На ожерелье висел большой золоченый медальон с вырезанными на нем переплетающимися кривыми линиями, кругами и странными знаками. И перстень, и ожерелье показались Труф слишком бутафорскими. Очевидно, они использовались в каких-то ритуалах и имели высокое символическое значение — об этом говорил их вес и размер.

Перстень Блэкберна. Ожерелье Блэкберна. Это и есть оставленное им и сохраненное тетушкой Кэролайн наследство. Предназначенное ей, Труф.

Но с какой стати тетушка Кэролайн хранила это для нее? Зачем она решила отдать все это ей именно здесь и сейчас?

Очень странно. Направляясь сюда, Труф ожидала чего угодно, только не этого. Со все увеличивающимся чувством смущения Труф внезапно начала понимать, что никогда по существу не знала своей тети. Разве так поступила бы женщина, осуждавшая Торна Блэкберна за гибель своей сестры? «Я никогда не хотела, чтобы ты ненавидела его», — снова всплыла сказанная фраза. А какого другого отношения к Блэкберну она ожидала от Труф?

И могла ли она ожидать чего-нибудь иного?

Труф прижала к себе ожерелье в надежде немедленно расколоть янтарины. Все эти годы она считала, что тетушка Кэролайн ненавидит Торна точно так же, как она сама, а на самом деле…

Только сейчас ей все стало понятно.

С тех пор, как в шестьдесят девятом умерла Катрин, тетушка Кэролайн и ее дом ждали. Застывшие во времени. Терпеливо ждали…

Как она могла оказаться настолько слепой? Ведь все же так просто, достаточно было только посмотреть повнимательней.

Они ждали, оба.

Ждали того момента, когда смерть воссоединит Кэролайн с Катрин.

Ждали, когда Кэролайн соединится с Торном Блэкберном.

Кэролайн Джордмэйн любила Торна Блэкберна.

Труф чувствовала, как мир повернулся к ней на сто восемьдесят градусов. Всплыло все ее далекое прошлое, тщательно скрытое и неразворошенное. Все факты и случаи чередой проносились в ее сознании, и Труф увидела в них воплощение чужой воли. Выстроившись в логически завершенную цепочку, они образовали неприглядную и убедительную в своей горечи картину.

Не может быть, чтобы Кэролайн Джордмэйн не присутствовала во Вратах Тени в ту ночь, когда Катрин умерла, а Торн исчез. Она была, была там! И ни разу за все эти годы Труф даже не поинтересовалась этим, сама же Кэролайн Джордмэйн не могла не знать, какой важной деталью является ее присутствие там. Возможно, она не являлась участницей, а просто зашла посмотреть на сестру и своего друга.

Или любовника?

Прошлое, казалось, воскресло и явилось сюда, в эту комнату. Труф явственно видела всех их — Катрин, доверившуюся и беспомощно влюбленную, Кэролайн, относящуюся ко всему происходящему со скепсисом и опаской. Она чувствовала, что произойдет нечто страшное, и тщетно пыталась отвратить трагедию, нависшую над двумя людьми, которых она любила больше всего. Труф видела и Торна Блэкберна. Он… Нет, нет, нет, этого не может быть!

Но именно так все и было. Зачем тогда хранить фотографию ненавистного тебе человека? К чему сохранять принадлежащие ему вещи для его дочери, если ты считаешь, что память о нем не стоит того?

Кэролайн его любила.

Медленно Труф опустилась на кровать. Чтобы не закричать от негодования, она до боли в челюстях сжала рот. Все, чему она верила, оказалось ложью, остаток жизни Кэролайн Джордмэйн провела, накинув на свое существование завесу монашеского аскетизма и молчания, проникнуть за которую Труф никогда не удавалось. Теперь же она ясно видела, что ее тетя остаток лет посвятила поклонению Торну Блэкберну, выражавшемуся в воспитании его дочери.

Труф внутренне посмеялась над своей наивностью, ведь она принимала это за любовь к Катрин. Как она ошибалась.

«Она любила не меня, а его», — слышала Труф внутри себя фальшивый, тоненький голосок и не могла заглушить его. Тетушка Кэролайн любила Торна Блэкберна. И продолжает любить его и сейчас. Она никогда не переставала его любить. Если бы она ненавидела его, в ту ночь ее бы с ним не было. Но она была во Вратах Тени в ту ночь и после всегда была с ним. Она оставалась необходимой всем троим.

