— Я думал, ты подскажешь.

— Он думал. Индюк тоже думал, да в суп попал. Откуда я тебе его возьму.

— Ладно, оставим. Все равно — ты прекрасно понимаешь — это должно было случиться. Так что, если хочешь — помоги, не хочешь — твое дело. Разберусь сам.

— Да, ты и раньше частенько откусывал больше чем мог разжевать.

Это напоминало куплет из одной песни, и, подражая Френки Сенатре, я запел:

— И конечно, находишь это правильным without exemption?

— Конечно. Хотя я не думал, что ты знаток американских песен.

— Плохого же ты обо мне мнения. Но это — твои проблемы. А их у тебя и так выше крыши. Так что заварил кашу — сам теперь расхлебывай. Когда моя помощь станет необходимой, я сам тебя найду.

В дверях показался Вольдемар — серый волк, бывший проводником у Яны, и каким-то внутренним чувством я понял, что мне пора. Мы перебросились с Вольдемаром парой слов, и он проводил меня до дверей. Состояние было пакостным. «Однако, никто не мешает сегодня погулять от души, а там — будь что будет», — подумал я и отправился за Яной.

Вскоре суматоха бала нам наскучила, и я опять пригласил Яну к себе в Замок. Она наверно думала, что мы опять займемся инкарнациями, и не собирался ее разубеждать. По крайней мере, пока мы не дошли до Замка. А в Замке нас уже ждал Соловей.

— Ну, как твоя русалка? — с порога спросил я.

— А, опять убежала. — он махнул рукой, — И шит с ней. Все равно на-вер-ня-ка (некоторые русские слова ему давались еще с трудом) — это твоя мыслеформа… Но я не о том. У тебя случайно нет ключа двадцать два на двадцать четыре?

— Нет.

— Ну, я так и знал. Тогда я пошел.

— Может посидишь с нами.

— Да нет, — и он растворился в дверях.

— Зачем ему этот ключ? — спросила Яна, когда он ушел.

Вопрос был, конечно, интересный. Ясно было, что Соловей затеял какую-то шутку, точнее пакость. Но какую? Об этом можно было только гадать. А что-что, а гадать у меня настроения явно не было. Поэтому я просто решил, в свою очередь, подшутить над Яной.

— Зачем? Да наверно у него канализация засорилась, — ответил я.

— А разве здесь канализации засоряются?

— Тебе честно сказать?

— Да.

— До тебя — никогда.

Несколько секунд ей потребовалось, чтобы осознать, что я сказал, после чего в меня одна за другой полетели стоящие на столе тарелки. Уворачиваясь, я побежал из зала. Конечно, в спальню.

И когда процесс достиг апогея, из стены высунулась физиономия Соловья, которая повторила тот же вопрос:

— У вас нет ключа двадцать два на двадцать четыре?

Оторопев от неожиданности, я просто ответил:

— Ну я же уже сказал, нет.

— Так я вам принес ключ двадцать два на двадцать четыре. А что это вы тут делаете?

Что тут началось! Яна, наконец, осознав ситуацию, завизжала, я вскочил с… кровати и бросился на Соловья, но тот уже ушел сквозь стену. Вообще проходить сквозь стены у нас можно только приняв особый напиток. Этот напиток, естественно, всегда был страшным дефицитом, и где его достал Соловей — одному Богу известно. У меня лично этого напитка не было, и, таким образом, мне оставалось только материться. Представляете мою злость?!! Рвя и меча, я вызвал свою охрану, и приказал ей во чтобы ты не стало отловить этого придурка. Естественно, я понимал, что это уже практически бесполезно, и лучшее, что я могу сделать — это придумать какую-нибудь еще более крутую под…колку для Соловья, но нужно же было держать марку перед Яной. В какой-то степени я был даже благодарен Соловью. Представляю, как скучно бы было без его шуток.

Между тем время, отпущенное на бал, подходило к концу. И нам ничего не оставалось, как отправиться к Радужному Мосту, ведущему на Землю. Яна еще не знала, что, провожая ее по Мосту, я с достаточной точностью мог определить ее земное местонахождение, коим оказался один из уральских городов. Но об этом — в другой раз.

