– Опора, да не та, – отвечал Дубасов. – Гвардейские офицеры – одно только название, что гвардия. Сидите в Петербурге, на балы ходите. А кто за вас Отечество защищает, кто кровь проливает? Мы, армейские офицеры.

Обозлился Вяземский, полез в драку. Только Дубасов был умнее. Драться не стал, а бросил к ногам поручика перчатку: вызывал Вяземского на дуэль – стреляться.

Узнал Митька о случившемся, думает: «Как так, из-за такого дела – и стреляться? Мало ли на селе мужики спорят. Так ежели из-за каждого спора стреляться, скоро и живых не останется».

Достал поручик ящик с пистолетами, почистил, щелкнул Митьку по носу и поехал за секундантом.

Лег поручик в этот день раньше обычного. Лег и сразу заснул.

А Митьке не спится. «Как это так? – думает. – Завтра стреляться, а он хоть бы хны».

Утром, еще не рассвело, приехал за поручиком секундант.

Оделся поручик, умылся, выбежал на улицу и сел в возок.

– А как же я? – остановил его Митька.

– Что – ты? – говорит поручик. – Сиди дома, вари кофе. Через час буду. – Потом подумал, добавил: – А коли беда случится, поезжай, Митька, в Рязанскую губернию, разыщи поместье Василия Федоровича Вяземского, скажи: мол, так и так. У него и останешься. Понял?

– Понял, – ответил Митька, а самому про это и думать страшно.

И стал Митька ждать поручика. Ждет час, второй, третий. Нет поручика. «Ну, – решил Митька, – убили».

А вечером поручик вернулся. Весел, насвистывает что-то. Бросился Митька к нему.

– Ну как? – спрашивает.

– Что – как?

– Ну, дувель эта самая…

– А, дуэль! – усмехнулся поручик. – Что дуэль… Застрелил я его. Вот и всё. – И щелкнул Митьку опять по носу. – Только утром это еще было.

А у Митьки от этих слов как-то и радость прошла. «Чего стрелялись? – думает. – За что человека убили?»

Не сошла поручику дуэль с рук.

Про убийство майора Дубасова узнала сама императрица Екатерина Великая. Приказала она разжаловать поручика из гвардейских офицеров и направить в действующую армию.

А в это время как раз война с турками шла. Русские осадили турецкую крепость Измаил.

Под Измаил и послали Вяземского.

И стал он теперь не гвардейский офицер, а просто поручик армейский.

– Плохи наши дела, – сказал поручик Митьке. – Опять на войну. Да нам не привыкать! На войне еще интереснее.

И Митька думает: интереснее. А все же из Петербурга уезжать жаль. Да и не знает Митька, что с ним будет. Говорит поручику:

– А что со мной будет?

– Поедешь, – отвечает Вяземский, – в Рязанскую губернию.

– Вот те раз! – опешил Митька. Смотрит на поручика, чуть не плачет.

Походил, походил, а потом подошел к Вяземскому, говорит:

– А возьми меня, барин, с собой!

– Как – с собой? – удивился поручик.

– На войну, – отвечает Митька.

– На войну?

– На войну.

– Так что ты там будешь делать?

– Турка бить буду, – говорит Митька.

– «Турка»! – расхохотался поручик. А сам подумал: «Может, и взять?»

И вот помчались поручик и Митька через всю Россию на перекладных от Балтийского до самого Черного моря. Менялись тройки, летели версты, проносились сёла и города. Митька сидел важный: Митька на войну ехал.

Неприступной считалась турецкая крепость Измаил. Стояла крепость на берегу широкой реки Дунай, и было в ней сорок тысяч солдат и двести пушек. А кроме того, тянулся вокруг Измаила глубокий ров и поднимался высокий вал. И крепостная стена вокруг Измаила тянулась на шесть верст. Никак не могли русские генералы взять турецкую крепость.

И вот прошел слух: под Измаил едет Суворов. И правда, вскоре Суворов прибыл. Прибыл, собрал совет.

– Как поступать будем? – спрашивает.

– Отступать надобно, – заговорили генералы. – Домой, на зимние квартиры.

