Славик зарделся, как божья коровка.
– Да ты у нас веришь в чудеса, оказывается! Двадцать пять лет, а мальчик все ждет Деда Мороза… И зря. Ни единого выигрыша нет, – заметила Катерина, перебирая карточки с изогнувшимися в прыжке спортсменами, виторогими козлами и знаками зодиака.
Все это были билеты мгновенной лотереи, везде серебристый защитный слой был стерт, но под ним не обнаружилось ни одного клада – если не считать выигрыша в десять рублей, который насмешил бы и нищего.
– Зачем хранишь? – поинтересовалась начальница. – Тебе дырки от бублика не нужны для коллекции?
Славик уже оправился от смущения, его длинное конопатое лицо вернулось к привычному оттенку и сейчас выражало упрямство и некоторую обиду.
– Я для рассчетов храню. У меня, между прочим, все по науке, – сказал он.
– Оч-чень интересно! Поделись, что за наука, не томи.
– Вы про теорию вероятности в курсе?
Катерина изумилась, услышав такие слова от своего шофера.
– Ну, где-то как-то…
– В этой лотерее – я по тиражу прикинул – шанс выиграть хорошую сумму один к пятидесяти тысячам.
– Негусто!
– А вот дальше начинается математика. Во-первых, люди, которые покупают лотерейные билеты регулярно, выигрывают в три раза чаще. Я на автомобильном форуме читал, это ученые доказали.
– Потрясающе!
– В три раза чаще – значит, делим мои шансы на три – получается приблизительно один из семнадцати тысяч.
Катерина с серьезным лицом внимала.
– Во-вторых, я везучий на бабки. В детстве, например, я все время деньги на земле находил. Друган мой, Валерка, – ни одной, а я – постоянно. Я посчитал однажды: я где-то в пять-семь раз везучей его! – вдохновенно рассказывал Саврасов, не забывая рулить. – Если в среднем я в пять-семь раз везучей, то поделим семнадцать тысяч хотя бы на шесть и – оп-ля! – вероятность уже один к трем тысячам.
– Дело на мази.
– Математика! Затем, я всегда смотрю астропрогнозы. Если пишут: водолеям удача в денежных делах – в этот день покупаю. А вероятность еще делю на два.
– Почему не на три?
– Я интуитивно чувствую, что надо на два, – твердо сказал Славик. – Итак, полторашка. Дальше. Если я купил, допустим, пятьсот билетов и ни один из них не выиграл – значит, выигрыш где-то в оставшейся тысяче. Уже один шанс из тысячи, а? Математика!
– Да-а… – протянула Жукова, взирая на Саврасова, как на лох-несское чудо. – С математикой не поспоришь! Но знаешь, Славик, тут даже красивее формула может быть.
– Какая? – ревниво спросил водитель.
– А такая, что если ты купил пятьсот билетов, они не выиграли и осталась тысяча… Пятьсот против тысячи – это шансы один к двум! Шоколадные шансы, я считаю.
Славик нахмурился. Что-то ему в формуле Жуковой показалось сомнительным – очень уж близко оказывалась удача – но где ошибка, он пока ухватить не мог.
– Один к двум! – со вкусом причмокнув, повторила Катерина. – Но, дорогой мой, есть поправочка… математика в нашей стране не работает! Можешь свои рассчеты спустить в унитаз.
– Как в унитаз? – потерялся Славик.
– Смело! Потому что у нас такие вещи по-честному не делаются. Здесь тебе не Швейцария! Думаешь, кто-то даст выиграть миллион чужому человечку? Хо-хоо!
– Вот жопа! – с чувством сказал Славик.
– Она, родимая.
– Я уже четыреста тридцать билетов купил!
Катерина соболезнующе поцокала языком.
– Рассчитал все… – вздохнул Саврасов.
– Расчеты шедевральные, наука на грани искусства. Но поверь мне – у меня в этих сферах знакомства, подноготную знаю – у нас в России математика работает в пределах ста рублей. Купи семь литров пива, выиграй ручку от пивной кружки – это пожалуйста.
В знак сочувствия хозяйка похлопала Славика по колену.
Саврасов молча подрезал пыльный фордик, перестраиваясь в левый ряд. Внутри он клокотал. Обида на жизнь-злодейку, на чертову страну и на Жукову, принесшую дурные вести, раздувала ему ноздри. За стеклом в синеве вечера проносилась Москва, сияя неверными огнями рекламных обещаний.
