Ты говоришь, что все это ерунда, что заразу я подхватил от фруктов с рынка, мне же кажется, что он тогда дал мне какой-то ослабленный бациллоноситель, который и убил бы меня тогда, если бы я был не уверен в своей правоте. И все эти десятилетия какой-то вирус жил во мне, ожидая, не придет ли его время. И оно пришло, оттого я и умираю. Хорошо, что я не взял тогда ожерелье…

…Найденов очнулся от сна и тревожно глянул на часы – забытье длилось лишь несколько минут. «Надо хлебнуть кофе», – решил он и поднялся со скрипучей кровати. Сладко потянувшись, подошел к столу, достал из-под него электрический чайник и стал осторожно тыкать оголенные концы шнура в электропроводку на стене. Розетки в комнате начальника караула не было, поэтому изоляция на стене была разодрана до металлической жилы в нескольких местах, что позволяло, при желании, одновременно подключить не только электрочайник, но и магнитофон.

На пороге комнаты начальника караула появились две рослые фигуры, заслонив собой и без того скудный свет, падавший из коридора.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите поговорить с вами?

Сержант Андрианов, заступивший в караул разводящим, произнес эту фразу и обернулся, словно за поддержкой, к своему другу ефрейтору Куцему, который стоял чуть сзади и нахально улыбался.

– Чего вам?

– Мы по тому же вопросу.

– Разве я недостаточно ясно объяснил?

– Согласитесь, если бы командир роты составлял список, мы были бы первыми.

Командир роты лег с брюшным тифом в инфекционный госпиталь и, пока Олегов был в колонне, Найденов по своему усмотрению составил список очередности увольнения в запас.

– Вот вы объясните, почему Загорский и Воронин едут, так сказать, в первых рядах?

– Залетов нет, дисциплину не нарушают, – спокойно произнес Найденов.

– Да они такие хорошенькие, потому как до дембеля душками остались, по хилости и трусости такие, – обиженно подал голос Куцый.

– У Воронина одна бабушка с сорокарублевой пенсией, он вообще непонятно как в Афган попал. Конечно, ты больше мяса и фруктов ел, пока рос. Вот и стоишь теперь передо мной такой высокий, сильный и уверенный в себе. Его я записал первым, чтобы хоть как-то восстановить справедливость…

– Вот-вот, вам нужна справедливость, а командиру роты – внутренний порядок и дисциплина, – желчно произнес Андрианов.

– А как же! Как положено, двухголовый дракон, – усмехнулся Найденов.

– Но ведь у меня залетов-то нет, – не унимался Куцый.

– Изволь, – Найденов достал из кармана памятный блокнот и нараспев прочел: – «Куцый: кроссовки и дипломат – восемьдесят чеков, наличными —сорок». Извини, но перебор в червонец. Где взял? Вымогательство или мародерство, а, может, воровство или спекуляция? Выбирай статью.

– Что вы все к шмоткам цепляетесь? Вон, чернотики и пехота домой мешками тащат.

– А ты видел?

– Знаю. А кроме того, – Андрианов вдруг ехидно улыбнулся, – помните, вы меня в патруле «Фантой» угощали? Как вы ее купили? Ведь не только для солдат на чеке написано, что продаже другим лицам не подлежит?!

– Спасибо, друг, больше угощать не буду! Только это моего отношения к вам не меняет.

– Ну хорошо, а почему вы Кострова в первой пятерке записали?

Найденов недоуменно пожал плечами.

– А в чем проблема? Более-менее служит, в конце концов, я же его не первым записал.

Куцый обернулся назад, нет ли кого, наклонился к Найденову и голосом заговорщика произнес:

– А ведь это он настучал на вас особисту.

– Откуда знаешь?

– У нас свое чека. Заметили просто, что когда майор Гаврильцов, проходя мимо роты на разводе, запястье почешет, Костров потом в подвальную каптерку за ветошью ходит.

– Что тебе сказать на это? – Найденов слегка задумался, – он поступает так, как завещал великий Ленин в работе «Берегитесь шпионов». За информацию спасибо. Не забуду объявить ему благодарность.

Андрианов и Куцый засмеялись, и один из них сказал:

– А за то, что часы электронные у начальника штаба украл, что объявите?

Найденов вспомнил неприятную историю месячной давности, когда из кабинета начальника штаба полка в обеденный перерыв пропали часы. В штабе в это время никого не было, рядом с кабинетом на первом посту стоял часовой, как раз Костров. Ответить ребятам на этот вопрос он не успел, звякнул полевой телефон на столе. Звонил часовой со входа в президентский дворец.

