– Ты говорил дядя, – повернулась Алина к жениху, – а он почти твой ровесник.

– Где же ровесник? – торопливо сказал Паша, и недобрая тень вдруг промелькнула в его глазах. – Сколько тебе, Иван? Лет двадцать семь, тридцать?

– Тридцать, – согласился Иван Петрович, – почти тридцать.

Похоже, Паша ревновал свою красавицу ко всему на свете. «Надо бы шепнуть ему, что я не считаю его невесту красавицей. Чтобы в будущем не возникало коллизий… Хотя какое будущее, завтра же закончу это дело».

– Как там у вас в Хабаровске? – спросила девушка.

– Ничего, жить можно. Лососи, китайцы, тайга – приморье одним словом, – беззаботно ответил Шмыга. Единственное, что знал он об этом городе, это то, что по карте он находится с правой стороны от Уральского хребта.

– Вы такую вкусную икру привезли. Паша угощал меня. Она у вас, наверное, копейки стоит?

Икру и лосося детектив купил в супермаркете на площади Горького. Он с подозрением посмотрел на Алину. Ему показалось, правда, только на мгновение, что лукавая усмешка тронула ее губы. Нет. Она серьезно ждала ответа на свой вопрос.

– Да. Во время нереста.

Иван Петрович быстро и с неожиданным для себя юмором пересказал недавно виденный по РТР сюжет о приморских браконьерах. Паша о Дальнем Востоке ничего не знал и нетерпеливо ерзал в кресле.

– Вань, ты, может быть, устал? – вмешался он. – Можно телевизор в твою комнату отнести…

– Иван, а вы что оканчивали? – спросила Алина, не обращая внимания на Пашино предложение.

– Университет, юрфак.

– Вау! – с восхищением воскликнула она. – Тяжело учиться?

Иван Петрович вспомнил общагу в Саратове, холодные комья пшенки по утрам, ночной клуб в бывшей конюшне на окраине, где он на втором курсе подрабатывал охранником, позор, с которым он провалил на первой сессии административное право… еще какие-то юношеские обиды полезли в душу.

Он с плохо скрытой горечью сказал:

– Не просто… – И вздохнул. – Зато библиотека там хорошая.

– А сейчас кем работаете? По специальности?

«Стоп!» – некий трезвый и холодный голос произнес в его мозгу. Он помедлил с ответом.

– В частной конторке. Гражданские дела. Скука.

– Ждете, как и все мы, больших дел и больших денег? – как-то просто спросила она.

Иван Петрович изумленно посмотрел на Алину. То ли освещение изменилось, то ли она переменила позу, но он увидел ее совсем другой – взрослой умной женщиной, в зеленых глазах которой дрожали золотые искры от настенных светильников.

– Хотелось бы, – сказал Шмыга, невольно подбирая живот и распрямляя плечи. Против загипсованного Паши он выглядел, наверняка, красавцем корнетом.

– Вы способный, вы своего добьетесь, по вам видно, – мягко сказала она.

– Да, мог бы, – неожиданно для себя согласился детектив, и внезапно со злобой подумал о Сибиреве. «Крутит старикан, крутит, держит в Нижневолжске на мелочевке. Вполне мог бы позвать к себе в Москву и привлечь к большим проектам».

– Вам надо в центр выбираться, в провинции вас не оценят. Моей маме предлагали Москву и работу, но она выбрала Нижневолжск и мужа.

«Я не говорил о Москве вслух!» Мимолетный испуг коснулся его, однако тут же испарился. Павел как-то резко встрепенулся.

– Линочка, мы сразу после свадьбы едем в Москву. Я еще не говорил с Димой, но он может нам на свадьбу квартиру подарить. Ему раз плюнуть. Не самую крутую, где-нибудь за кольцевой, но в Москве! Увидишь, он классный парень.

– Не откажет. Ему раз плюнуть, – еще раз с ожесточением повторил он.

– Надеюсь, – зябко передернула плечиком невеста.

– Вот только мамаша уперлась колом и стоит, – чуть не выругался Бурцев. – Знает, старая, что мы уедем, боится остаться одна, вот и долбит нас, долбит – молодые, без диплома институтского, без профессии…

– Ты бы навестил маму, – посоветовал детектив.

– Ее скоро выпишут, – отмахнулся Павел, и, враз обессилев, откинулся на спинку кресла. Он явно был еще слаб.

– Постель тебе приготовлю, – сказала Алина, поднимаясь. – И домой позвоню, что буду завтра.

