А вскоре у меня появился жених. Март. Весело и тревожно капали сосульки с крыш. И как-то так все стремительно завертелось-закружилось-понеслось, что вот уже мы мчимся на двухколесном «Иж Юпитере» (туда и обратно – 200 км) к его родителям – надо же меня показать! А дорога, помнится, словно квашня, комки грязи из-под колес, ледяной ветер слепит глаза и безжалостно ломает прическу. Понятно, когда добрались, от моей юной привлекательности и обаятельности не осталось и следа. Будущая свекровь, высокая, дородная, словно с плаката сошедшая, увидев невесту, такую жалкую, грязную и тощую, горько заплакала.

Плакала она от того, что не могла понять, ну как такая «серая мыша» смогла охомутать ее великолепного, необычайного, чудесного мальчика. Действительно, мы были не пара. Семья жениха оказалась ну о-о-очень зажиточной, сейчас бы сказали – крутой. У моей потенциальной свекрови, заслуженной свинарки, даже трудовой орден имелся. Работала она на ферме, конечно же, не простой, а племенной, показательной. Будущий свекор (скромная половинка своей орденоносной жены, если рассматривать в весовой категории) с важностью профи, терпеливо и с удовольствием разъяснил мне что к чему.

Значит так… Хрюшка опоросилась; а в опорос случается аж до 12 малышей, но в среднем все-таки 6—8. Все нормальные, веселенькие, лишь один, как говорится, рылом не вышел. Пятачок набекрень, ухо раздвоенное, ножки вывернутые, а то еще какая-то неожиданность. Так вот, здоровый приплод холят-лелеют, взвешивают, витаминчики дают. То есть, готовят на племя, для воспроизводства себе подобных. Ну а хилых, дефективных, даже если дефект незначительный, выбраковывают.

Эта «отбраковка», помнится, томилась на плите, смачно булькая, кусками нежного молочного мяса, прела в огромной кастрюле беззащитными хвостиками и ушами.

Меня тут же усадили лепить пельмени. Их требовалось много: на всю большую образцово-плакатную семью. Все здесь, кроме хозяина, были видными-завидными, кровь с молоком. Чувствовалась порода, так ведь и кушали хорошо. Но учились, как выяснилось позднее, плоховатенько, книжек не читали. Лепильщица (лепилка, лепеха, лепешка… ну, как правильно-то, подскажите!) Короче, стряпуха получилась из меня никудышная, хотя я очень-очень старалась. И терпение было, и вдохновение, а главное – желание угодить, да вот сноровка отсутствовала. Пельмешки поначалу выходили неказистыми, кривобокими, похожими на свинячьи уши и вообще на что-то непотребное. Когда заслуженная свинарка, вернувшись из свинарника, глянула на сварганенное мной, она задумчиво и очень ласково произнесла: «Да, голова – не жопа…». Ну вот как это понять: то ли похвалила, то ли наоборот?

Но, как говорится, если долго мучиться, что-нибудь получится. Мало-помалу мои страдания возымели успех: я еще такой проворной оказалась! Уже на второй день пельмешки выпархивали из-под моих ловких рук похожими то на маленьких аккуратных птичек, то вообще на нежные розочки.

А вот какими они получились на вкус, не знаю. Думаю, превосходными. Пока посуду мыла, затирала полы, настало время уезжать. Попробовать не успела.

Душу отвела (вот кто о чем, а я снова – о них, о родимых), заканчивая университет. В студенческой столовой в ту пору фирменным блюдом считалась отварная курица с гарниром. Ну с макаронами и кашей, едой любимой нашей, все ясно, здесь трудно что-либо напортачить. А вот курицы, судя по тому, что оказывалось в тарелках, являли собой нечто невообразимое: одни гузки, шейки и хребет. Ни бедрышек, ни крылышек у бедных птичек не наблюдалось. И вот в этот грустноватый, холодноватый и голодноватый период один из однокурсников наткнулся на недорогую пельменную. «Эй, неудачники, ликуйте! Это место – самое восхитительное из того, что когда-либо видели глаза мои!» Славка произнес это с таким счастливым изумлением, будто Америку открыл.