А когда, став постарше и узнав, кто она и откуда, Труф начала задавать вопросы и ненавидеть Блэкберна, тетушка Кэролайн предпочитала отмалчиваться. Она ни словом не возражала Труф, просто молчала.

«Надеялась, что я изменю свое мнение? Нет уж, скорее адские печи затухнут и сковородки заледенеют», — ухмыльнулась Труф. Она молча разглядывала вещи Торна, горе ее было слишком велико, чтобы говорить.

«Ничего не осталось, ничего. Даже времени…»

В коробке было еще что-то.

Какая-то книга.

Труф медленно вытащила ее. Книга была объемной, больше, чем современные, почти девять на двенадцать дюймов и дюйма в два толщиной. Обтянутая мягкой кожей, с тиснением на корешке, она производила впечатление древней книги, такие Труф частенько держала в руках в библиотеке Тагханского университета.

Но древней она не была. Как не была и отпечатанной. Труф открыла книгу и на титульной странице увидела написанные рукой размашистые, округлые черные буквы названия: «Страдающая Венера. Беседы об истинном ритуале открытия пути и многое другое. Торн Блэкберн».

Труф мельком проглядела книгу. Страницы ее были исписаны мелким, опрятным почерком, текст перемежался тщательно сделанными рисунками.

«Очень похоже на молитвенник», — пришла к заключению Труф, равнодушно швырнула книгу обратно в коробку и тщательно вытерла руки. Ее не покидало ощущение, что она прикоснулась к чему-то грязному и гадкому. Культивировать в наше время веру в магическое казалось Труф сознательным уходом от рационализма в дикое невежество прошлого. Она считала, что от веры в магию всего один шаг до убежденности в исцеление верой и до жертвоприношения детей.

Подобно сатанинскому детищу ирреального, всю свою жизнь Торн Блэкберн посвятил истреблению единственного оружия, которым обладало человечество в борьбе с природой и вселенной, — силы разума.

И тетушка Кэролайн любила его. И все двадцать пять лет хранила, спасала все это, чтобы когда-нибудь отдать в руки Труф. Будто бы все эти вещи — некий дар, который когда-нибудь может ей потребоваться.

Труф положила перстень и ожерелье в коробку и закрыла ее. Дрожащей рукой она пригладила волосы, короткие, хорошо постриженные, и взглянула в висящее напротив зеркало. На нее смотрело бледное, взволнованное лицо.

Ну и как она должна вести себя теперь с тетушкой Кэролайн? Ответить злом женщине, воспитавшей ее, она не могла, это было бы нечестно и жестоко. Вступить с ней в дискуссию, пытаться взывать к ее рационализму тоже бесполезно, Кэролайн Джордмэйн считала оккультные бредни Торна Блэкберна чарующей истиной.

Выхода нет.

Труф глубоко вздохнула, внезапно почувствовав себя очень уставшей. Стараясь оттянуть неприятную минуту, она очень неохотно подхватила коробку и вышла из комнаты.

— Тетушка Кэролайн, — позвала она.

Закрыв глаза и откинув голову, старая женщина лежала на кушетке. Во сне она выглядела еще отвратительней. Труф посмотрела на нее и увидела следы пожирающей страшной болезни. Услышав голос Труф, тетушка слегка пошевелилась.

— А, вот и ты, — произнесла она, тревожно вглядываясь в лицо Труф. Труф знала, что тетушка надеялась увидеть, и старательно делала невозмутимое лицо, пряча свои истинные чувства. Она определенно решила не спорить о Блэкберне, это было бы просто бесчеловечно. — Нам нужно поговорить об остальных, — продолжала тетя. Глаза ее закрывались, но невероятным усилием воли она снова открыла их. — Когда… когда Катрин умерла, началась паника, все бежали вне себя от горя. Я делала все, что могла, но я подвела остальных, Труф. Поэтому… — Ее голос снова прервался.

— Успокойтесь, тетушка Кэролайн, вы слишком устали, — проговорила Труф. — Лежите спокойно, не волнуйтесь. Вы никого не подвели. Я уверена, что все будет хорошо. — В этой комнате ее торопливая, не очень связная речь прозвучала фальшиво.

Тетя покачала головой и поморщилась. Даже такое слабое усилие причиняло ей боль.