Уже первые слова отречения вызывали оторопь у тех, кто сражался «за Бога, царя и Отечество»: «Божьей милостью Мы, Николай II, император всероссийский, царь Польский…» Выходит, государь лишился милости Божьей или пренебрег ею.

Ну что же, нет царя, зато, как говорят, теперь Россия свободная, демократическая. Солдаты наравне с офицерами и генералами могут высказывать свою волю, и не допускаются порка провинившихся, мордобой.

Стали избирать солдатские комитеты батальонов, полков. В пулемётной команде председателем такого комитета стал Родион Малиновский. На собрании совета бригады присутствовал генерал Лохвицкий. Он объявил, что бригада должна принять участие в наступлении: «Свобода не только дала нам права, но и наложила гражданский долг! Надо продолжать воевать, защищать свободу, иначе мы станем изменниками своего народа и посрамим себя перед памятью погибших сынов России!»

Началось обсуждение: идти бригаде в наступление или нет? В результате большинством голосов было принято решение: «Мы, сознательные воины свободной России, являясь ее верными сынами, состоящими на военной службе в 1-й Особой пехотной бригаде, принимаем на себя обязательство беспрекословно выполнять приказы командования бригады и принять участие в предстоящем наступлении».

Председатели солдатских комитетов обязаны были довести резолюцию до всех солдат рот и команд.

Бригада выдвинулась на передовую и пошла в наступление. Родион Малиновский добежал до немецких окопов, но был ранен в левую руку. Добрался до перевязочного пункта полка и потерял сознание от потери крови.

В госпитале врачи решили, что надо ампутировать руку из опасения гангрены. «Не дам руку резать!» – решительно сказал Родион, не желая становиться калекой. Уговоры врача не помогли. Его отправили в английский госпиталь. Здесь провели успешную операцию, и рука была спасена.

…Русский экспедиционный корпус продолжал действовать в составе французской армии, которая в апреле пошла в наступление. Обе русские бригады шли в первых рядах. Была поставлена задача прорвать мощную линию обороны противника и отбросить его за Рейн.

Однако немецкое командование знало о планах французов и создало глубоко эшелонированную оборону. Наступление захлебнулось. Согласно докладу представителя Временного правительства при французской армии, в эти дни, по неполным данным, потери русских убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили 4500 человек.

…Успехи окрыляют, поражения отрезвляют. Русские солдаты осознали: нелепо умирать на чужой земле неизвестно во имя чего. На Родине грянули большие перемены, и пора бы налаживать там мирную жизнь. Так полагало большинство солдат, расположенных в военном лагере Ла-Куртин.

К ним приехал представитель Временного правительства господин Сватиков. 1-я бригада русских войск во Франции построилась на плацу. Вот как рассказал об этом событии Р.Я. Малиновский в своём романе:

«Оркестр заиграл “Марсельезу”, революционный гимн. Затем группа двинулась к середине плаца, к высокой коляске, служившей трибуной. Последовала команда “стоять вольно”.

Барин, в черном фраке, с солидным брюшком, туго обтянутым жилетом, поднялся на коляску, снял шляпу и помахал ею, приветствуя строй…

– Дорогие соотечественники, русские солдаты свободной родины! – начал свое выступление Сватиков. – Я привез вам сердечный поклон от русского народа, от Временного правительства России и его главы Александра Федоровича Керенского.

Он сделал паузу, рассчитывая, видимо, на дружное “ура”, но, не дождавшись отклика, продолжил:

– Вместе с тем, дорогие соотечественники, я должен сообщить вам, что Россия вместе со свободой получила в наследство от самодержавия совершенно расстроенное хозяйство и переживает сейчас большие трудности. Народ России голодает, а вас, как я убедился, хорошо обеспечивают. В Питере вместо хлеба едят глину, а вам дают белый хлеб!

По рядам пошел глухой гул, строй заколыхался, послышались выкрики:

– Ишь, какое брюхо на глине наел!

– Долой проповедника!

