Грешам остановил мою бессвязную речь.

– Я понимаю, что иду на риск, предлагая тебе стать моим партнером, – сообщил он. – Но мне не привыкать рисковать – такова моя профессия. Считаю, делаю верный ход и готов на тебя поставить. Будь ты абсолютно надежен, тебя бы не занесло в наши края – сидел бы где-нибудь на востоке, заправляя собственным делом.

Однако, рискуя, я дешево приобретаю хорошего помощника. Ну а ты, если работа придется тебе по плечу, получишь достойное занятие. Я хочу сделать тебя своим полномочным представителем. Если кто-то зайдет в казино и решит сыграть по высоким ставкам, ты проследишь, чтобы он ни в чем себе не отказывал, – вплоть до того, что по желанию клиента поставишь на карту все наше имущество, как это сегодня сделал я.

Помимо этого, ты должен будешь по кругу обходить все столы, наблюдая за тем, как идет игра; салун и гостиница тоже требуют постоянного присмотра. Следует проверять имена постояльцев в регистрационном журнале – сюда забредает самый разный люд, а за чужими нужен глаз да глаз.

Если будешь справляться, я дам тебе двадцать пять процентов от общей прибыли, что составит весьма недурной доход. Приобретешь репутацию, сможешь иметь свой бизнес. Обещаю тебе помогать, когда у меня будет свободное время. Ну как тебе мое предложение?

Я честно сознался:

– Грешам, оно меня пугает! Никто еще мне так не доверял! А вдруг мне захочется сгрести все деньги подчистую – и поминай как звали?

– Ты этого не сделаешь Шерберн, – отреагировал он, – просто потому, что я тебе верю. Человек, который сумел так поступить в ситуации с Кеньоном, найдет в себе силы, чтобы противостоять и этому соблазну. Тебе, Джон, приходилось ошибаться в мелочах, но не думаю, что ты можешь опростоволоситься, играя по-крупному!

Я ничего не ответил. Просто не мог ответить, потому что у меня сперло дыхание. Но в то же время подумал, пусть меня повесят или четвертуют, если я не оправдаю его доверия.

Больше мы ни о чем не говорили. Грешам показал мне мое новое жилье на втором этаже – двухкомнатные апартаменты, в которых могли бы останавливаться монархи. Засыпая, я и впрямь почувствовал себя королем.

Проснулся я поздним утром оттого, что в мои ноздри проник едкий запах дешевого табака. Открыв глаза, увидел, что у окна, закинув ноги на подоконник, сидит старик лет шестидесяти, с худым вытянутым лицом и разросшимися, длинными, жесткими бровями, как усы у моржа.

Я обвел глазами комнату, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. Увидел высокий потолок, большое окно…

– Это, наверное, городская тюрьма, а вы – ее смотритель?

– В каком-то смысле да, – откликнулся незнакомец. – Я – смотритель. Но не думай, что ты в общей камере.

Я начал припоминать события минувшего дня; они вихрем пронеслись перед глазами.

– А в какой же? – спросил я, подыгрывая старому чудаку.

– В камере смертников.

У меня по телу пробежала дрожь, настолько просто и убедительно это прозвучало.

– Где?

– В камере смертников, – повторил он.

– Как так?

– А вот так! Кто спит на этой кровати, долго не живет. Ты ведь новый партнер хозяина?

Мне и вправду стало как-то неспокойно.

– Положим, да.

– Если бы это было не так, тебя бы здесь не было.

– Значит, все, кто здесь спали, умерли до срока?

– Да, уже двое.

– Ничего, третий – везучий, – заверил я старика.

Он только передернул худыми плечами:

– Что-то не похоже.

– Ошибаетесь. Я родился под счастливой звездой!

– Хорошо, ну и где ты теперь, счастливчик? В Эмити? Тоже мне, счастье…

Я сел на кровати и уставился на него:

– Послушайте, кто вы такой?

– Меня здесь все зовут Доктором.

– На мой взгляд, правильнее было бы звать гробовщиком, – заметил я. – И чем вы тут занимаетесь?

– Облегчаю жизнь друзьям хозяина. Особенно его партнерам.

– И со всеми вот так начинаете знакомство? С предсказаний?

