До свидания. Обнимаю тебя с братской нежностью.

Твой верный друг Александр".

* * *

Майор Янин выполнил свое обещание: всем командирам, прибывшим в полк из госпиталей, было назначено усиленное питание. Благодаря этому я стал ощущать, как с каждым днем прибавляются силы, но, к сожалению, не так быстро, как хотелось бы. Это я понял во время первого марш-броска. Крепился, крепился и все же на обратном пути, почти у самого лагеря, споткнулся и упал. Поднялся с большим трудом: ноги подкашивались. Ко мне подбежал Барановский с четырьмя крепкими курсантами. Застыдившись своей слабости, я стиснул зубы и затрусил из последних сил. Барановский, тяжело топая рядом, уговаривал лечь на плащ-палатку:

- Да не стесняйтесь, товарищ лейтенант, все ж понимают, что после госпиталя вы еще не оправились! Тут и здоровые мужики еле держатся. Вон в соседней роте бойцы лейтенанта Горшкова с самого начала марш-броска на руках несут, иначе он и полкилометра не пробежал бы: у него обе ноги перебиты.

Я и сам заметил, что многих ослабленных тяжелыми ранами и болезнями командиров бойцы поочередно несут на руках. Однако, желая прервать настойчивые уговоры старшины, который, видимо, опасается, что я снова упаду, нарочито строго кричу:

- Отстаньте, товарищ старшина, у меня ноги целы! - Заметив, как измотали младшего политрука Захарова оставленные позади километры, пытаюсь шуткой смягчить окрик: - Кладите товарища Захарова, уж очень завистливо он посматривает на плащ-палатку.

- А я не против, - смеется Захаров, на бегу смахивая пилоткой пот со лба.

Радуюсь, что в расположение роты добрался "со щитом", а не "на щите". Во избежание повторения подобного конфуза стал выкраивать время для тренировок в беге.

С каждым днем ближе узнаю товарищей по работе. Очень нравится младший политрук Захаров. Добрый и сердечный, он умеет подобрать ключи к сердцам людей. Для политработника это особенно важно. Военная подготовка у него слабая, в методике обучения он целиком полагается на меня, однако обладает способностью увидеть "основное звено" в тех задачах, которые нам приходится решать. И неудивительно, что Захаров сразу понял мою озабоченность низкими результатами боевых стрельб и приложил много сил, чтобы помочь мне добиться более высоких показателей. Во время занятий по огневой подготовке Захаров постоянно находился во взводах. Его можно было видеть в группах, изучающих станковый пулемет и отрабатывающих приемы стрельбы из него, среди бойцов, овладевающих мастерством стрельбы из противотанкового ружья. Он старается использовать каждый перерыв, чтобы побеседовать с бойцами о положении на фронтах, о самоотверженной работе тружеников тыла, о трудовом героизме комсомольских фронтовых бригад{22}.

Командир первого пулеметного взвода Кузьмичев до войны работал снабженцем на одном из заводов. Веселый, энергичный, физически очень крепкий, он явно тяготится повседневной, кропотливой работой по обучению и воспитанию бойцов. Да и трудно ему приходилось. На краткосрочных курсах он не особенно утруждал себя учебой и кое-как освоил программу обучения. Оружие, как я убедился, изучил нетвердо, да и стреляет из него недостаточно стабильно. Некоторые сержанты из его взвода показали себя более подготовленными. Это обстоятельство мучает самолюбивого Кузьмичева. Однако он не пытается упорной учебой ликвидировать свое отставание, стыдится, видимо, признать свою недостаточную компетентность. Приходится уделять ему много внимания. Зная о его повышенном самолюбии, стараюсь почаще обращаться к нему с просьбами помочь мне разобраться в том или ином вопросе. Это ему приятно и одновременно вынуждает копаться в уставах, наставлениях, думать о том, как лучше организовать занятие, и я с удовольствием наблюдаю, с какой гордостью он "просвещает" меня по некоторым вопросам, в которых сам впервые сумел разобраться до конца. Но однажды Кузьмичев в присутствии Захарова заявил:

- Не гожусь я учить других! Отправьте меня на фронт. Там я покажу, на что способен.

