Но Зейнаб крепко держит паспорт. Она смотрит на черные печати, черные милицейские штампы, заполняющие листочки паспорта. Их там четыре — большие прямоугольные штампы, по два на странице. На верхних написано: "Прописан постоянно", на нижних — «Выписан».
Тетя Зейнаб протягивает паспорт Курбану.
— Прочитай-ка, сынок, что тут написано.
— Город Баку. От-де-ле-н… милиция… Дальше непонятно… Про-пи-сан постоянно. Пос. Муса-бе-кова. Нач. пасп. стола — подпись. Еще дата…
Курбан горд, что так лихо читает по-русски. С довольным видом глядит он на тетю Зейнаб.
Старушка тычет пальцем в другую печать:
— Вот это прочти!
Курбан снова делает серьезное лицо.
— Тут тоже: Город Баку. От-де-лен… Выписан. Все то же самое… Внизу подпись: нач. паспорт, стола. И дата.
Тетя Зейнаб показывает на штамп на другой странице:
— Это читай!
Курбан снова с превеликим старанием принимается за дело. Читает он про себя, от усердия шевеля губами. Потом поднимает голову.
— И здесь то же самое, тетя Зейнаб, больше ничего не написано.
Женщину словно ударили. Лицо ее сразу темнеет. Она вырывает у Курбана паспорт.
— Читать не умеешь! — гневно говорит она.
Курбан оторопел. Вытаращив глаза, с бесконечным удивлением смотрит он на старую женщину. Ашраф тоже поражен — никогда прежде не видел он Зейнаб в таком состоянии. Он осторожно берет у нее паспорт. Нацепляет очки и после долгого изучения печатей говорит виновато:
— Он верно все прочел, Зейнаб. Ничего здесь больше не сказано… А что, полагаешь, должно быть написано?
— Ну, про него… Про Ахсана… имя-то его написано?
— Нет, не написано.
— И Ахмедово имя не написано?
— Не написано, Зейнаб.
— Не может такого быть! Прочесть не умеете. Давай сюда! Пойду к учителю Гусейну — он прочтет, он детей русскому языку учит! Имена не написаны! Как же это? Они ж родные мои сыновья! Не умеете вы читать!
Тетя Зейнаб разгневана, потрясена, вот-вот заплачет. И заплакала. Вытерла глаза кончиком головного платка. Дядя Ашраф отвернулся, Курбан опустил глаза…
— Зейнаб! — Дядя Ашраф вздыхает. — Зря ты себя растревожила. Тут имена ни при чем, тут имён писать не положено. Из надписей другое видно: Ахсан твой квартиру получил! Видишь печать? Она свидетельствует, что и тебя в ту квартиру прописали. А эта — что выписали, нельзя было не выписать. Или ты там, при них, должна оставаться, а если тут, значит, там надо с учета сниматься… Поняла в чем дело-то? Квартиру твой сын получил!
— Получил?! — Зейнаб снова преобразилась. Опять лицо ее засветилось радостью, опять сияют глаза.
— Квартиру получил?! Чего ж сразу-то не сказал, Ашраф?
У Ашрафа на лице тоже разглаживаются морщины. Он садится и быстро начинает списывать что-то с паспорта.
— Получил! — говорит он. — Получил твой Ахсан квартиру, это здесь в точности указано. Мы ведь, Зейнаб, тоже немножко грамоте понимаем… Ну-ка подпиши эту бумажку — деньги тебе сейчас дам. Так что вот: сын твой получил квартиру. Поздравляю тебя, Зейнаб!
Тетя Зейнаб обмакивает палец в чернила и прикладывает к тому месту, которое указывает Ашраф.
— Спасибо, Ашраф, на добром слове. Получил, значит… Ну, дай им бог всяческого благополучия… А мы тут уж как-нибудь… Много ли жить-то осталось?..
Тетя Зейнаб берет паспорт, бережно заворачивает его в чадру. Берет деньги.
— Прости меня, сынок, — говорит она. — Погорячилась я.
И, отворив дверь, выходит.
4
В задумчивости бродит Зейнаб по дому. То шкаф откроет, то в нише шарить начнет, а что ищет, сама не знает. Подойдет к столу, возьмет фотографию, подержит, другую возьмет… Пенсия ее лежит на столе, как раз против портрета Имрана. С других фотографий, снятых на фоне Девичьей башни, Приморского бульвара, музея Низами и прочих достопримечательностей Баку, смотрят на тетю Зейнаб два младших ее сына…
Тетя Зейнаб выходит в коридор. Берет чайник, ставит на подоконник. Вспоминает, что нужен стакан, открывает шкаф, достает из него стакан. Наливает себе чаю и со стаканом в руках садится в углу, на паласе, опершись спиной о стену. Отпивает глоток, потом поднимает глаза на солдата.
— С доброй вестью тебя, Имран, — улыбаясь, говорит она. — Поздравляю, сынок, брат твой квартиру получил!
