Ньясса-ли улыбнулась своей невеселой холодной улыбкой.

-- Ты лжешь нам, старуха. Мы знаем, что он способен не просто на трюки, и ловкость рук тут ни при чем.

-- Ну, хорошо,-- продолжала матушка Мастифф, пытаясь подойти по-другому,-- зачем было похищать меня? Зачем утаскивать меня из моего дома? Я старуха, как ты только что сказала. Я не могу помешать вам, не могу причинить вред. Если вас интересует Флинкс, почему вы не похитили его? Я не могла бы вам помешать.

-- Потому что он может быть опасен.

Да, они совсем спятили, эти трое, решила матушка Мастифф. Ее мальчик, Флинкс, опасен? Вздор! Он чувствительный мальчик, это правда; иногда он знает, что чувствуют другие, но очень редко и вряд ли сам этого хочет. Возможно, он способен немного подтолкнуть эмоции других. Но опасен? Это ему угрожает опасность со стороны этих инопланетных глупцов и сумасшедших.

-- К тому же,-- продолжала маленькая восточная женщина,-- мы должны продолжать очень осторожно, чтобы не принести дальнейшего вреда Обществу. Число наших членов и так уже сократилось, отчасти из-за слишком торопливой попытки обрести несколько лет назад контроль над другим ребенком, нашим объектом. Мы не можем допустить ту же ошибку с Номером Двенадцатым. Большинство наших коллег убито, заключено в тюрьму или подвергнуто промывке мозга.

Тревога матушки Мастифф удвоилась от этого бесстрастного признания. Она не понимала слов этой женщины о генетических изменениях и усовершенствовании человечества. Но вот насчет промывки мозгов она поняла. Преступление должно быть особенно отвратительным и жестоким, чтобы преступника подвергли этому наказанию. У него навсегда стирают память, всю прошлую жизнь, саму личность, и весь остаток своих дней он проживет с мучительно пустой черной дырой в сознании.

-- Оставьте его в покое! -- закричала она, удивленная силой своей реакции. Неужели она так привязалась к мальчику? Ведь чаще всего она воспринимала его как помеху, навязанную ей несчастливой судьбой. Правда ли это?

-- Не причиняйте ему вреда! -- Она вскочила на

ноги и обеими руками колотила женщину, которую другие называли Ньясса-ли.

Седовласая и совсем не молоденькая, Ньясса-ли была, однако, гораздо моложе и сильнее матушки Мастифф. Она схватила старую женщину за руки и снова усадила в кресло.

-- Мы не собираемся причинять ему вред. Разве я не объяснила важность нашего дела? Неужели мы захотим повредить тому, кто так для нас важен? Конечно, нет. Мы видим, как ты привязана к своему воспитаннику. По-своему, мы также привязаны к нему.

Что за бездушные люди, думала матушка Мастифф, беспомощно падая в кресло. Не люди, а далекие мертвые тени людей.

-- Я обещаю тебе, что мы не будем заставлять мальчика делать что-то против его воли и ничем ему не повредим.

-- Но что вы тогда с ним хотите сделать?

-- Мы хотим управлять его взрослением,-- объяснила женщина,-- помочь ему развить до предела его необычные способности. Маловероятно, чтобы он достиг этого без соответствующих инструкций и тренировок; именно поэтому его способности до сих пор не очень проявились. Но наш опыт показывает, что, достигнув половой зрелости, наши объекты не соглашаются на такую тренировку и управление. Поэтому мы должны руководить им так, чтобы он сам этого не сознавал.

-- Как вы можете это сделать?

-- Через третье лицо, чьи предложения и указания он примет охотно,-сказала женщина.-- И вот тут становишься важна ты.

-- Вы хотите, чтобы я заставляла его делать то, что докажет успешность вашего эксперимента?

-- Правильно,-- согласилась Ньясса-ли.-- Все нужно делать так, чтобы он не догадался, что им руководит какая-то сила извне.-- Она указала на дальний конец комнаты, где за прозрачной дверью находилась операционная. В тусклом зеленовато-голубом свете приборов стерильная операционная слегка блестела.

-- Мы не можем допустить вмешательства, которое уничтожит наши усилия, и не должны рисковать обнаружением, потому что агенты Сообщества продолжают нас преследовать. Поэтому нам необходимо поместить тебе в мозг небольшие приборы, которые обеспечат твое полное подчинение нашим указаниям.

-- К дьяволу! -- выпалила матушка Мастифф.-- Я сто лет заполняла свою голову. Знаю все, что там запасено. И не хочу, чтобы кто-то там все разбросал.-- Взглянув в сторону операционной, она не добавила, что никогда не лежала под ножом или лазером и смертельно этого боится.

-- Послушайте,-- в отчаянии продолжала она.-- Я буду рада помочь вам. Буду говорить мальчику все, что захотите, не позволю ему делать то, что вы не захотите. Но оставьте мою бедную старую голову в покое. Разве не полезнее я вам буду как добровольный помощник?

Брора сложил руки на столе и бесстрастно разглядывал ее.

-- Это правда. Однако есть факторы, которые этого не допускают.

-- Во-первых, потребуются такие действия, к которым ты не способна в силу недостатка умственного развития, но которые можно осуществить под руководством импланта. Во-вторых, нет никакой гарантии, что когда-нибудь в будущем ты не возмутишься и не расскажешь объекту все, что знаешь. Это имело бы катастрофические последствия для нашего эксперимента. В-третьих, хотя внешне ты будешь руководить мальчиком добровольно, он способен почувствовать твое внутреннее сопротивление и понять, что что-то неладно. А вот импланты, механические устройства, он почувствовать не сможет. И наконец последнее. Я думаю, ты лжешь, говоря, что станешь добровольно помогать нам.

-- Но я не хочу операции! -- воскликнула матушка Мастифф, стуча кулаками по ручкам кресла.-- Говорю вам, это не нужно! Я сделаю все, что захотите, если оставите мальчика в покое и скажете, что мне делать. Зачем мне лгать вам? Вы сами сказали, что он ведь не настоящий мой ребенок, всего лишь приемный. Я буду рада вам помочь,-- с хитрой улыбкой сказала она,-особенно если заплатите.

Но Брора покачал головой.

-- Ты лжешь убедительно, но недостаточно убедительно, старуха. Мы большую часть жизни имели дело с изменниками в собственном кругу. Еще одного мы себе позволить не можем. Прости.

Его внимание привлекли двое вошедших. Он кивком указал на матушку Мастифф.