- Младший лейтенант Кузьмичев, - голос политрука неожиданно зазвучал жестко, а добрые глаза сузились, - на фронт посылают не в наказание. Эту честь надо заслужить. Каждодневный, напряженный, самоотверженный труд требует от человека большого мужества и стойкости. Еще не известно, где вы принесете вреда больше: в тылу или на фронте. В тылу допущенные вами ошибки может поправить старший командир, а на фронте за них будут расплачиваться кровью ваши подчиненные. Запомните это, младший лейтенант. Больше настойчивости проявляйте в обучении, да и сами учитесь самым серьезным образом, тогда и проситься на фронт будете иметь моральное право.

Голос политрука звучит сурово. Кузьмичев то краснеет, то бледнеет. Обиженно посмотрев на нас, он раздраженно восклицает:

- Я же на фронт прошусь, а не в заведующие столовой!

Мы еще долго беседуем с упрямым командиром, пытаясь пробудить в нем интерес к учебе и воспитательной работе. Он внимательно слушает, соглашается, высказывает свое мнение, но, уходя, неожиданно спрашивает:

- А если мои бойцы сдадут экзамены хорошо, отпустите меня на фронт?

- Толковали, толковали с вами, а все, оказывается, впустую. - Политрук в досаде сильно хлопает ладонями по коленям.

С таким же упорством, как и Кузьмичев, добивался направления на фронт лейтенант Катученко, и если первый рвался туда из-за неумения обучать подчиненных и ущемленного самолюбия, то второй мечтал в боевой обстановке проявить свои знания.

С командиром взвода истребителей танков лейтенантом Катученко мы были одногодками. В одно время закончили училище. После выпуска он был назначен командиром стрелкового взвода одной из частей, стоявших в Сибири. Поэтому в методике проведения занятий лейтенант Катученко уже имел некоторый опыт. Однако тактика действий и огневая подготовка истребителей танков были и для него делом новым. Можно сказать, что он учил своих подчиненных и одновременно учился сам.

Так вот, через два дня после моего вступления в командование ротой Катученко вручил мне рапорт, в котором просил ходатайствовать о зачислении его в маршевый батальон. Мы с Захаровым пытались доказать лейтенанту, что, обладая хорошей военной подготовкой, он принесет большую пользу, обучая младших командиров для действующей армии.

- Поймите, - убеждал Захаров, - это нужно для победы!

- У нас в полку есть старики и инвалиды, им и карты в руки. Пусть они учат, а молодежь должна воевать.

- И почему это вы, лейтенант, считаете меня стариком? - насмешливо спрашиваю я. - Ведь мы с вами ровесники.

- Речь не о вас, товарищ лейтенант! - Катученко на мгновение смущается. - Таких молодых, как я и вы, в полку немного, большинству же за тридцать перевалило, многим за сорок и даже за пятьдесят... К тому же вы уже побывали на фронте, а я еще нет.

Так и не смогли мы убедить Катученко. Уходя, он предупредил: - Все равно буду добиваться отправки на фронт.

В душе я ему сочувствовал.

* * *

В двадцатых числах мая впервые заступаю дежурным по части и лишь теперь понимаю, насколько многочислен запасной полк. На котловом довольствии состоит около восьми тысяч бойцов и командиров! Столько не насчитывали даже стрелковые дивизии, в которых я воевал. А сколько различных специалистов готовится здесь! Чтобы поддержать в части твердый порядок, нужны четко налаженные внутренняя и караульная службы. Целые сутки на моих плечах лежит ответственность за несение службы как внутренним нарядом, так и караулами. Все для меня оказывается новым, незнакомым, ибо прежде никогда не приходилось дежурить. И снова с благодарностью вспоминаю своих наставников, которые сумели дать нам, курсантам, представление о том, как практически осуществляются обязанности дежурного по части, определенные соответствующими уставами.

В один из воскресных дней, а они тоже были учебными, мы перед ужином выкроили часик для проведения соревнований на спортивных снарядах. Членами жюри Захаров пригласил комбата Темнова и начштаба Плитмана. Комбат, узнав о цели командирского соревнования, охотно согласился выступить в качестве судьи.