Гастролер, значит, целый день ходил по городу и хвастался: вон, мол, кого я плясать заставил, а как придет ваш Грешам поквитаться, тут ему и крышка! Только Грешам все не шел и не шел – оставался в баре и вел себя так, будто ничего между ними и не было.

Уже и ребята интересоваться стали, а он только смеется в ответ. Да, говорит, было дело. Пришлось танцевать, чтобы посетитель не скучал! Сколько его помню, он всегда такой – смотрит на вещи просто, не то что мы. Но мы все ждали, что чужой будет делать.

Потом оказалось, что в Кентукки его каждая собака знала – тот еще был фрукт! И вот выждал он пару деньков, а потом смазал свои револьверы и сам сюда заявился. Встал он вон под этой картиной и стал всякие гадости Большому говорить. Ну а затем… – Тут рассказчик сделал паузу и выставил указательный палец: – Дырку видишь?

Я прошел через комнату и разглядел аккуратное отверстие в верхнем углу картины.

– Сюда вот попала одна из пуль, когда кто-то из ребят промахнулся. Пока этот мистер трепал языком, они с него глаз не сводили, а как у него блеснуло что-то по дороге из кобуры, его и шарахнули из двадцати стволов сразу. Места живого не осталось!

– Ну а второй что? – полюбопытствовал я.

– А второй пожаловал из Монтаны и заявил: «Слышал, есть тут у вас серьезный человек, только не верю, что такие в Техасе водятся». Он тоже хотел Большого раззадорить, но окромя улыбочки ничего не получил. Болтал долго, но потом самому надоело, схватился за кобуру.

Ну а дальше та же история. Только этот умер не так скоро. Из наших в баре было всего трое, и, хотя каждый всадил в бедолагу по полдюжины пуль, он еще успел перед смертью проломить стойку и врезаться в зеркало. Потом Грешаму больших денег стоило посылать на восток за новым, но, как видишь, привезли ему. Он так сказал: «Пусть хоть все зеркала перебьют, а я салун не закрою!»

Здесь детина прервал рассказ и засмеялся. Я угостил его виски, увлажнив таким образом почву для дальнейшего разговора, и конечно же о Грешаме. Мне уже было понятно, что о нем здесь любили беседовать. «Грешам и мы», – говорили в Эмити, точно он был половиной города, притом лучшей. У меня складывалось впечатление, что для жителей Эмити Питер не просто хозяин, а что-то вроде ангела-хранителя. Слухи о нем разошлись так далеко, что люди, державшие путь с севера на юг или с востока на запад, считали своим долгом заехать в Эмити, порой значительно отклонившись от маршрута, и хоть глазком посмотреть на знаменитость.

В городе всегда была тьма приезжих, которые почитали за честь остановиться в отеле Грешама. А кроме того, в его салуне был отменный ассортимент выпивки, другой такой невозможно было сыскать в радиусе ста миль. Когда ковбои получали плату за перегон скота, они готовы были потерпеть несколько часов, добираясь до Эмити, но залить в глотку хорошего пива или вина за его стойкой, а не травить себя тем обычным пойлом, которым в те дни торговало большинство западных баров.

Иной золотоискатель, возвращающийся с Аляски с поясом, набитым драгоценной пылью, тратил на дорогу лишнюю неделю, только чтобы просадить свое богатство в казино Грешама. Отчасти потому, что не боялся, что здесь его обворуют во время сна, но еще и потому, что здесь давали играть в кредит. Было известно, что иногда Питер нарочно обдирает парней, которые пришли напиться до беспамятства. Он заставлял бармена брать с них втридорога, а наутро, когда они думали, что все уже пропито, ставил им выпивку, чтобы ребята могли опохмелиться за свои же деньги.

Вот за все это Грешама и любили. А ему всеобщая любовь приносила сказочные барыши.

Для любителей азартных игр слово «Эмити» было все равно что «Эдем», и, конечно, оно однозначно было связано с казино Грешама, поскольку другого казино в городе не было, как не было другого салуна и другого отеля. Время от времени кто-то пытался открыть одно из таких заведений, однако тут же вылетал в трубу, не имея никаких шансов выдержать конкуренцию с Питером. Но наибольшей популярностью, как я уже сказал, пользовался его игорный дом. Привлекали в него людей два обстоятельства.

