Для первых пусков по Венере готовились также два аппарата под индексом 1ВА. По системе управления и составу бортовой аппаратуры 1ВА были близки к 1М. Целью пусков было приобретение опыта попадания в Венеру, проведение исследований на трассе Земля – Венера и на участке сближения с загадочной соседкой Земли. Подготовить конструкцию спускаемого аппарата и аппаратуру для непосредственного исследования атмосферы и поверхности планеты в астрономические сроки было невозможно. Хотя Келдыш и заговаривал на эту тему, но быстро понял, что это совершенно нереально. На 1ВА был установлен вымпел в виде маленького глобуса с нанесенными очертаниями земных материков. Внутри этого шарика находилась медаль с изображением схемы полета Земля – Венера. На другой стороне медали был герб Советского Союза. Вымпел был помещен в сферическую оболочку с тепловой защитой для сохранения при входе в атмосферу Венеры со второй космической скоростью. Кто из венерианцев обнаружит этот вымпел, нас не очень волновало. Важно было опубликовать его описание и доказать, что Советский Союз первым коснулся Венеры.
8 января 1961 года я с основной группой инженеров и монтажников снова вылетел в Тюратам. Команда была хорошо сработавшаяся за «марсианские» дни и ночи. Мы психологически были уже подготовлены к работе. Аппаратура по сравнению с «марсианской» была упрощена. Снова самым ненадежным оказался радиокомплекс. Его отладка поглощала большую часть времени, оставшегося до первого пуска, намеченного на 4 февраля.
При подготовке выявлялись не только отказы аппаратуры, но и явные «ляпы», допущенные при проектировании.
Настройка солнечно-звездного датчика системы ориентации зависела от даты пуска. Настройку производили на технической позиции в расчете на дату 4 февраля. После стыковки АМСа с блоком носовая часть носителя закрывалась головным обтекателем. В случае задержки пуска на сутки или более ракету необходимо было снимать только для перестройки датчика, потому что доступа на стартовой позиции к нему не было.
Руководивший работами на старте Воскресенский по этому поводу сказал Петрову и Максимову:
– Вы все вместе не тем местом думали. За это с вас, проектантов, надо портки спустить и здесь на площадке при всем народе выпороть. Потом заставить доработать либо датчик, либо обтекатель. Но в графике у меня нет времени ни для показательной порки, ни для доработок. Королеву я жаловаться не стану. Вот если не попадем в Венеру, я ему причину объясню.
Бесконечные разборки и повторные сборки орбитального контейнера доводили нас до исступления. Разбираем, выясняем причину очередного отказа, заменяем передатчик или находим потерю контакта в фидерном кабеле, собираем, включаем сеанс связи и обнаруживаем новый отказ, которого ранее не было.
В ночь на 25 января был уже пятый цикл такой сборки-разборки. На этот раз отказал высокочастотный переключатель для соединения одного из двух передатчиков с параболической антенной.
Королев в это время отлучался с полигона всего на три дня. Теперь он летел «домой». У нас уже сложились неписаные традиции выезжать на аэродром для встречи прилетающего руководства независимо от загрузки текущей работой.
Так и не выспавшись, я поехал вместе с Келдышем и Ишлинским на аэродром для встречи Королева. По дороге Келдыш спорил с Ишлинским по поводу научных трудов, представленных на соискание Ленинских премий. Под их спор, пригревшись в машине, я заснул.
День был солнечный. Королев, первым спустившись по трапу явно в хорошем настроении, воскликнул:
– У вас уже весна! В Москве при вылете было минус двадцать четыре.
Обратно ехал с Королевым и Воскресенским. СП не столько интересовался Венерой, сколько рассказывал о встрече с Фролом Козловым – вторым человеком в партии после Хрущева.
Пожаловался, что наша «девятка» зажата в пользу янгелевской «шестнадцатой»:
– После октябрьской катастрофы прошлого года в верхах не жалеют сил для реабилитации Янгеля и его работы. Но мало этого, Фрол напрямую сказал: «Сначала Янгель, потом для подстраховки Челомей, а затем уже вы».
Я спросил:
– Значит, космосом не заниматься?
– Нет, мы так не говорим и заниматься будем обязательно. Пуску по Венере мы придаем исключительное значение. Но не торопитесь. Мы вас не гоним. Если надо, можно и подождать.
Следующие день и ночь в присутствии Королева, Келдыша, Ишлинского и при скоплении любопытных снова проводили разборки АМСа для поиска неисправности в автоматике системы питания. Выяснили – вышел из строя дистанционный переключатель. Попутно устранили дефект в аппаратуре Грингауза, которая должна была дать ответ о состоянии межпланетной плазмы по всей трассе.
Снова собрали, испытали, отправили весь объект в барокамеру на проверку герметичности. К утру 29 января после барокамеры я снова был вынужден принять решение о разборке АМСа вместо сдачи на стыковку с носителем: выяснилось, что на выходе приемников только шумы – никаких полезных сигналов.
Проверяем все в разобранном виде. Находим причины. Снова собираем. Снова испытания в собранном виде. Снова повторная проверка в барокамере. В коротких интервалах между непрерывными испытаниями, вскрытиями, доработками и проверками в барокамере мне с Осташевым попеременно удается один час поспать.
В непрерывной суматохе я, не вдаваясь в форму документа, подписал акт о снаряжении спускаемого на Венеру аппарата с вымпелом Советского Союза и на ходу в МИКе попросил Королева его утвердить.
Он отнесся к этому документу гораздо серьезнее и меня отчитал:
– Напечатано небрежно. Перепечатай начисто на хорошей бумаге. Это документ государственной важности. Мы вместе подпишем, а утверждать должен председатель Государственной комиссии.
Наконец-то отдали аппарат на стыковку с носителем. Традиционный выезд из МИКа на старт Кириллов назначил на 7 часов утра 1 февраля. Ночью я любовался двумя носителями. В МИКе на установщике лежит очередной, третий по счету, пакет 8К78. В его голове нарядный сверкающий 1ВА – металлический блеск фольги теплоизоляции и ослепительно белая краска теплоизлучателей. Рядом проходит заключительные горизонтальные испытания четвертый носитель 8К78.