– «На зимние квартиры»! – передразнил Суворов. – «Домой»! Нет, – сказал. – Русскому солдату дорога домой через Измаил идет. Нет дороги отсель иначе!

И началась под Измаилом новая жизнь. Приказал Суворов насыпать такой же вал, какой шел вокруг крепости, и стал обучать солдат. Днем солдаты учатся ходить в штыковую атаку, а ночью, чтобы турки не видели, заставляет их Суворов на вал лазить. Подбегут солдаты к валу – Суворов кричит:

– Отставить! Негоже, как стадо баранов, бегать! Давай снова!

Так и бегают солдаты то к валу, то назад. А потом, когда научились подходить врассыпную, Суворов стал показывать, как на вал взбираться.

– Тут, – говорит, – лезьте все разом, берите числом, взлетайте на вал в один момент.

Несколько раз Митька бегал смотреть Суворова. А как-то Суворов приметил Митьку и спрашивает:

– Что за солдат?

– Солдат гренадерского Фанагорийского полка! – отчеканил Митька.

– Ай-яй! – удивился Суворов. – Солдат, говоришь?

– Так точно, ваше сиятельство! – ответил Митька. К этому времени Митька уже научился рапорт как следует отдавать.

Посмотрел Суворов на Митьку, подивился, говорит:

– Ну, раз солдат, так другое дело. Солдатам у нас почет. – Снял Суворов свою шляпу и низко Митьке поклонился.

Только дело на этом не кончилось. Вызвал, оказывается, в тот же день Суворов поручика Вяземского и приказал Митьку домой отправить.

Загрустил Митька. Да и поручик привык к мальчику, отпускать не хочется. Тянули они с отъездом. А чтобы Суворову и генералам на глаза не попадаться, сидел Митька больше в палатке, все выходить боялся.

Между тем русская армия подготовилась к бою. Суворов послал к турецкому генералу посла – предложил, чтобы турки сдались. Но генерал ответил: «Раньше небо упадет в Дунай, чем русские возьмут Измаил».

Тогда Суворов отдал приказ начать штурм.

В ночь на И декабря 1790 года русские пошли на приступ.

Отдернул Митька полог палатки, стал смотреть. Палатка как раз так стояла, что из нее крепость была видна. Только сейчас была ночь, туман, и Митька ничего не видел. Лишь слышал громыхание пушек и ровный гул солдатских голосов.

А когда наступил рассвет, Митька разглядел, что русские уже прошли ров, поднялись на крепостной вал и по штурмовым лестницам лезли на стену.

Шла стрельба. Над крепостью поднимался дым. На стене, один к одному, словно воробьи на изгороди, сидели турки. А вокруг крепости – и прямо перед собой, и слева, и справа, куда хватал глаз, – видел Митька, как двигалось, как колыхалось и плескалось со всех сторон огромное солдатское море. И казалось Митьке, что это вовсе и не солдаты и Измаил не крепость, а гудит перед ним, перекатывается и воет огромный пчелиный рой.

И вдруг внимание Митьки привлек русский офицер. Опередив других, офицер уже был почти на самой стене. Он ловко карабкался по лестнице, взмахивал шпагой и что-то кричал. Присмотрелся Митька – и вдруг признал Вяземского.

Вот поручик пригнулся, вот снова выпрямился… Вот свалил выстрелом высунувшегося из-за стены турка.

– Ура! – закричал Митька. – Ура!

А поручик уже на стене. Еще никого нет, а Вяземский там. Стоит машет шпагой. Сбило с поручика шляпу, сорвало парик. Развеваются по ветру русые кудри. Отбивается поручик от турок и снова что-то кричит и кричит. И вот Вяземский уже не один, рядом с ним русские солдаты. Прыгают солдаты по ту сторону стены.

И вдруг видит Митька, как поручик хватается за бок. Роняет шпагу… Минуту держится… Потом приседает, неловко поворачивается и падает вниз.

– Барин, барин! – кричит Митька, выбегает из палатки и бросается к крепости.

Подбегает к стене, хватается за штурмовую лестницу.

– Ты куда? Смерти захотел?!