– Ну, как? – прошептал «племянник», наклонившись к Шмыге со своего кресла, когда невеста вышла.

– Ты знаешь, не в моем вкусе, – небрежно отозвался детектив. – А так ничего, симпатичная, – добавил он, заметив, как помрачнел Бурцев.

– Симпатичная, – угрюмо повторил он, и еще раз наклонился к нему. – Иван, я за нее жизнь отдам, и любому глотку перегрызу, кто дорогу мне пересечет.

– Успокойся ты, сумасшедший! – засмеялся Иван Петрович. – У тебя свадьба скоро, а ты глотки грызть собрался! Расслабься.

Но Паша не отвечал, наверное, продолжая мысленно грозить неведомым врагам, собиравшимся покуситься на его невесту. Так и молчал, пока его не увела Алина. Она переоделась, и теперь на ней был короткий халатик, невзрачный, из хлопчатобумажной ткани, небрежно перехваченный тоненьким пояском. Да, и ноги ее далеко не безупречны, как теперь мог убедиться в этом детектив.

«Хороши, но коротковаты, пожалуй», – решил он, все же задержав на них больше внимания, чем положено для того, чтобы их просто оценить мужским взглядом.

На журнальном столике темно-синего стекла плоская коричневая бутылочка на двести пятьдесят граммов, две хрустальные рюмки, похожие на крохотные бочонки, раскрытая коробка шоколадных конфет…

– Коньяк «Дербент», – прочитал Иван Петрович. Прислушался. Из спальни, куда удалились влюбленные, доносился звук приглушенно работающего телевизора. «Коньяк покупал Паша на свои деньги, карманные, поэтому на хороший не хватило», – подумал детектив, и украдкой налил в один из бочонков немного жидкости светло-чайного цвета. Попробовал, причмокнув губами, и выпил разом, словно водку. Впрочем, по вкусу напиток ничем от водки не отличался.

«Да еще паленый», – поморщился Шмыга, отправляя в рот конфетку. Вытянул ноги.

«Осторожнее надо с любовью сына, Надежда Сергеевна – расслабленно подумал он. «Температура и скорость протекания этой биохимической реакции довольно велики. Сначала вы загнали в больницу Пашу, затем и сами в ней оказались. Не трогай чужой котелок, обожжешься!»

Основная мысль ясна, оставалось снабдить ее соответствующей аргументацией. Но все завтра… завтра. Этот вечер он хочет провести здесь, в чужом комфорте и в чужом уюте, который ненадолго стал ему родным.

«Что-то Алина слишком долго укладывает женишка», – подумал он с нетерпением. Выключил свет и подошел к окну, слегка отдернув штору.

На подоконнике с той стороны сидел черный кот с небрежно прорисованным белым галстуком на шее и смотрел на него круглыми желтыми глазами. Потом зевнул, обнажив розовую пасть с острым язычком, и вновь уставился на Ивана Петровича.

Легкие шаги скользнули за спиной, маленькие теплые ладони прикрыли глаза, и горячие губы щекотно коснулись затылка… Алина с едва уловимой насмешкой произнесла:

– Дядя Ваня, вас тоже спать уложить? Не получается без меня?

Он сжал эти ладошки, торопливо поцеловал одну за другой, не соображая, что делает, и не он ли несколько минут назад с высокомерием говорил что-то насчет чужого котелка… Затем повернулся и обнял юную девушку за плечи.

И в третий раз Алина поразила его своим превращением. Сейчас перед ним стояла маленькая беззащитная девочка с прижатыми к груди руками; девочка, которая только что совершила дерзость и теперь спокойно, даже с интересом наблюдала, какое же наказание она за это понесет. Стояла тихо, запрокинув голову, и в глазах ее, прежде цвета весенней зелени, сейчас тревожно шелестела темная осенняя ночь.

Казалось, самое естественное – это подхватить девушку на руки и, нежно целуя, отнести в постель… Но Шмыга медлил, ровное дыхание Алины касалось его груди, разжигая в сердце безобразное пламя, от которого начинал плавиться рассудок. Вот-вот и… но вдруг некто посторонний ответил его голосом, холодным и мерзки-равнодушным:

– Спасибо, я попробую уснуть сам.

Иван Петрович хотел обернуться, чтобы найти наглеца, сказавшего эти невозможные слова, и немедленно убить его, но в следующую секунду догадался, что это был он сам.