– Нет, зачем же? Но ты сам посуди. Первый приехал к нам из Нью-Йорка. Такой толковый был, головастый, резвости не занимать. Лет под пятьдесят, но и верхом хорошо ездил, и стрелял без промаха. У него там, в большом городе, было свое дело, да только стало для него слишком велико, а для кого-то другого – в самый раз. Вот тот, другой, и прибрал все к своим рукам, а Карсону – так звали беднягу – пришлось в пятьдесят начинать жизнь сначала. Решил у нас попробовать, но его всего лишь на два месяца и хватило. Подстрелили вот через это самое окно. Аккуратно так, прямо между глаз пулю влепили.

Доктор приумолк и стал готовить себе жвачку из табачных листьев. Занятие это оказалось долгим, потому что с зубами у него было плоховато, передние служили в основном для демонстрации золотых коронок и больше, пожалуй, ни на что не годились. Наконец принялся торжественно двигать челюстями.

– А что второй? – напомнил я.

– Этот был из Мичигана. Стилвеллом звали. Хороший был парень, со всеми тут подружился, но однажды поспорил с заезжим торговцем, который хотел купить у него лошадь. Видно, они там крепко схватились, потому что в тот же день он получил пулю в спину. А самое забавное – торговца этого ни до, ни после в городе никто не видел!

Старик снова умолк, словно нарочно испытывая мое терпение, потому как, сами понимаете, мне становилось все интереснее.

– Послушайте, – не вытерпел я, – а второго вы предупреждали?

– С какой стати я буду предупреждать мичиганца? Говорят, у них там, в холодных штатах, у каждого своя голова на плечах!

– А я, по-вашему, из какого штата?

– Из Луизианы.

Я насторожился:

– Это вам хозяин сказал?

– Нет.

– Как же вы догадались?

– Видишь ли, у одних на это нюх с рождения, к другим он приходит с годами, а третьи ничего не ждут, сами им обзаводятся. Только у меня нюх с рождения, с годами лишь обострился, да и своим умом я до многого дошел.

– Значит, если кто из Луизианы, вам сразу видно?

– Вот именно, дорогой мистер Шерберн.

– Ах вы, старый плут! – заорал я.

– Ну ладно, признаюсь, слыхал о тебе. Но хоть тебя и помотало по всей стране, говорок-то у тебя все равно остался – ни с чем не спутаешь. Да если хочешь знать, я бы с закрытыми глазами определил, что ты из Луизианы, а если поднапрячься, так еще и скажу, с Юга или с Севера.

– Бывают же прохиндеи! – удивился я.

– Так, последние слова указывают мне на то, что родился ты где-то в окрестностях… э-э-э… Рэкама. Нет?

Я спрыгнул на пол:

– Ах вы, негодяй! Отвечайте, кто вы такой!

– Скажи-ка, а живы ли еще твои почтенные родители, Хват?

Это была моя самая первая кличка. И услышал я ее, признаюсь, с трепетом.

– Назовите же, наконец, свое настоящее имя, – взмолился я.

– Меня так долго звали Доктором, что я его уже позабыл.

– Так, значит, вы жили в Рэкаме? Кажется, припоминаю вашу физиономию!

– Нет, я тогда ходил с усами, а они были крашеные, ты навряд ли меня вспомнишь.

Я так и прыснул.

– Ладно, – решил больше не приставать. – Ужасно рад встретить земляка, тем более человека из родного города.

– А знаешь, о чем я тут вспоминал, пока ты спал?

– Ну?

– Как ты подрался с сынком Порсона в школьном дворе.

– А вы что, были там?

– Помнишь, тогда еще чинили крышу на вашей школе?

– А! Да, кажется.

– Нас там было четверо, мы все бросили работу, чтобы посмотреть. И было на что полюбоваться! Порсон сшиб тебя с ног, схватил палку…

– Точно! – откликнулся я и приложил руку к брови – самый большой мой шрам остался именно от палки Порсона.

– Ну так вот, когда мы увидели, как из тебя хлещет кровь, решили, что он пробил тебе голову. Вместе с дружком я стал спускаться, чтобы надрать Порсону уши. Но на полдороге услышали, как двое других кричат с крыши: «Он встал! Он встал!» Я посмотрел вниз и увидел, как ты поднялся и, весь в крови, кинулся давать сдачи.

– Он так меня разукрасил, что самому было страшно смотреть. Я, наверное, только поэтому и победил.