– Господа солдаты! – Сватиков понял, что допустил грубую дипломатическую ошибку. – Господа солдаты, вы меня не так поняли! Я хотел представить всю остроту тяжелого положения России и армии на фронте под неумолимыми ударами врага. Надо, дорогие соотечественники, напрячь все усилия, чтобы остановить немцев, заставить их отступить, надо довести войну до победного конца. А вы вместо того, чтобы постоять грудью за нашу мать-Россию и пойти на фронт, хотите штык в землю – и по домам.

Ряды снова зашумели и заколыхались. Ваня (напомню: прототип Родиона. – Р.Б.) чувствовал, что и его наполняет ярость. Проклятый барин, заставить бы тебя мерзнуть и мокнуть в окопах, землю брюхом утюжить и ежеминутно ждать пули в лоб! Как бы ты запел после этого, господин полномочный представитель Временного правительства! А рядом уже звучали выкрики:

– Долой буржуя! Што он там про войну болтает? Он ее, войну-то, во сне видал, на пуховой перине!

И вдруг спокойный, твердый голос спросил из первых рядов:

– Господин Сватиков, вы сторонник Временного правительства?

Тот даже руками развел, глаза воздел к небу:

– Конечно! Конечно же! Как же иначе? Это законное правительство, уполномоченное русским народом решать судьбы нашей многострадальной родины…

И опять тот же голос:

– А почему в нем одни буржуи да помещики? Не лучше ли передать всю власть Советам?

Сватиков побагровел:

– И сюда дошла большевистская пропаганда! Это позор, господа!

Договорить ему не дали.

– Буржуи Россию предали!

– И нас предали! За что воюем?!

– Тащи его с брички, пузатого!

Строй ломался, угрожающе приближаясь к оратору. Разгневанные солдаты потрясали оружием. Сватиков присел в коляску. По сигналу кого-то из гостей подкатили закрытые экипажи, и делегация торопливо укрылась в них. Экипажи тронулись, увозя представителей Временного правительства. Солдаты свистели и улюлюкали им вслед. Так окончилась эта знаменательная встреча.

Шум на плацу постепенно утих. Представители солдатских комитетов установили порядок. Последовала команда «в казармы». Оркестр заиграл марш.

Не успели солдаты отобедать, как опять команда: на общее собрание бригады – на плац к отрядному комитету.

И снова море солдат на плацу перед небольшим, в полтора этажа зданием бывшего штаба бригады. Теперь здесь сердце ла-куртинского отряда русских войск во Франции, его солдатский штаб, средоточие всех устремлений русских солдат, оставшихся в лагере. Это они свободным голосованием избрали своих вожаков. Это было необходимо – ведь единые в желании больше не воевать, солдаты не понимали, а что же им дальше делать. Казалось бы: если есть свобода, значит надо ее защищать. А как иначе? Если свободу не защитить, ее отберут, опять попадешь в кабалу, опять тебе будут бить морду, пороть розгами, грозить расстрелом. Нельзя этого допустить! Так что же делать? Неужели все-таки воевать, опять идти на смерть? А как хочется жить…

Нет, это не трусость, не страх. Жить – значит работать, а работа бывает в радость; жить – значит любить своих близких, жену, детей, помогать друзьям, жить в добром согласии со всеми. Видеть солнце, нежиться под его лучами, возделывать землю и собирать плоды своего труда. Разве это не естественное желание человека? Так почему же вся история состоит войн? Как в этом разобраться… Кто объяснит?»

Когда тысячи вооружённых людей выставляют свои требования, не желая подчиняться указаниям начальства, ситуация принимает опасный оборот. Это уже похоже на восстание. На требование сдать оружие солдаты ответили отказом.

Начались переговоры и уговоры. Бунтовщикам урезали продовольственный паёк, лишили их денежного довольствия. Во французских газетах появились провокационные заметки о бандах вооружённых русских солдат-грабителей, бродящих по деревням в окрестностях лагеря Ла-Куртин.

Но в лагере у бунтовщиков был полный порядок, вот только положение их ухудшалось постоянно. Их окружили русские и французские войска. 2-й Особой артиллерийской бригадой командовал генерал М.А. Беляев (в России после Февральской революции он был арестован и расстрелян в сентябре 1918 года).