Пятая попытка попасть в Луну была предпринята жарким летом 1959 года. Пуск 18 июня закончился аварией на второй ступени. Но мы еще не выдохлись – на заводах изготовили новые ракеты для Луны.
Для очередного штурма Луны готовили параллельно две ракеты и соответственно два лунных контейнера с двумя «сентябрьскими» вымпелами. Доставили на техническую позицию, для надежности, и третий контейнер. На этот раз решили перестраховаться. Попасть в Луну надо было обязательно. Теперь этого требовал не только Хрущев. Наше самолюбие было задето. Мы не допускали и мысли о дальнейших неудачах. На технической и стартовой позициях все работали с неистовым желанием успеха. Работа шла круглосуточно. Замечаний и доработок было сравнительно немного.
Дни на полигоне, несмотря на сентябрь, стояли жаркие. Ночи были теплые, безветренные, ясные.
Первая попытка пуска состоялась в соответствии с полетным заданием 6 сентября в 3 часа 49 минут. Ошибиться со временем старта разрешалось не более чем на 10 секунд. При большей ошибке следовало перенести пуск на сутки или более, соответственно пересчитав время.
С первой попытки старт сорвался. Произошел автоматический «сброс схемы». Более двух часов искали причину. Обнаружили глупейшую эксплуатационную ошибку при сборке схемы на стартовой позиции. Анализ ошибки, как обычно, выявил и неточность электрической схемы. Один из штепсельных разъемов не был показан на схеме, и его не состыковали при общей сборке кабелей на стартовой позиции. Схему привели в порядок, повторили испытания и убедились, что все в порядке, но сутки были потеряны.
На рассвете доложили Государственной комиссии, что повторить попытку пуска 7 сентября невозможно. Мы с самого начала заказывали Кузнецову гирогоризонты, определяющие угол наклона траектории ракеты на активном участке из расчета возможных пусков через двое суток, а не на каждые сутки. Для 8 сентября время старта приходилось на 5 часов 40 минут 40 секунд.
Всю ночь велись проверки, продолжалась подпитка ракеты кислородом, многократно проверялись готовности наземных служб. Я успокаивал по связи полковников командно-измерительного комплекса, которые со своими многочисленными радиоспециалистами дежурили по всей стране «от Москвы до самых до окраин». Все двигалось по заведенному распорядку, пока не дошли до команды «Дренаж». По этой команде начинается наддув сжатым азотом всех баков. Все баки наддулись до нормального давления, кроме бака окислителя на центральном блоке. Еще было в запасе время. По команде с пульта сбросили давление – открыли дренажи и сделали вторую попытку наддува под контролем датчика давления системы телеизмерений. Голунский доложил с первого ИПа, что по блоку визуального наблюдения давление в баке – 40 процентов от шкалы. А что это на самом деле? Нужна точная расшифровка. Но контактный манометр в баке не разрешает дальнейший процесс в автоматическом режиме. Время для старта было снова упущено. В наступившей в бункере тяжелой тишине Воскресенский, который в такой ситуации никогда долго не предавался горестным размышлениям, предложил сделать третью попытку. «Скорее всего, в трубке, идущей от бака к датчику, сидит ледяная пробка, – сказал он. – Если мы ее вышибем давлением, ракета будет готова к пуску».
С третьей попытки кислородный бак наддулся, но процесс пуска пришлось остановить. Время было уже упущено. Воскресенский снова оказался прав, интуиция его не подвела. Надо было решать, как поступать дальше. Ракета уже трое суток стояла «под кислородом». Сливать топливо и снимать ее для сушки или сделать еще одну попытку?
В это время, протолкавшись через толпу притихших стартовиков, Лавров своим тихим, спокойно-невозмутимым голосом доложил, что, посмотрев программы гироприборов, они, то есть баллистики, допускают ракету к пуску с теми же приборами на 9 сентября.
«Где вы были раньше?» – возмутился Королев, но не стал бушевать.
Приняли без взаимных упреков единственно возможное решение: стоять «под кислородом» еще сутки. При этом регулярно выключать и отогревать рулевые машины и проверять бортовые системы на функционирование. Электроогневое и заправочное отделения остались на своих рабочих местах. Люди не спали уже двое суток. Теперь им разрешили спать прямо в бункере, поочередно, по часу или по два. Решено все приборные отсеки ракеты продувать теплым воздухом и регулярно измерять температуры.
Госкомиссия и главные конструкторы в такой обстановке тоже установили режим круглосуточного дежурства.
Расчетное бюро – все теоретики – получили строжайшее предписание: многократно все перепроверить и дать точное время старта на 9 сентября.
В очередную ночь по четырехчасовой готовности все, невыспавшиеся и усталые, снова съехались на стартовую позицию. Время «старта 6 часов 39 минут 50 секунд.
Солнце косыми лучами уже осветило степь через большие разрывы в легкой облачности. Метеорологи обещали теплый безветренный день. Ракета должна же наконец уйти, а мы хоть немного отоспимся, пока она доберется до Луны. Сначала все шло опять по-штатному. Вышли на зажигание. Бурлящее пламя заклубилось под всеми блоками при выходе на первую промежуточную ступень и… команда «Главная» не прошла! По вине центрального блока схема сбросилась, огонь постепенно затух под всеми двигателями. В бункере стояла гнетущая тишина. Потом усталыми голосами Воскресенский и Евгений Осташев отдали положенные в таких аварийных случаях команды. На площадку прикатили пожарные машины. Стартовики осторожно осмотрели закопченные хвостовые отсеки. Все устали до равнодушия. Тем не менее Королев велел срочно проявить пленки телеметрии и дать заключение о причинах. Глушко назначили председателем аварийной комиссии. Пилюгин предложил сначала решить, что делать дальше, а потом разбираться. Королев по непонятной причине вдруг закричал на Пилюгина: «Ты разберись, что твои схемщики натворили!» Воскресенский сразу нашел причину: «Это виновата машина номер шесть. Она в старом варианте уже снималась со старта. Ее не следовало допускать снова». Все так устали, что никто даже не улыбнулся.