Во-первых, каждая рулетка и каждое прочее приспособление были устроены без обмана, и честен был каждый крупье, стоявший за столом. А во-вторых, здесь не существовало такого понятия, как верхняя граница ставки.

Расскажу вам случай, который произошел в первый же вечер моего пребывания в Эмити.

Это одна из тех историй, которые не сходят с языка в карточных кругах, и, выслушав ее, вы поймете, что Грешам был сделан из стали тройной закалки. Итак, в тот вечер в казино появился один португалец – смуглый, черноглазый и тонкогубый негодяй, который уже навел шорох во многих городках на границе. Он стоял у рулетки и медленно, но верно проигрывал.

В конце концов португалец пришел в ярость и бросился искать хозяина. А найдя Грешама, стал кричать, что с рулеткой мухлюют, и требовать честной игры, в которой он мог бы спокойно расстаться с последней полусотенной. Питер ничуть не рассердился, хотя среди присутствующих поднялся ропот. Знаком руки он остановил ковбоев, готовых разорвать португальца на куски, и предложил ему сыграть на первого туза.

Тот согласился и, моментально удвоив свое состояние, пожелал сыграть на всю сотню. Я сам видел, как они одну за другой вскрывали новые колоды, тасовали их и тянули по очереди. И каждый раз португалец выигрывал! Его везение было поистине дьявольским: сотня, мгновенно превратилась в две, две – в четыре, четыре – в восемь…

Глаза игрока загорелись, он стал прямо-таки пускать слюни – пренеприятное, скажу вам, зрелище! И всякий раз, когда куча денег перед ним увеличивалась, визжал: «Еще, сеньор! Играю на все!» Затем толкал на середину стола весь выигрыш до последней монеты. Наконец настал момент, когда в банке оказалось пятьдесят одна тысяча двести долларов. Грешам обошел все столы, вытряхивая деньги из всех ящиков, но набрал только сорок пять тысяч.

– Закладываю мое казино, чтобы сравнять, и еще двести долларов останусь тебе должен, – сказал он.

– К черту двести долларов! – завопил счастливчик. – Казино и деньги! Играем!

– Отлично, – согласился Грешам и со своей обычной улыбкой вскрыл новую колоду. Предложил португальцу: – Твой черед.

– Нет, твой, будь ты проклят! – заорал этот сумасшедший. – Я начинал в прошлый раз!

Проклятие нисколько не задело Грешама. Он снова улыбнулся и кивнул:

– Как скажешь.

Затем перетасовал колоду и вытащил туза!

Для португальца это было словно пуля в висок – он свалился на пол. Ребятам пришлось вынести его на свежий воздух, а там даже полить водой, чтобы пришел в себя. На следующий день они же выгнали его из города.

Что же касается Грешама, тот сохранил полнейшую невозмутимость, будто у него с португальцем состоялась всего лишь приятная беседа, а не игра по бешеным ставкам.

Я для того столько о нем рассказываю, чтобы вы поняли, какой это был человек. Тогда вам легче будет представить, что мне довелось пережить, когда в два часа ночи под грохот дверей, запираемых на засов, я услышал за собой голос владельца казино:

– Задержись ненадолго, дружище! Нам надо поговорить.

Мы присели, Питер поставил на стол бутылку старого портвейна.

– Шерберн, мне нужна твоя помощь, – неожиданно сказал он. – Хочу, чтобы ты стал моим партнером и присматривал за всем моим хозяйством, пока я не закончу охоту на этого мерзавца, Красного Коршуна. Что скажешь?

Если бы какой-нибудь миллиардер предложил мне стать его наследником, я бы и то, наверное, удивился меньше. Мне казалось, Грешам – последний, кому могла бы пригодиться моя помощь. Но еще более невероятным было то, что этот мудрый и рассудительный джентльмен решил довериться не кому-нибудь, а сорви-голове, беспечному и ненадежному человеку – боюсь, именно таким я и был в то время!

Запинаясь, чередуя объяснения междометиями и словами благодарности за оказанное доверие, я все так ему и высказал.