Прозвучал шестой выстрел, и, только увидев бесновавшихся зрителей и услышав их безумные радостные возгласы, Кемп неохотно перевел взгляд с лица Буэла на доску.

Она была разрезана пополам прямо над вершиной столбика. Каждая пуля сделала свое дело точно в соответствии с расчетом. Невозможное стало возможным.

Кемп снова повернулся к Буэлу, уже спокойно забивавшему барабан новыми патронами. И почему-то это порадовало Кемпа больше, чем искусство стрелка.

– Похоже, – произнес он тоном поздравляющего, – для тебя, сынок, нет ничего невозможного.

Билли сунул оружие в кобуру и только потом повернулся к Кемпу, хмуро ответив:

– Это зависит от того, где я нахожусь, мистер Кемп.

Очевидно, он желал обидеть. Но Кемп только кивнул, никак не отреагировав на выпад. В его глазах промелькнуло почти мальчишечье веселье.

– Ну а теперь лошадка. Полагаю, она уже оседлана? Старый добрый Воронок ждет тебя, Буэл.

– Он вон там, – указал Буэл на грозного мустанга, которого вел мальчишка-конюх.

Ужасный Воронок, конь-убийца, выглядел нежным, как божественный ягненок, пока кто-нибудь не садился в седло. Сейчас он стоял, сонно опустив голову и прядая ушами, как будто купание в лучах утреннего солнца доставляло ему наибольшее удовольствие.

– Да, – радушно воскликнул Кемп, – это именно он! Желаю удачи, Буэл. Сегодня Воронок, кажется, довольно спокоен.

Билли уже затягивал пояс, и его ответ прозвучал вполне серьезным:

– Этот конь выглядит действительно довольно опасным. Судя по его виду, худших лошадей я до сих пор не встречал.

Его серьезность отрезала как ножом изобилие чувств толпы. Люди двинулись в сторону мустанга, и Билли Буэл не спеша последовал за ними. Теперь он не сводил глаз с новой цели, как не сводил глаз с доски с того момента, как ее прибили к столбу. По дороге он остановился возле коновязи у входа в отель и провел рукой по шее гнедой лошади.

Этому великолепному животному исполнилось не более трех лет. Его изящное тело казалось вылепленным точной рукой скульптора – с такой же заботливостью, как ювелир украшает камнями самые дорогие часы, если уж говорить точнее. Мощная грудь, покатые плечи, крепкий корпус, охваченный подпругой, – все свидетельствовало о силе, способности нести вес и выполнять тяжелую работу, а также о выносливом сердце и сильном дыхании. Ноги лошади, черные ниже колен и поджилок, напоминали кованое железо и соответствовали его прочности. В руках опытного и мудрого всадника это дивное создание природы наверняка могло творить чудеса.

Кемп оценил кобылу одним взглядом знатока. Затем принялся наблюдать за человеком и за лошадью. Они действительно стали друзьями. Едва почувствовав ладонь на своей шее, гнедая повернула голову и уткнулась бархатной мордой в грудь своего товарища. Он похлопал ее второй рукой, и, словно удивляясь, почему хозяин не садится в седло, кобыла подняла голову, тихо заржала, легко топнув передней ногой.

Билли Буэл с улыбкой поговорил с ней, однако его взгляд так и остался прикованным к грозному и костистому Воронку, безмятежно нежившемуся на солнце. Юноша как будто прощался с кобылой и в последний раз напоминал себе о ее вере, нежности и большом сердце, прежде чем рискнуть жизнью в попытке покорить самого непокорного из ее сородичей. И Уильям Кемп следил за этим прощанием, обеспокоенно покусывая губы.

Затем последовало последнее похлопывание по изящной морде, последнее поглаживание выгнутой дугой шелковой шеи, и Билли шагнул в сторону угрюмого мустанга. Сразу же его остановили напутствия горожан.

– Дай себе шанс, сынок, – зашептал старый Перкинс, первый из подошедших. – Не стоит торопиться. Подожди до полудня, пока солнце не начнет припекать. Оно обязательно изгонит дьявола из этой бешеной лошади, здешнее солнце. Утром даже старая кляча в коррале может доставить тебе пяток веселых минут, но после обеда любая лошадь теряет резвость. Используй время, Билли, и у тебя будет шанс. И не забывай – этот конь сбросил Келли. Не обольщайся, что он выглядит сонным. Как раз такие лошади напоминают мулов. Они думают. А думающая лошадь – сущий черт.

