Все начинается с малого: сегодня ты не вышел на зарядку, завтра у тебя не подшит подворотничок, в субботу ты пойдешь в увольнение, напьешься и убьешь человека.

Сапоги. Как там у Окуджавы: «Ну куда от них денешься?». Основная заповедь курсанта: сапоги всегда должны быть начищены и блестеть как хм-м-м, вобщем хорошо блестеть, как у комбата. Сапоги нужно чистить с вечера, чтобы утром надеть их на свежую голову. Сапоги – это ваше лицо.

А если завтра война, а у вас грязные сапоги?

При обнаружении вспышки ядерного взрыва самое главное – это повернуться к нему спиной, чтобы сталь со штыка не капала на органы воспроизводства или казенные сапоги.

Ум хорошо, а два сапога все равно пара. Умом ты можешь не блистать, но сапогом блистать обязан!

Гимнастерка должна быть тщательно выстирана, ну, это только с вечера успеть и поглажена – это тоже с вечера. Но получаешь наряд на работу за невыполнение какого-то пункта и утром, и вечером.

Теперь постель. Застилаем, заправляем. Специальными досочками отбиваем край одеяла, чтобы постель смотрелась ровным прямоугольником, чтобы грани были как стрелки на брюках. Табуретки у кроватей выровнены, пол дневальные подметут и протрут, воздух в помещении проветрили, когда все были на физзарядке.

Построение на утренний осмотр.

– Курсант Федоров!

– Я!

– Головка от… БМ-14! Почему подворотничок несвежий?

– Да я…

– Наряд на работу вне очереди!

Такие диалоги сплошь и рядом во всех взводах. Отрабатывать наряды вечером после отбоя. Где находят работы для нарядчиков? В туалете. Здесь работ много. Поэтому в хорошей части у хороших командиров, и дисциплина хорошая, и медные ручки у краников в туалете блестят, и в писсуарах никакого отложения солей.

После построения уборка территории. На территорию идут не все, а 100 процентов. Вся территория воинской части поделена между подразделениями. Каждое подразделение отвечает за свой кусок. Проверяют территорию старшие командиры, с солдатами про территорию и недочеты говорить не будут. Будут наказывать офицеров, а те уже…

Поэтому к уборке подходят добросовестно, хотя лично у меня под локтем под гимнастеркой всегда новая книга. Командир из сержантов книжки не жалует, будешь при нем читать, найдет иное занятие. Вот и приходится изгаляться. Нахожу место в кустах, которое издали не просматривается и погружаюсь в иной мир, иные чувства, тем более вечером книгу кровь из носу нужно отдать в библиотеку, а то следующую могу и не получить.

Для страховки проверил, что окурков на территории не видно, шишек не нападало, в общем чистенько.

После территории завтрак. На завтрак шагаем радостно. Как курсанту проявить свою радость прилюдно, публично? Правильно. Идти с песней.

У каждого взвода есть своя строевая песня. Если со строевой подготовкой и вокалом ладится не очень, то перед завтраком можно дать кружок, второй по плацу с твердым шагом и бодрой песней. Редко, но бывало, когда взвод был не в настроении, песенная разминка затягивалась и в столовую приходили, когда большинство других подразделений уже покидали дом питания. Следует заметить, что пищу никто из посторонних никогда не присваивал и еда, пусть остывшая, но в полном ассортименте попадала по назначению.

Итак, хлеб выпекался на территории части, нормы на него какие-то были, но память их не донесла, поскольку хлеб ни белый, ни черный не ограничивался. Масло выдавали только на завтрак 20 грамм. По рассказам, где-то у кого-то старослужащие это масло отбирали, но у нас и в учебке, и в линейной части никогда никто на масляную пайку не покушался. И чай. В качестве горячего шла или картошка, или каша. Иногда макароны. На завтрак все это было в каком-то мясном бульоне или в чем-то похожем, по крайней мере с малюсенькими кусочками мяса. Иногда на завтрак давали рыбу и жареную, и вареную, но не часто. На ужин было овощное рагу, не каждый день, но раза четыре в неделю. Может шеф-повар его очень любил или врачи считали очень полезным, кто-то говорил, что овощное рагу – самое любимое блюдо жены командира полка. Врал, наверное. А там кто знает?

