3

На густой траве, в окружении тюльпанов, при свете костра отдыхали Змей Горыныч, Кащей, Соловей-разбойник да Баба-Яга. - Угощайтесь, - сказал Кащей, пододвигая к ним корзинку с семечками. Таких во всем свете не сыскать! А я пока своими делами займусь. - Гыркнул что-то по-турецки - и словно его не было. Баба-Яга отведала и оживилась: - А и впрямь, семечки что надо! Угостились и Соловей со Змеем и ни с того ни с сего принялись хвастать: - Кабы сейчас повстречать мне Муромца, Добрыню да Алешку, - усмехнулся Змей в три головы, - ох, и задал бы я им жару! - Да, всыпал бы я им, особенно Илье Муромцу, - сказал Соловей-разбойник. Эге-гей! Где ты, Илюха? - Да как засвистит на всю степь, аж костер землей засыпало, и стало темно.

4

Москва. Ночь. Внутренняя охрана Третьяковской картинной галереи совершает ежечасный обход. Невысокая женщина входит в зал № 22 и неторопливо осматривается. Здесь собраны произведения великого русского художника Васнецова. На правой стене - "Иван-царевич на Сером волке", потом - незабываемая картина "После побоища..." о сражений Игоря Святославича с половцами (помните "Слово о полку Игореве"?), еще дальше - портрет царя Ивана Грозного в рост. Напротив - "Три царевны подземного царства". А между ними - известные всему миру "Богатыри". Почти во всю стену, в тяжелой старинной раме. В правом нижнем углу полотна написано: "Викторъ Васнецовъ. Москва 1898 г. Апрель 23 дня". ...В зале полумрак. Безлюдный покой. В тишине доносится бой Кремлевских курантов с противоположного берега Москвы-реки. Еще звучат куранты, но откуда-то издалека-издалека слышен неприятный свист, приглушенный расстоянием. Женщина присела на стул отдохнуть. Вдруг ей показалось, будто богатыри совсем по-живому стали пристально всматриваться в только им доступную даль. Вот, кажется, ожили кони, медленно зашевелились богатыри, поначалу лениво расправляя затекшие руки и плечи. - А не слышал ли кто свиста соловьиного, разбойного? - спросил Илья Муромец. - Да, вроде что-то было, - неуверенно ответил Алеша Попович. - Уж не старые ли недруги наши?.. - сказал Добрыня Никитич. - Почудилось мне, будто свист несся из донских краев, - произнес богатырь Илья и глянул из-под правой руки, на которой висела тяжелая палица, та самая, что не каждый мог оторвать от земли, - Ну, берегитесь! - воскликнул Добрыня, вынимая меч из ножен. - Погоди, - придержал его копьем Муромец. - А впрочем, отправляйся да глянь, что там... Дернул поводья Добрыня, и белый конь его взметнулся кверху, заржал призывно и устремился сквозь стены. Прошло несколько минут, а Добрыни все нет. - Ну что ж, есаул, - повернулся к Поповичу Муромец, - больше некем замениться, видно, ехать атаману самому... - А мне ожидать али тоже с тобой? - Да как душа пожелает. - Тогда вместе. - Айда! Вихрем пронеслись мимо изумленной охранницы славные богатыри, и вскоре дробный топот их горячих коней замер вдали на пути в широкую степь, раскинувшуюся от Дона до Маныча под звездным небом.