Раздавались и другие голоса, но Билли с печальной улыбкой ответил:

– Джентльмены. Я не собираюсь искать себе лишних проблем. Нет, я люблю действовать наверняка, но этот старый вороной конь не изменит своего нрава и после полудня. В его сонных глазах горит огонь. Его никто еще не объездил. И он не собирается быть объезженным. Он будет драться до последнего удара сердца. И… – Билли замолчал. Его грустные глаза обвели толпу и остановились на Уильяме Кемпе. – Вопрос не в том, чтобы покорить Воронка, – сказал он толпе, но на самом деле его слова относились только к Кемпу. – Потому что его нельзя покорить. Вопрос стоит по-другому: либо я прикончу его, либо он – меня. Это не испытание наездника – это убийство, так или иначе. И я говорю – пусть будут прокляты те, кто заводят подобные споры!

Он клацнул зубами во время последних слов, и в его глазах загорелся дьявольский огонь, полыхнувший в сторону Кемпа. От такого явного вызова толпа поморщилась и расступилась, образовав проход, между ними двумя, проход, который легко сгодился бы и для пули, а не только для человека.

Но Кемп, очевидно, и не думал обижаться Он смотрел на молодого человека с каменной серьезностью, склонив голову и оперевшись подбородком о кулак. Если бы ни обстановка, то можно было бы сказать, что он напоминает судью, сидящего на скамье и готового объявить приговор. В его больших глазах не наблюдалось ни веселья, ни злобы, ни предчувствия, только мудрость старости, не имевшая никакого выражения. Более того, казалось, он поставил себе сомнительную задачу – проникнуть в самую душу юноши, стоявшего перед ним.

Билли Буэл долго смотрел на Кемпа враждебным взглядом, но, увидев, что возражений нет, стиснул зубы и шагнул в сторону Воронка. Толпа расступилась перед ним, и он уже находился в шаге от мустанга, когда раздался плавный и полный сострадания бас Кемпа.

– Подожди минутку, сынок. – И загорелый человек быстро подошел к юноше. – Я считаю… – продолжил он после того, как Билли обернулся, – я считаю, что ты достаточно сделал для одного претендента. По крайней мере в один день. Я полностью доволен. И я не так беден, чтобы переживать о каждом долларе. Оставь этого коня. Я заплачу партнеру его тысячу, и на том все кончится. Но я не могу позволить тебе приняться за Воронка. Послушай меня, сынок, ты прав, когда сказал, что он не остановится. Пока не остановится его сердце. А почему? А потому, что он переполнен подлостью. Я хорошо знаю этого коня, довольно давно и довольно близко. Он не годится для работы. Еще ни один человек не сумел обуздать его. Он очень быстро соображает, но на уме у него только дьявольские штучки, у этого Воронка.

Наверное, ты встречал людей, у которых в мозгах нет ничего, кроме желания отправить в ад своих сородичей? Таков и Воронок. Он живет ради драки. Пусти его в загон с другими лошадьми, и он забьет их всех до смерти. Эта бестия не оставит в живых ни единой кобылы, ни даже жеребенка – перегрызет беднягам горло, – у него привычки настоящего мула. Это сущий дьявол. Он не пригоден для какой-нибудь земной работы, но неплохо натренирован на борьбу с любым парнем, который попробует забраться ему на спину. Он не только сбрасывает седока, но обязательно прыгнет на упавшего всадника всеми четырьмя. Это Воронок. Считай, что ты объездил его, и пусть он идет себе с миром. Я заплачу деньги своему напарнику, а тебе достанется вся слава, которую ты пожелаешь, но я не хочу смотреть на смертельную бойню!

После такой великодушной речи над толпой прошелестел ропот удивления. Молчал только Билли Буэл. Пока широкоплечий приезжий говорил, выражение его лица постепенно менялось, от гнева до удивления, превратившегося в конце концов в очень глубокое подозрение. Ответ последовал мгновенный и решительный.

– Мистер Кемп, – спокойно возразил он, – я внимательно вас выслушал, и если бы вы сказали в сто раз больше, это бы ни на каплю не поколебало мою решимость. Мне кажется, я разгадал ваши намерения, сэр, и все, что пришло мне в голову, – не к добру для вас, совсем не к добру. – В Билли Буэле, очевидно, копилась холодная ярость с того самого момента, когда он впервые встретил Кемпа, и теперь его лицо горело гневом. Если желание убивать способно изменить глаза человека, то глаза Буэла стали совершенно неузнаваемыми. – И вот что я понял, – продолжал юноша. – Вы поспорили, а может, быть и нет. Честно говоря, мне кажется, что никакого спора нет и в помине. У вас вполне достаточно денег, чтобы не заботиться о хлебе насущном. Вот вы и решили позабавиться. А самая большая забава в ваших глазах – это посмотреть, как кто-то получил возможность и затем проиграл. Поэтому вы бродите повсюду и подбиваете парней пострелять по вашей цели, зная, что им не совладать с ней и что у вас будет потом неплохая возможность посмеяться.