Проснувшись поутру, я заметил, что вчерашнее желание не покладая рук искать Хеймдалла заметно поубавилось. Да и как это можно делать, не покладая рук, является большим вопросом. Поэтому, я как всегда, решил положиться на старый добрый русский авось и спокойно заниматься своими делами. А так как была суббота, и на работу идти было не надо, я подумал, что самое большое дело сейчас — поваляться в постели, чтобы взять реванш у накопившегося за неделю хронического недосыпания. И только я это решил, в дверь позвонили. «А, кто-нибудь откроет», — подумал я, но не тут-то было. Никто и не чесался. Скорее всего, сестра с зятем еще спали, а мама с папой были у бабушки. В дверь позвонили еще. С чувством глубокого негодования я натянул домашние спортивки и, проклиная все на свете, поплелся к двери.

— Кто там? — спросил я.

Вообще-то спрашивать «кто там» было скорее проформой, потому что мама, уйдя к бабушке, чья квартира находится в том же подъезде, как всегда забыла захлопнуть дверь.

— Вам письмо, — ответил женский голос. — Срочное. Из заграницы.

Я как раз ждал ответа от оргкомитета одной конференции, намечавшейся иметь место быть примерно через полгода в Штатах, и на которую я возлагал большие надежды, потому что шеф обещал пробить финансирование на поездку. На секунду далекая неизвестная Америка мелькнула пред внутренним взором, и чувство глубокого негодования, с которым я шел к двери, напрочь улетучилось. Дверь отворилась, и на пороге я увидел симпатичную девчушку лет восемнадцати. Она назвала мои имя и фамилию, произнося звук оу вместо звука у, как это на французский манер пишется в латинской транскрипции моего имени, и спросила, я ли это.

— Да, — ответил я, — Собственной персоной.

— Вам письмо. Распишитесь в получении.

Я расписался.

— А вы наш новый почтальон?

— Нет, это экспресс-почта, — Кстати, довольно дорогая. Видимо ваша шведская подруга вас очень любит.

Она кокетливо улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.

— Понятия не имею. Однако, спасибо. Буду рад увидеть вас еще.

— Пишите, то есть получайте больше писем, увидимся — ответила она.

— Постараюсь. А может не будем ждать. Может чайку… или кофе? Или что-нибудь еще?

— Да нет, я на работе. До свидания, — она быстро пошла вниз по лестнице.

— Зря, зря, — сказал я ей вслед и закрыл дверь.

Я, конечно, совершенно не думал, что она примет мое приглашение, и очень бы удивился, если бы случилось наоборот. Однако еще больше я удивился письму из Швеции. Кто его мог написать? Линда Андерсен. Это имя на обратном адресе мне ничего не говорило. Кто же все-таки меня там знает? Год назад я, заинтересовавшись рекламой летних курсов шведского языка, о которых писал «Iностранец», я послал по приведенному там адресу запрос, на который через пару месяцев пришел ответ. И ответ крайне не устраиваемый. Да, именно не устраиваемый. Потому что несмотря на формальную вежливость, содержащаяся в нем информация явным образом свидетельствовала, что выдвигаемые требования к предварительным знаниям языка и их документальным подтверждениям, мягко говоря, превышают мои скромные возможности. Кроме того, даже под микроскопом там нельзя было найти упоминания о предоставляемой курсистам из СНГ стипендии, которая так хорошо упоминалась в «Iностранеце». Впрочем, я уже давно привык относиться к приводимым в газетах данным с известной долей скептицизма. И то, что мои письма вообще дошли до адресата, было уже еще каким хлебом. Но кто же все-таки мог послать мне это письмо? И тут мне в голову пришла гарная идея. А что если его открыть и прочитать… Идея мне очень понравилась. И я открыл конверт.

В конверте лежало два отпечатанных листа и кодоковская фотография. Весьма занятная, кстати, фотография. В центре ее на большом, похожем на трон кресле с деревянными птицами на углах, сидела красивая блондинка. «Шведка», — подумал я, и лишний раз восхитился своей догадливостью. С обеих сторон от «шведки» стояли два парня. Один высокий блондин с видом типичного викинга, усиливающемся одетым на голову рогатым шлемом. Другой — пониже, темнее, с прической Кашпировского и ужасно хитрой физиономией. Оба они были одеты в белые рубашки, а также черные брюки и галстуки. На девушке же было длинное красное платье, явно не повседневного вида. Современная одежда парней в контрасте со стилизацией под древность создавали непередаваемый маразм. Таким же маразмом отличались снимки, сделанные в нашей компании, что уже роднило нас с этими шведами. И с нетерпением я взялся за само письмо.