Опять – в который раз! – судьба подсунула Славе кукиш. Мечты об обогащении одолевали его постоянно, грандиозные планы рождались и умирали, чаще всего не выходя за пределы Славиковой головы. Лотерейное предприятие было одним из тех немногих случаев, когда он от планов перешел к решительным действиям, железно веря в свою удачу.
Саврасов покосился на свою хозяйку. Жукова пудрила нос и выглядела вполне довольной жизнью. Между тем именно с ней был связан предыдущий гениальный план Славика.
План включал в себя: обольщение, прогулки по лучшим ресторанам столицы, походы в кино и поцелуи на последнем ряду, ночь страсти в роскошной квартире Катерины на Сретенском бульваре (с опробованием мебели в каждой из пяти комнат), а затем и прочие ночи страсти, а также дни счастливого безделья и безудержного шопинга – в Москве, Милане, Париже, далее везде. Где-то на горизонте наподобие облачного палаццо возвышался брак с Катериной Васильевной – несколько прекрасных лет для них обоих, во время которых Славик дарил бы продюсерше свою молодость, а она ему в ответ – итальянские костюмы, хронографы белого золота и приземистые скоростные машины. А если когда-нибудь чувства Славика угаснут, то после развода он по-любому станет на сколько-то килобаксов богаче.
Хотя предполагалось, что с первого же дня романа продюсерша будет поливать дорогого друга деньгами с напором брандспойта, Саврасов не видел в своих планах большой корысти. Какая корысть, что вы?
Ибо он влюбился. И стало невозможно вспомнить, с чего началось его чувство: со взгляда на точеный профиль Катерины, с ее серых, мерцающих силой глаз – или с ее мощного джипа, с золотистой пластиковой карты, которую она подавала на заправке небрежным жестом, не глядя на обслугу, или с невероятной квартиры в доме с лепниной.
Еще древний человек научился сплавлять медь с оловом, чтобы получать гораздо более прочную бронзу. Славик научился сплавлять любовь с практической пользой, и нужно отметить, что его любовь от этого сплава становилась только сильней.
Без денег Катерина была лишь симпатичной бабой с характером, румяным фруктом на грани переспевания. С деньгами она превращалась в загадочную и притягательную сирену.
К сожалению, на пути Славиковой любви встали три препятствия.
Во-первых, он совсем не был мастером обольщения. Долговязая фигура Саврасова обретала идеальное равновесие за рулем, а на суше он не знал, куда девать руки-ноги. Танцевал, как стреноженный верблюд во хмелю. Стоя, сутулился. Делая комплименты, запинался, терял мысль и помимо воли сползал в какие-то нелестные двусмысленности. Его длинное лицо скорее подходило типажу молодого Дуремара, чем донжуана. Что временами у Славика все же случались короткие, как парад планет, романы, являлось несомненным доказательством тезиса: чудеса рядом.
Славик надеялся, что Жукова, заметив его томные взоры, возьмет инициативу соблазна на себя (как брали ее прежние редкие пассии Саврасова, худосочные мрачные девицы). Но тут вступало в силу второе препятствие: Катерина почему-то не хотела соблазнять Славика.
Взоры она игнорировала, намеки на страсть сводила к шутке, а попытки поддержать ее под локоток встречала с равнодушием снежной бабы.
«Ее пугает разница в возрасте!» – наконец догадался Славик. К сожалению, возникло третье обстоятельство, окончательно разрушившее его любовно-матримониальные планы: Матвей Холманский. Красавец-актер, кудри у которого лежали подобно завиткам первосортного сливочного масла, грудные мышцы были накачаны, как шины только после шиномонтажа, а профиль можно было бы чеканить на медных блюдах и вышивать на ковриках и прочих изделиях массового спроса. У Жуковой начался с ним роман. Видя в зеркале воркующую на заднем сиденье парочку, Славик понимал: четырнадцать лет разницы с Холманским Катерину совсем не пугают, в отличие от четырнадцати лет разницы с ним.
Между тем Катерина, хотя и предпочла другого, к Славику теперь относилась с гораздо большей симпатией. Видимо, неуклюжая страсть Саврасова не только забавляла ее, но и оказалась лестна. Время от времени водитель стал получать от хозяйки подарки: то коробку шоколадных конфет, присланных телеканалом, то билеты на кинопремьеру. «Хоть шерсти клок!» – думал Славик, лопая нелюбимый шоколад. Повздыхав, он смирился и теперь смотрел на Жукову философски, как на совершенно бесполезный, даром никому не нужный и наверняка кислющщий до оскомины зеленый виноград.