У нас на заочном тогда учились солидные ребята, работающие в солидных изданих, а один даже – в обкоме. Они жили в приличных гостиницах и кушали в приличных ресторанах. Приезжали на сессию и успешные девочки успешных родителей с нефтяного севера. Одна из них сказала: «Фи, какая дешевка, это даже не кафе, а столовая для рабочих и крестьян. Я туда не пойду!»

Но многие пошли, побежали даже… Действительно, это оказалась банальная общепитовская точка, забегаловка. Ждать приходилось долго, полчаса, а то и больше. Очередь порой занимали на улице, потом, шаг за шагом, по скрипучей лестнице в заиндивелом подъезде приближались к теплу и домашним запахам. В ожидании терпеливо томились интеллигентные бюджетники, уткнувшиеся простуженными носами в свежий номер «Уральского рабочего», и озабоченные шумливые заочники. Маялись спросонья, видать, только что с поезда, унылые сонные командировочные и тряслись от холода (а холода на Урале знатные!) лохматые грязноватые личности…

Когда счастливчики наконец-то вваливались в зал и с подносами выстраивались вдоль стойки, видно было, как там, на кухне, за большим столом три простенькие «Маши с Уралмаша» ловко орудуют скалками, слышно даже, как оживленно они при этом шушукаются.

– Пожалуйста, две порции! – Раздатчица не удивляется моим запросам, насыпает пельменей «с горкой». – И два томатного!…

Сок – в граненых стеклянных стаканах. Подносы – алюминевые. Столы и стулья – пластмассовые. Недорого… Но пельмени, действительно, оказались чудо как хороши! Столько лет прошло, а до сих пор помнится: тесто крутое, но раскатано тонюсенько, аж начинка просвечивает. Края cловно щипчиками прихвачены, чтоб при варке не расползались, поэтому фарш внутри – сочный, нежный, волшебно вкусный, ну словно мидия, запеченная в ракушке. Хотя мидий в те годы мы не видали и уж тем более не едали, но ведь пофантазировать-то можно.

Согласна, две порции, конечно же, перебор. Так я столько никогда и не съедала. И не потому, что не лезло. Дело в другом. Когда за соседним столиком чрезвычайно скромно (горячий чай + несколько кусков черного хлеба) трапезничает бомжик или просто озябший проголодавшийся старик, с тоскливой надеждой присматриваясь к твоей тарелке, аппетит не то чтобы улетучивается… Просто стыдно почему-то становится, жарко и душно. Делаешь вид, что сыта уже по горло. Тяжело вздыхаешь, оханьки, мол, пожадничала и вот, видите ли, сколько осталось! Осторожно отодвигаешь половину на край тарелки и торопливо допиваешь свой сок…

Однажды после экзамена мы рискнули раскошелиться и толпой ринулись не в забегаловку, а в настоящий ресторан. Он так и назывался «Уральские пельмени» и тоже был в двух шагах от универа. Белые скатерти, вездесущий, но неслышимый, словно фантом, официант, меню в кожаном переплете, фужеры… Все чин чином, по-взрослому. Ассортимент был ну очень и очень! Мы ахали и охали, выбирая. Я заказала порцию «Дружба», название понравилось. И вот приносят огромное блюдо. Вроде бы, ничего удивительного, как у всех. Но пельмешки-то оказались с секретом: каждый с особенной начинкой. С грибами, капустой, рыбой… С курицей, олениной, свининой… А еще с редькой, морковкой, творогом… И даже с репой… И еще с чем-то… И еще… Представляете: ни одного повтора!

Сознаюсь, за свою жизнь, промелькнувшую словно безостановочный экспресс, немало я пельмешек-то отведала. Иногда и покупными не брезгую. Сейчас в продаже каких только нет: «Царские», «Пионерские», «На троих» и так далее. В Германии, например, на заводах специальные линии монтируют по производству русских пельменей. На пакетах с заморозкой этакой завлекалочкой советская символика. Пробовала: съедобно, санитарные нормы гарантированы, но знаете, чего там не хватает? Не удивляйтесь только: не хватает главного – сакрального смысла! Ведь заводские замороженные катышки с серым слипшимся комочком внутри – это жалкое подобие, злая насмешка и просто издевательство над настоящими домашними изделиями. Теми, что лепятся вручную на радость близким и себе. В дом с которыми приходит праздник и благодать, а в душе оживает надежда. И альтернативы домашним пельменям НЕ СУЩЕСТВУЕТ!!!