Однако самая серьёзная проблема оказалась далеко за пределами биологии – так сказать, проблема организационного плана. На следующий день подполковник Тумко заявил Дергачёву, что считает его ВНОСовскую научную тему бесперспективной, а сам исследовательский подход авантюрным. А по сему тратить на такую бузу кафедральные ресурсы не рационально. Чтобы уж совсем не выглядеть злодеем доцент предложил своему подопечному перескочить на изучение амёбиаза, амёбной дизентерии, по которой сам недавно успешно защитил докторскую. Пойми – никому не нужны лишние хлопоты и головная боль. Пока же сдайте ключи.
Это была измена. Это был удар под дых. Три года трудов и поисков обрывались как раз в момент, когда забрезжила удача. И всё из-за чего? Из-за того, что завуча разок вызвали в Гэ-Бе дать показания да забрать чемодан своего подчинённого? Подполковник не обосрался, просто подполковник не любит лишние хлопоты. А не сданный вовремя учебный план? Так ведь сам виноват – дотянул до последнего. И что это за наказание – устный выговор? Считай нету такого наказания – в личное дело ведь тоже устно «пишется». А раз там чисто, то и везде чисто. Всё это Деркачёв прекрасно понимал, а оттого злился вдвойне. Даже не злился. Он заливался до корней волос безысходной досадой – ведь он никто и изменить что-либо не в его силах. А ещё его бесило, что в этом тихом болоте ничего никому не надо – ни профессору, ни доцентам, ни заму по науке… Чёртова «тёплая» кафедра! Надо было сразу стартовать с Эпидемиологии. Хоть на той кафедре порядки, как на гауптвахте, но и науку куда серьёзней делают. Однако Сяву-Тонзиллита всё также влекло на «Биомед». Досада пробудила в его душе ещё одно странное чувство, сроднее отринутой любви с приступом безудержной ревности. Только не к женщине – к кафедре. Сержант по привычке ходил туда, словно по родным местам перед отъездом навсегда. Он словно мазохистски наслаждался предстоящей ностальгией – сегодня ещё посижу здесь, ну ладно, пусть ещё и завтра… А уж с новой недели точно всё, конец.
Амёбиаз Деркачёву не интересен. Да ведь после защиты докторской и самому Тумко стало глубоко наплевать на эти амёбы. Положеная прибавка к зарплате имеется, машину давно купил, трёхкомнатную квартиру уже дали, а полковника вот-вот дадут. Чего ещё ждать? Профессор молод, а посему простому доценту трудно такого подсидеть и самому зариться на кафедру бесполезно. Период «водки, лодки и молодки» уже прошёл, а «кефир, клестир и тёплый сортир» ещё не скоро. Получается размеренное «кино, вино и домино». «Кино» в виде имитации научной деятельности, «вино» в виде безобидных удовольствий от жизни в красивом городе да поездок в отпуске к морю. А «домино»… Ну конечно не в буквальном смысле с мужиками в козла под окном забивать, а там книги всякие, в гости к солидным людям сходить… В общем вполне разумное времяпровождение, хоть и с тем же «доминошным» подтекстом убийства времени. Хватать звёзды с неба? Рваться за какой-то там Госпремией? Нет уж, увольте – мы солидные люди, поверх докторской надбавки нам вполне хватит доплаты завуча сверху. Вот лет за пять и набежит эта мифическая премия. Кризис середины жизни, говорите? Ну и хрен с ним, пусть так. А моральные принципы? Ответственность учителя перед учеником? Вот уж глупости! Ну был бы Деркачёв адъюнктом, тогда другое дело – вот тогда бы и курировали его науку, ибо в службных обязанностях такое записано. А ВНОС общество добровольное и для курсанта, и для руководителя. Да и вообще, как старшему по званию этой заблудшей овце помочь надо – он ведь всю свою молодость так просрёт. То Афганистан, то комары! А девушки?! Поэтому совесть доцента Тумко чиста, как слеза ребёнка.
В субботу Сява решил, что зайдёт на кафедру в последний раз. Он уйдёт тихо, по-английски, не прощаясь. Согласно Устава научного общества, формально он ещё год будет числиться прикреплённым к этой кафедре, а потом кончится членство, и как раз тогда же его здесь забудут. Вот и не будет никаких сцен расставания, пафосных или драматических речей. Нет в таком необходимости. Наверное Тумко прав… Во всём прав.
В субботу после занятий Тонзиллит пришёл в лабораторию в последний раз. Взял сачёк из мелкой капроновой лески. Такой в воде форму держит, а поэтому не сильно травмирует всяких нежных существ. Через этот сачёк перецедил воду. На капроне задёргались подросшие личинки египетского эдеса. Пожалуй денька два ещё, и самые крупные будут окукливаться. Деркачёв понёс сачёк в туалет. В самый последний момент ему почему-то стало жалко вот так бестолково закончить их жизнь. Нет, не надо их смывать в унитаз. Их надо отнести на курс, а там отдать рыбкам. Вон один его из его подчинённых, Колька, сосед Феликса, уломал же замкомвзвода разрешить ему поставить в комнате маленький аквариум. Старший сержант Деркачёв разрешил. Вот теперь сержант Деркачёв самолично и скормит своих любимых личинок его рыбкам. Тонзиллит взял полиэтиленовый кулёчек, зачерпнул туда воды прямо из того ведра, где сидели странные лягухи и ополоскал там сачёк. Потом завязал пакет пузырём и кинул его в портфель. Выживаемость этих мелких питомцев Сяву больше не интересовала. Он протёр стёкла и перемыл грунт в аквариуме, потом налил туда свежей воды, картинно расставил камни и коряги, подключил фильтр и компрессор. Всё, последнее обязательство перед кафедрой выполнено. Тонзиллит вывалил жабок-бульдожек из ведра в их прежнюю обитель, накрыл её стеклом и пошёл сдавать ключ.
По пути на Факультет старший сержант умудрился забежать в «Антимир» и прикупить бутылку хорошей «антиматерии» под названием «Зубровка Особая». Хотелось с горя напиться, но пить простую водку в этот день Сява посчитал недостойным. Сегодня, как-никак поминки и проводы… Поминки научной карьеры и проводы кафедры. То есть кафедра остаётся на месте, это он от туда провожает сам себя. Но чего-то определённо не хотелось. Вот чего – не хотелось видеть самодовольные сержантские рыла и красную рожу старшины. Ведь они счтают его своим, родным, а он для них чужой. Срать он хотел на строевую подготовку, на возможность говорить через губу, на упивание собственной властью. Плевать ему, что рядовые курсанты его боятся – такое «почитание» его душу не тешит. И власть вся эта… лубочная, что-ли. А они, дураки, как будто не знают, что через три года все окажутся в войсках в одном и том же лейтенантском звании. Почему-то захотелось выпить со своим подчинённым, с Феликсом. Кто он? Да как говорил старшина Писунков: «сопливый инфант по сравнению с нами, прошедшими в АфганистОне Крым и Рым!» Однако трепаться с этим мальчишкой о науке куда приятней, чем сыпать солдафонским юмором с Мамаем или Панарицием. А Абаж-Апулаз вообще одним своим присутствием аллергию вызывает. «Пойду Фила в собутыльники звать. Откажется – пойдёт мыть туалет!» – подумал Деркачёв, заходя в общагу.
