В АРХИПЕЛАГЕ. Под сенью греческаго флага, Болтая с капитаном Костой, Средь островов Архипелага Мне вспомнился Елагин остров! Тот самый сухопутный остров, Куда без всяких виз французских, Вас отвозил легко и просто Любой извозчик петербургский... И в летний день, цветами пестрый, И в индевеющие пурги — Цвети, цвети, Елагин остров, Цветок в петлице Петербурга! КРАСНЫЙ ДОМ. Вы помните тот вечно-звонный Неугомонный красный дом, Вздымающий свои фронтоны В великолепии своем? Где с давних пор в росейском мраке, На целый миp, средь этих зал, Российской Мысли вечный факел Неугасаемо пылал; Где каждый год, в звенящем гаме Под неустанный смех и спор, Двадцатилетними глазами Сверкал гигантский коридор!.. Там, под гуденье аудиторий, Средь новых лиц и новых дней, Вздыхает в старом коридоре Тень мертвой Юности моей... "ЕЛИСАВЕТЪ". Аy, века! Ах, где ты, где ты — Веселый век Елизаветы, Одетый в золото и шелк?! Когда, в ночи, шагая левой, Шел на свиданье, как Ромео, К Императрице целый полк; Когда на царском фестивале Сержанты томно танцевали С Императрицей менуэт... — Любила очень веселиться Веселая Императрица Елисавет! Ау, века! Ах, где ты, где ты — Веселый век Елизаветы, Когда на площади Сенной, Палач в подаренной рубахе К ногам Царицы с черной плахи Швырнул язык Лопухиной!.. И крикнул с пьяною усмешкой: — " Эй, ты, честной народ, не мешкай Кому язык? Берешь, аль нет?! " — Любила очень веселиться Веселая Императрица Елисавет! НА ПЕТЕРБУРГСКОЙ СТОРОНЕ. Все это было в переулке На Петербургской Стороне, Где все шаги чрезмерно гулки... И в поэтической прогулке Вы поболтать позвольте мне О том, что было в переулке На Петербургской стороне... В том переулке был — домишко, Ну, а в домишке том — "она" С полуразрезанною книжкой, С тоской, вязаньем и Амишкой — Майора некого жена. В том переулке был — домишко, Ну, а в домишке том — "она". Майор! Майор! Но где майор же? Майор воюет на войне! Что может быть на свете горше Судьбы скучающей майорши На Петербургской стороне? Майор! Майор! Но где майор же? Майор — воюет на войне. Но вот, коллежский регистратор Встал перед нею "a genoux" И, сделав под окном сперва тур, В любви пылая, как экватор, Прельстил майорову жену Коллежской этот регистратор Пред нею вставши "a genoux". Что ж? Кроме всяческих военных, Есть и — гражданские чины! И, не позоря чин военный, Мы беспристрастно совершенно Отметить все же тут должны, Что, кроме всяческих военных, Есть и гражданские чины! В 5 ЧАСОВ УТРА.
— "Мой Бог, вот скука!.. Даже странно, Какая серая судьба: Все тот же завтрак у "Контана", Все тот же ужин у "Кюба"!.. И каждой ночью, час от часа, В "Крестовском," в "Буффе," у "Родэ" Одни и те же ананасы, Одни те же декольте!.. В балете же тоска такая, Что хоть святых вон выноси! .. Все та-же Павлова 2-ая, Et voila! Et voici!.. Цыгане воют, как гиены, И пьют, как 32 быка!.. В Английском клубе — неизменно — Тоска и бридж! Бридж и тоска!.. И, вообще, нелепо-странно Жить в этом худшем из веков, Когда, представьте, рестораны Открыты лишь до трех часов!.. Едва-едва успел одеться, — Уже, пожалте, спать пора!.. И некуда гусару дeться Всего лишь в 5 часов утра!.. Гусар слезу крюшона вытер, Одернул с сердцем рукава И молвил вслух: — "Проклятый Питер!" — "Шофер, на острова!" ... ТУМАННАЯ ИСТОРИЯ. Ах, это все чрезмерно странно, Как Грандиссоновский роман... И эта повесть так туманна, Зане в то время был туман... И некто в серой пелерине, Большой по виду ферлакур, Промолвил даме в кринолине Многозначительно: "Bonjour." И долго там в тумане некто С ней целовался неспроста От Вознесенского проспекта До Поцелуева моста. Но кто ж она-то?.. Как ни странно, Без лиц ведется сей роман!.. Ах, эта повесть так туманна, Зане в то время был туман... И некто в черной пелерине, Столкнувшись с ними, очень хмур, Промолвил даме в кринолине Многозначительно: "Bonjour". И долго там в тумане некто Бранился с нею неспроста От Поцелуева моста, До Вознесенского проспекта... |
