ты можешь посоветовать?
— Кому из профессоров ты хотел бы показать свою работу?
— Не знаю. Сделай это по своему выбору!
Отец тут же отправился к профессору Кояловичу.
— Профессор! Мой сын учится в Институте имени Герцена. Говорят, он не лишен математических способностей. Вот работа, выполненная им. Прошу посмотреть. Представляет ли она какую-либо научную ценность?
Профессор улыбнулся:
— Прекрасно! Посмотрю непременно.
Он тут же углубился в чтение тетрадей и вскоре сказал:
— Это работа о тригонометрических функциях. Конечно, сейчас я не смогу как следует рассмотреть и оценить ее. Но у вашего сына хорошая голова и большая начитанность, хотя он слишком молод. Оставьте работу у меня. Я основательно ознакомлюсь и сообщу свое мнение вашему сыну. Прошу направить его ко мне дней через пять.
Вернувшись домой, отец рассказал о визите к профессору. Виктор с нетерпением ждал назначенного срока и немного робел. Он возвратился поздно вечером в мрачном настроении.
— Не вышло? — понял отец.
— Коялович признал, что у меня все выполнено хорошо и изящно, но ничего не поделаешь, все это уже известно.
В студенческие годы у Виктора было несколько таких «осечек».
Отец в таких случаях говорил:
— В этих неудачах, умеряющих необузданность твоей мысли, постепенно закаляется сталь мышления. Ты приобретаешь осмотрительность, терпение и хладнокровие.
А сам Виктор вспоминал беседу с Костинским в Пулкове и советы Петражицкого из книги «Университет и наука».
Первый учебный год в вузе был богат поучительными случаями. В целом он был годом разведки и ориентировки. Виктору было ясно, что нужно перевестись из педагогического института в университет. В университете читали такие лекторы, как Тихов, Горшков. Здесь можно было получить основательные знания по теории вероятности, теории множеств, математическому анализу.