Следующие два примера гипотетических сновидений иллюстрируют несколько особенностей построения снов: (1) сны являются продуктом взаимодействия между различными областями разума, включая сознательное, предсознательное и бессознательное; (2) схемы, мотивации и ожидания взаимодействуют по ходу сна; и (3) в снах нет никакой предопределенности. В снах одинаково находит отклик мотивации как низшего, так и высшего уровней, ожидания как катастрофы, так и звездных часов.

Я погружаюсь в БДГ-сон, и активность моего мозга постепенно возрастает. В течение минуты какая-либо из схем достигает порога восприятия. Например, это схема городской улицы, которая еще действует под влиянием моих дневных впечатлений. Увидев улицу, я тут же представляю себя на ней, и оказываюсь там. Я замечаю, что настала ночь, и улица тускло освещена. Это активирует ряд схем (до этого находившихся в бессознательной и предсознательной областях разума), связанных с опасностью, которая исходит от ночных улиц, страхом перед теми, кто может причинить мне вред. Мой страх сопровождается возникновением на другой стороне улицы темной фигуры.

Кто он? Я не могу разглядеть его достаточно хорошо, чтобы сказать, на кого он похож, но в голове мелькает мысль, что это может быть грабитель. И он становится грабителем: угрожающе смотрит на меня, а я поворачиваюсь и направляюсь в другую сторону. Я боюсь (а значит, ожидаю), что он последует за мной, так оно и происходит. Я пускаюсь бежать, и он бежит за мной. Я пытаюсь избавиться от него, прячусь по разным улицам и переулкам, но каким-то образом он все время находит меня.

В конце концов, я затаиваюсь под какой-то лестницей и несколько мгновений чувствую себя в безопасности. Но как только я подумал, что он найдет меня и здесь, так оно и происходит. Я просыпаюсь весь в поту.

Я погружаюсь в БДГ-сон, и активность моего мозга постепенно возрастает. В течение минуты какая-либо из схем достигает порога восприятия. Например, это схема городской улицы, которая еще действует в качестве "дневного осадка". Увидев улицу, я тут же представляю себя на ней, и оказываюсь там. Я замечаю, что стоит ночь, и улица тускло освещена.

Ощущение пребывания на ночной улице активирует другие связанные с ним схемы, и в голову приходит мысль, что я иду в кино. Я вижу темную фигуру на другом конце улицы, которую не могу хорошо разглядеть. Однако схема кино подталкивает меня к мысли, что это друг, с которым я должен встретиться перед сеансом. Когда я подхожу ближе, то вижу, что это действительно мой друг.

Мы идем в кинотеатр по улице, которая мне хорошо знакома. Но я забыл, на какой фильм мы идем и всматриваюсь в афишу. Какая-то часть моего разума, вероятно, осознает, что я сплю, – активируется схема сновидения, и я вижу на афише название "Последняя волна" (фильм о сновидениях). Я видел этот фильм много раз, и мне не понятно, почему я опять иду его смотреть. Я вновь обращаюсь к афише, но на этот раз на ней другое название "Сон или бодрствование". Я не могу пропустить такую недвусмысленную подсказку, и теперь полностью понимаю, что сплю. Мой друг исчез, пока я размышлял над афишей. Я поднимаюсь в небо и парю (зная, что схема гравитации здесь не работает).

Схемы – это наши предположения о мире. Если эти предположения ошибочны, схема перестает быть адекватной моделью мира, и тогда происходит пересмотр предположений и модификация схемы, которые известный психолог Жан Пиаже назвал "адаптацией". Адаптированная схема более приближена к реальности и это расширяет наши знания.

Постоянное приспособление своих схем к новой информации, делает их более полными, согласованными и "осмысленными", а, следовательно, расширяет наш мир. К сожалению, люди не всегда стремятся адаптировать свои схемы, в соответствии с новой информацией.

Очень часто новая информацию игнорируется как раз из-за того, что она не удовлетворяет положениям наших старых схем. Не замечая этого расхождения, мы "ассимилируем" по терминологии Пиаже, наше восприятие реального события или объекта в нашу схему. По этой причине, сложно, например, тщательно вычитать корректуру. Мы можем счесть какую-то деталь нехарактерной или недостаточной для выводов, если видим, что она не вписывается в схему.

Вспомним рассказ о Насреддине (глупом мулле, воплощающем наиболее характерные человеческие недостатки) и царском соколе, прилетевшем к нему на подоконник. Насреддин никогда не видел такого странного "голубя", и поэтому, распрямив аристократический клюв и обрезав когти, он отпустил сокола на свободу со словами: "Теперь-то ты больше похож на птицу…".

Как и Насреддин, обрезавший соколу самые выступающие части тела потому, что они не вписывались в его схему птицы, мы иногда страдаем от самонадеянной близорукости, пытаясь свести новые концепции к уже имеющимся у нас понятиям. Между прочим, одна из задач анекдотов о Насреддине и других рассказов суфийских учителей – дать нам схемы, позволяющие посмотреть на себя по-новому и способствовать развитию тонкого восприятия.

В состоянии сна мы подчинены тому же набору общих схем, что и в состоянии бодрствования. И в том и в другом состоянии мы предполагаем, что бодрствуем, и поэтому во сне наше восприятие искажается, чтобы удовлетворить этому предположению.

Причудливые события в наших сновидениях мы всеми способами стараемся ассимилировать и в то, что считаем возможным. Даже если нам и удается отметить их необычность, мы, как привило, стараемся дать этому разумное объяснение.

Стремясь, однако, стать осознанно сновидящим, вы должны быть готовы к тому, что "странный голубь" может оказаться птицей с совершенно другим оперением, и что иногда аномалии восприятия объясняются тем, что вы спите.

Ваши сознательные или предсознательные ожидания и предположения о характере сновидений в значительной степени определяют ту конкретную форму, которую принимают ваши сновидения. Как было сказано, это имеет отношение и к реальной жизни.

В качестве примера влияния предполагаемых ограничений на человеческие поступки возьмем миф о четырехминутной миле. На протяжении многих лет считалось, что пробежать милю быстрее четырех минут невозможно, – пока кто-то не побил этого рекорда и невозможное стало возможным. Почти сразу это же сделали и многие другие.

Предположения играют более важную роль во сне, нежели во время бодрствования. Ведь в физическом мире действуют ограничения, заложенные в нашем теле, не говоря уже об ограничениях, налагаемых законами физики.

Хотя барьер 4-минутной мили не был непреодолимым, абсолютный предел человеческой скорости все-таки существует. Так, по-видимому, невозможно пробежать милю за 4 секунды. Однако в мире сновидений мы, если и подчиняемся законам физики, то лишь в силу привычки.

Действия в осознанном сне могут ограничиваться пределами функциональных возможностей мозга. Например, выяснилось, что в осознанных сновидениях практически невозможно найти и прочитать связные отрывки текста. По выражению немецкого врача Харальда фон Моэрс-Мессмера, буквы в осознанных сновидениях просто не хотят стоять на месте. Когда вы пытаетесь сосредоточиться на словах, они превращаются в иероглифы. (Заметьте, я не говорю, будто мы никогда не можем читать во сне. У меня лично были сны, где я читал нормально, но это были не осознанные сновидения, в которых текст является продуктом сознательных усилий).

Как бы то ни было, в сновидениях количество возможных физиологических ограничений значительно меньше, чем количество физических ограничений, налагаемых на бодрствующее состояние, поэтому во сне на первый план выходят ограничения психологического характера, такие как предположения.