5

Приметив в полутьме белого коня и высокую фигуру в доспехах, богатыри направились к ней. - Ну что, Добрыня? - спросил Муромец. - Не видать... Должно, притаились. Тут Алеша выехал малость наперед и, приложив ладонь ко рту, задорно крикнул: - Эге-гей! Червяк многоголовый!.. Где ты?.. Ночная степь ответила молчанием. - Раздобрел, знать, на донских харчах, - громко продолжал Алеша. - Чаек попиваешь да табак турецкий покуриваешь? Аль оглох от свиста дружка своего, разбойника? Чую, трясетесь оба, ровно сито дырявое... Захохотали Илья с Добрыней, и словно гром пронесся над замершей степью. - Потише, други, - не унимался Алеша, - не то помрут злыдни эти от робости еще до встречи с нами... Эй ты, Змей Змеевич, выдь в шашки поиграть с Добрыней: в бою сразиться ты уже негож... Выходи, кто хочет свидеться с казаком карачаровским Ильею Муромцем! Это он полтыщи разбойников к рукам прибрал да освободил сорок сороков ратников... А помнишь, Соловей, как наш гусляр и певец Добрыня Никитич стрелу каленую сквозь твое колечко серебряное пропускал?.. Знать, помнишь, коль притаился. А помнится и мне, как Горыныч, ровно кот нашкодивший, бежал от меня... Эх, не те времена! Нынче ты пустые свои головы беречь стал пуще прежнего, а невдомек, что и за все их вместе я полушки не дам... Гляди-кось, други, как страх их сковал - онемели! Три богатыря захохотали весело, сотрясая степь, и вдруг неподалеку, за маленьким холмиком, раздался чих змеиный и взметнулось огненное облачко. - А! - обрадовался Алеша. - Так вот вы где... Пыль ноздрями собираете? Илья Муромец расправил плечи свои тяжелые, гордо поднял голову и гикнул: - Эге-гей! Держись, поганье проклятое! И ударил коленями коня. Взвился конь, единым махом перелетел через холм и отдавил Змею хвост. На километр подпрыгнул Горыныч, рыча от боли и обиды, упал на землю и кинулся на давнего своего обидчика Алешу Поповича. Да не тут-то было! Ринулся ему навстречу Алеша и так рассчитал, что Змей через него перелетел и как шмякнется снова оземь, так едва тут же и не кончился. Налетел сбоку на Илью Муромца Соловей-разбойник, размахивая цепью, но богатырь изловчился, с пол-оборота взмахнул мечом, и ухо разбойника с серьгой взлетело в небо, а цепь вокруг него самого окрутилась. Застонал Соловей, криком звериным закричал, а после понатужился и засвистел во всю мочь. Наклонился вперед старик Илья и щитом загородился, а конь его вороной аж по самые колени в землю врос. И так стояли они, пока Соловей не истощился и не замолк, чтобы дух перевести. Тут его и поддел копьем Илья Муромец. А вот с Горынычем пришлось повозиться всем троим. Щитами от пламени хоронились, мечами кололи, но сладить с ним было трудно. Тогда Добрыня отбежал в сторону и меткими стрелами ослепил оставшиеся пока целыми головы Змея. Потом Алеша ударил мечом плашмя правую голову Змея, а Илья - среднюю, главную. Упал Горыныч и обессилел. - А что это там еще виднеется? - вгляделся в темень Алеша. - Ишь ты, - удивился Добрыня, подъехав к указанному Алешей месту. Баба-Яга! Должно, сама померла со страху. Нет, дышит... Однако что же с ними теперь делать? - Пожалуй, закинем их в окиян-море синее, - неторопливо предложил Илья Муромец. - И то дело, - решили богатыри. Взял Илья Соловья-разбойника за ноги, раскрутил над собой, да ка-а-ак кинет. Пулей улетел Соловей за горизонт. Лишь кудреватый белесый след остался высоко в предутреннем небе. По тому же адресу закинул Добрыня Никитич и Бабу-Ягу. А вот Змея Горыныча пришлось втроем бросать: уж больно тяжел оказался... ...С песней возвращались друзья с поля битвы. Седло к седлу, локоть к локтю. Уставшие в сражении кони отфыркивались, но с каждым шагом вновь наливались силой. Добрыня пел баритоном, Илья подтягивал басом, а Алеша Попович украшал мелодию буйным свистом. Вот они уже у низкого сказочного крыльца Третьяковской галереи, считай дома. Свистнул еще разок Алеша Попович и первым устремился сквозь стену. За ним - Добрыня Никитич. Последним - Илья Муромец. И картина васнецовская приняла свой обычный вид...