– Коробочкин с проверкой идет…

– Ну-ка, порядок навести, проверка идет, – Найденов махнул рукой, давая понять, что беседа окончена. Наскоро плеснув в железную кружку кипятку, он сыпанул из жестяной банки растворимого кофе и, выскребя остатки сгущенного молока, все размешал. Попробовал, слегка обжегся, поставил кружку на стол и вышел в коридор.

– Ну-ка, Боря, подклей это, – сказал Найденов Загорному, который брызгал водой из ведра на бетонный пол, чтобы прибить пыль.

– Что?

– Вот это, – Найденов показал пальцем на слегка оторвавшийся уголок плаката, на котором была изображена смена часовых. Бумажный плакат был наклеен на фанерный лист.

– Где ж я клей возьму?

– Если бы у меня был клей, я бы сам приклеил, – раздраженно ответил Найденов.

Из комнаты бодрствующей смены с довольной улыбкой вышел Тарасов. Он ободряюще похлопал Борю по плечу, подошел к полке, на которой были разложены туалетные принадлежности личного состава караула, взял чей-то тюбик зубной пасты и, выразительно глянув на Найденова, выдавленной пастой приклеил оторвавшийся бумажный лоскуток.

– Учись жизни, Боря, пока я жив, – настоятельно сказал Тарасов.

Куцый, через дверь видевший сцену в коридоре, засмеялся:

– Справедливость торжествует!

– На обломках нашей молодой жизни… – буркнул в поддержку Андрианов, но Найденов этого уже не слышал, он шел навстречу появившемуся секретарю партийного комитета майору Коробочкину.

– Впустили меня почему? – вместо ответа на рапорт спросил Коробочкин.

– Видел, как Митрохин в штабе на вас допуск выписывал.

Коробочкин кивнул головой, взял со стола план партийно-политической работы в карауле, прочел его, поднял голову, увидел Тарасова и подозвал его к себе.

– Кто комсгрупорг караула?

– Гирин.

– Твоя фамилия?

– Тарасов.

– С кем соревнуешься?

– С Загорным.

– Гм… Все бьет… Ну ладно, – Коробочкин лукаво прищурился и, склонив голову набок, спросил: – А скажите-ка, что запрещается часовому?

Тарасов бодро затарабанил статью из устава гарнизонной и караульной служб:

– Часовому запрещается есть, пить, курить, справлять естественные надобности…

– Стоп!!! А потеть – естественная надобность?

– Да… – растерянно ответил Тарасов.

– Значит, нельзя потеть на посту?

– Выходит, да… – еще более растерянно ответил Тарасов, а остальные солдаты весело рассмеялись, довольные шуткой.

Самодовольно улыбаясь, Коробочкин сел за стол, черкнул в постовой ведомости пару строк о проверке и с озабоченным видом сказал Найденову:

– Ладно, я по постам не пойду, дела у меня, а ты сходи, не ленись…

Посидев с минуту в задумчивости после его ухода, Найденов хмуро глянул на Тарасова:

– Ну ты и жук! Ты ведь в прошлом карауле слышал от него же эту шутку про пот!

Тарасов с лицом примерного ученика ответил:

– Так дяденька хочет казаться остроумным. А мне жалко, что ли…

«Надо приглядеться к этому мерзавцу», – решил Найденов и направился к выходу, где в коридоре Боря в очередной раз сбрызгивал бетонный пол водой. Эту процедуру приходилось делать каждые полчаса: сухой воздух быстро испарял влагу, и снова поднималась пыль.

– А скажи, Боря, когда неуставщины не будет? – спросил Найденов, останавливаясь рядом.

Боря тяжело разогнулся, виновато склонил голову и неуверенно сказал:

– Не знаю… Может, если бы всем хорошей еды хватало, не давили бы друг друга…

– Если б так просто, – усмехнулся Найденов, потом вдруг, как будто что-то забыв, резко повернулся кругом и быстро, чтобы вечно голодный Боря не заметил, как он покраснел, направился в комнату начальника караула. Взяв со стола почти опустошенную банку сгущенки, он осторожно, стараясь не очень шелестеть бумагой, завернул ее в газету и мягко опустил в корзину для мусора, сделанную из пластмассового корпуса итальянской противотанковой мины.