Когда пишешь о выдающемся человеке, пытаясь понять его характер, образ мысли, судьбу, приходится по возможности вникать в его положение, находить оправдание даже неблаговидным поступкам. Невольно преувеличиваешь его достижения, ибо выделяешь их из общего ряда, акцентируешь на них внимание. Получается образ приукрашенный.

Если же данная личность вызывает неприязнь, её отрицательные черты будут преувеличены. Нельзя полностью отрешиться от своих эмоций, переживаний, взглядов. Понимая это, стараешься избегать искажений, быть предельно объективным. Но даже такая надуманная объективность в некоторых случаях не удаётся.

Скажем, решения и действия полководца, героя книги, далеко не всегда определялись только им самим. Стало штампом выражение «Маршал Победы» по отношению к Г.К. Жукову. Так пишут в угоду политической конъюнктуре. Средства массовой пропаганды и рекламы порой вовсе умалчивали о нём, предпочитая воспевать мнимые военные подвиги Н.С. Хрущёва или Л.И. Брежнева. Затем вновь на первый план выходил «Маршал Победы». Прежде всего, чтобы не упоминать «Генералиссимуса Победы» и величия советского народа.

Со временем появилось немало авторов, которые не просто критикуют маршала Жукова за отдельные ошибки или дурные черты характера, за некоторые его неблаговидные поступки, но стараются сделать из него «антигероя», унизить и опошлить, даже отрицать его полководческий талант.

Нет сомнения: Георгий Константинович Жуков был выдающимся военачальником. Но таким был не только он. Как проходила бы Великая Отечественная, если бы Сталин своим главным «доверенным лицом» на фронте, а затем и заместителем не назначил Г.К. Жукова? Вовсе не исключено, что некоторые полководцы тоже могли бы справиться с теми задачами, которые оказались ему под силу.

Впрочем, подобные вопросы бессмысленны. А потому вспомним, что писал сам прославленный маршал о положении полководца во Второй мировой (на примере Сталинградской битвы):

«Каждый командующий фронтом, согласно существующей практике и порядку, разрабатывая план действий фронта, докладывал его на утверждение Ставки ВГК в Москве или его представителям на месте и при этом, естественно, излагал свои соображения о взаимодействии с соседями и просьбы к Ставке.

Чтобы разработать план контрнаступления трёх фронтов в районе Дона – Волги, нужно было исходить не из абстрактных размышлений и материально не обоснованной идеи, фантазии, а из конкретных материально-технических расчётов. Кто же мог производить конкретные расчёты сил и средств для проведения такой крупнейшей операции? Конечно, только тот, кто держал в руках эти материальные силы и средства, в данном случае, Ставка Верховного главнокомандования и Генеральный штаб, который являлся на протяжении всей войны рабочим и творческим аппаратом Верховного главнокомандования, без творческой инициативной, организаторской деятельности которого не проводилась ни одна операция оперативно-стратегического масштаба…

Следовательно, план военных действий оперативно-стратегического масштаба является плодом длительных творческих усилий войск, штабов, командиров, многотысячного коллектива советских людей, вносящих свой вклад в общее дело разгрома врага».

То же относится к операциям менее крупным. Даже в Гражданскую войну Красная Армия побеждала не только благодаря энтузиазму и смекалке отдельных полководцев, выходцев из народа. У них были штабы, где кроме комиссаров, отвечавших за морально-политическое состояние бойцов и командиров, были офицеры и генералы бывшей царской армии, разрабатывавшие планы конкретных операций.

Как свидетельствует Наталья Родионовна Малиновская, на её вопрос, почему отец стал писать о своём детстве, юности, возмужании, а не о прошедшей войне, «он ответил неожиданно резко:

– Пускай врут без меня.

Много лет спустя, наткнувшись на мемуарный том о Сталинградской битве, испещрённый восклицательными и вопросительными знаками вперемежку с едкими замечаниями, я поняла суть этой фразы. Тогда же только удивилась непривычному, как теперь понимаю, обусловленному несогласием с автором, тону, и запомнила продолжение:

– Правды об этой войне ещё долго никто не скажет и не напишет.