Кто и как колдовал с меню, сочетал блюда и рассчитывал белки с углеводами – не знаю, только через полгода у самого заморенного допризывника лицо превращалось, грубо говоря в морду, и начинало светиться от самодовольства и сытости.

Когда в девяностые годы стали раздаваться голоса, рассказывающие про то, что солдаты в армии голодают, я был просто шокирован. Ни тогда, ни сейчас я не могу себе представить голодающего солдата.

На обед давали обязательно первое – суп или щи, такие жирные, что на первых порах многие мучились от изжоги. На второе макароны или каша в компании с котлетой по нечетным и куском свинины по четным дням. Котлеты или свинина лежали на отдельной тарелке, ровно десять порций. Во главе каждого стола сидел сержант или старослужащий. Кто-то из них первым делом придвигал к себе тарелку с мясным блюдом, какое-то время брезгливо рассматривал котлеты или здоровенные куски сала с тонкими прослойками мяса. Затем отобрав наиболее мясосодержащие части блюда, остатки отодвигал в сторону курсантов. Как правило, желающих воспользоваться оставшимся продуктом находилось чрезвычайно мало. Даже привыкшие дома есть каждый день сало в самых разных видах украинцы, здесь от вареного сала отказывались почему-то.

С едой медлить не следовало. Если сержанту надоедало ждать, или он куда-то спешил по своим делам, или просто ему девушка плохое письмо прислала, а девушки ведь не понимают, что от их писем зависит иногда, если не жизнь, то, по крайней мере, благополучие, как минимум нескольких десятков человек (вот она женская ветреность), он мог скомандовать «Встать! Выходи строиться на улицу» и дымящиеся тарелки оставались нетронутыми, а глаза по-прежнему голодными. И в душе воцарялась неуютная сырая холодная осень и до ближайшего приема пищи была еще целая вечность.

Учебная батарея капитана Чекмарева готовилась к караулу. Подшивались, мылись, брились, драили сапоги, чтобы блестели лучше чем у комбата. Кто закончил с одеждой садился читать книги. Естественно, книги не художественные, а уставы, обязанности, инструкции и наставления. Все эти премудрости будут спрашивать на плацу на вечернем разводе караула. И только заступающие на кухню и в столовую спокойно ложились спать. Лишние два-три часа никому не повредят, тем более, что ночной сон обязательно укоротят на эти же два-три часа.

Наш третий взвод маялся без дела. Мы грустили. Все дело в том, что взвод совершенно случайно выиграл соревнование на лучшее подразделение. Тот кто выиграл, освобождался от службы в ближайший караул и шел в кино в офицерский клуб в воскресенье на дневной сеанс. Только были некоторые уточнения. В кино шли, если не было внеплановой работы. А внеплановая работа была всегда. И те, кто не шел в караул выполняли внеплановую. Делали ее, когда шла подготовка к разводу и наряду, работали, когда шел развод, бросались в прорыв на внезапные происки незапланированных работ, когда остальные стояли на постах, ликвидировали аврал, когда вся батарея отдыхала.

Мы были уже не самые распоследние салабоны, а несколько умудрённые солдаты, точнее курсанты, так как полк был учебный. Мы уже благополучно прослужили по два месяца, успели нахватать нарядов вне очереди, провести не одну ночь, отрабатывая их, и отстоять по два-три караула. Поэтому мы знали, что быть впереди, как впрочем и сзади, опасно для службы, для репутации да и для здоровья, пожалуй. Лучше всего золотая середина. Не даром говорят: «Не высовывайся – бит не будешь».