– Потому что не напечатают?

– Не только».

Пожалуй, не может быть единственной правды о любой войне. Не только потому, что у каждого её участника, наблюдателя и аналитика своё личное мнение. Даже о потерях в людях и технике абсолютно точных данных не получишь, когда идут военные действия в глобальном масштабе. А позже возможны статистические манипуляции, выявить которые трудно.

Наибольшая доля субъективности связана с осмыслением событий прошлого, с отбором и анализом фактов, которые представляются наиболее важными. Философия (познание) истории, в отличие от перечня событий и дат, зависит от умственного и нравственного уровня исследователя, его политических взглядов, отношения к власть имущим, положения в обществе, личной судьбе и т. д.

Просматривая книги о Второй мировой войне, нетрудно заметить, как различаются они по времени и стране создания, политических взглядов авторов или составителей. Порой одни и те же люди у нас при Сталине писали одно, при Хрущёве другое, при Брежневе третье, а в «перестройку» и вовсе нечто противоречащее прежним взглядам.

…В период ХХ съезда КПСС и доклада Н.С. Хрущёва с обвинениями покойному Сталину у нас в Геологоразведочном институте отменили некоторые лекции. При мне два преподавателя марксизма-ленинизма переговаривались: «Раньше мы говорили об активной обороне, а что теперь?» – «Мне тоже пришлось лекции отменить».

Не могу сказать, будто в этой книге буду абсолютно объективен. Это невозможно уже потому, что моя страна, мой советский народ отстаивали свою свободу и независимость. У нас есть охотники преувеличивать потери наших войск, подчёркивать реальные или мнимые ошибки наших полководцев, оправдывать предателей Родины.

Одного такого историка при встрече я назвал подлецом. Он и ему подобные не ошибаются, а лгут и клевещут, подтасовывают факты. Отчасти так у них получается подсознательно, из ненависти к Сталину и советской власти при платонической любви к буржуазной цивилизации. Они неплохо зарабатывают на своих сочинениях, в особенности за границей, а один из них удостоился Нобелевской премии по литературе.

Вторая мировая война остаётся одним из полей сражений на незримом, но чрезвычайно важном «информационном фронте». Тут мы терпим одно поражение за другим. Нетрудно манипулировать сознанием людей, завороженных манией обогащения, приобретения материальных ценностей. Победа буржуазной идеологии потребителей над идеалами социализма и коммунизма стала одним из главных факторов крушения СССР.

Теперь эта идеология господствует в разных пропорциях практически во всех государствах. Со времён железного века цивилизация двинулась по пути Каина, убившего родного брата за свою собственность. Это отметил ещё блаженный Августин, а выразил в идеях и образах Максимилиан Волошин в гениальной философской поэме.

Передо мной два объёмистых фолианта. Один написан начальником отдела военно-исторической службы армии США Эрлом Земке: «От Сталинграда до Берлина. Операции советских войск и вермахта 1942–1945» (2010). Второй: «Десять сталинских ударов» (2003) российского автора В.В. Бешанова. Она объёмистей первой и тираж имеет значительно больше: 7000 против 3000.

Э. Земке разбор военных операций ведёт обычно с позиций вермахта; значительно чаще упоминает имена немецких военачальников и Гитлера, чем советских и Сталина. Подчёркивает доблесть англо-американских войск, сравнивая локальную операцию в Африке при Эль-Аламейне со Сталинградским сражением, решительно изменившим весь ход войны.

В.В. Бешанов, пересказывая ход отдельных операций, подчёркивает антисоветскую линию, сравнительно слабо намеченную у Э. Земке. Преувеличивает потери Советской Армии, преуменьшая потери вермахта. Его стиль: «В операциях 1944 года сгорело 23 700 советских танков и самоходных установок – самый высокий показатель за всю войну. Вермахт потерял 11 860 боевых машин…» Сведения не безупречные. Но ведь как изощрённо пишет этот бывший советский человек: наши танки «сгорели» (ложь, многие просто вышли из строя), а немецкие были «потеряны».