— Еще бы не известен, коли родился и вырос, можно сказать, у меня на глазах. Но ведь он убитый, однако!

— Значит, не совсем убитый.

— А как он, однако, оказался здесь?

По частому повторению слова «однако» Саша видел, как сильно поражен и взволнован его дед. «Как бы старику опять не стало плохо», — подумал он с беспокойством.

— Так же, как раньше оказался в милиции Н…ска, — ответил Кузьминых. — Значит, вы подтверждаете, что это бык вашего колхоза, Степан Никифорович?

— А чей же он может быть еще? — сердито сказал старик. — Конечно наш!

Он вышел из машины. И бык тотчас же подошел к нему, ткнулся мордой в плечо и замычал, точно жалуясь. В этом мычании не было ничего, даже отдаленно похожего на тот могучий и яростный рев, которым он известил о своем появлении офицеров н…ской милиции несколько часов назад.

— Эх ты! — сказал Степан Никифорович. — Досталось тебе, бедолага!

Словно понимая, бык замычал снова.

— Он, однако, голодный!

— И вид у него скучный, — заметил Кузьминых.

— Еще бы!

«Как странно, — подумал Саша, — и дед и старший лейтенант разговаривают так спокойно, буднично, точно забыли, что перед нами величайшее чудо — воскресший бык! И что причиной этого чуда является вмешательство неведомых, но, несомненно, не земных сил! А что вид у него измученный, не удивительно. Переместиться черт его знает каким образом из родного колхоза на пятнадцать километров, оказаться в незнакомом месте, внутри незнакомого дома, быть там расстрелянным, ожить и снова перенестись на пятнадцать километров — всего этого даже для быка чересчур много!»

Вслух Саша ничего не сказал.

Тем временем вокруг машины и приезжих собралась целая толпа. Подошел и председатель сельсовета, кивнувший Саше, как старому знакомому.

— Помогите нам погрузить быка на грузовик, — попросил Кузьминых. — А затем, с вашего позволения, мы пройдем в помещение сельсовета и составим акт о появлении у вас этого быка. Для этого понадобится несколько человек, свидетелей.

— Пожалуйста! — довольно угрюмо, не проявляя ни малейшего интереса к происходящему, сказал председатель.

У него был такой вид, словно он хотел прибавить: «И долго вы намерены продолжать все эти фокусы?»

Саша вспомнил о звуке, которым интересовался майор, и спросил о нем председателя. Тот, очевидно, хорошо помнил утренний разговор Саши с Федором Седых.

— Опять о звуке, — сказал он все так же угрюмо. — Никто не слышал никакого звука. И я тоже не слышал. Вы бы лучше объяснили народу, в чем тут дело.

И, не ожидая ответа, повернулся спиной к приехавшим и направился к дому, где помещался сельсовет.

— А быка надо накормить, — вслед ему сказал Степан Никифорович. — Он пришел сюда с того света, а это далеко, однако!

Но даже эти слова не заставили председателя обернуться…

Так закончился день двенадцатого января, первый день н…ских событий.

К вечеру все, кто так или иначе приняли в них непосредственное участие, оказались живыми и здоровыми там, где им и надлежало находиться. Словно ничего не произошло в этот день.

Симментальский бык-производитель жевал сено в своем родном стойле, точно и не он побывал на том свете и благополучно вернулся оттуда.

Анечка пребывала под неусыпным надзором Полины Никитичны, боявшейся на минуту отпустить ее от себя. «Пока не вернется мать, — говорила старушка, — я ни на шаг не отойду от внучки».

Родителям Анечки уже сообщили обо всем по телефону, и их возвращения в Н…ск ожидали с минуты на минуту.

По просьбе майора из области Семен Семенович зашел к Болдыревым, якобы затем, чтобы еще раз осмотреть девочку, а заодно попытался расспросить ее. На его вопросы Анечка охотно ответила, что «ходила гулять далеко-далеко, куда за ней приехала бабушка». О том, где она находилась три часа до появления в Фокино и кто надел на нее черную пленку, она не знала, и было ясно, что вопросов об этом девочка попросту не понимает.

Кот Белка, которого принес в сельсовет Василий Седых во время вторичного туда визита Саши Кустова и торжественно вручил хозяину, нежился на коленях у Антонины Михайловны, обрадованной, но все же посматривающей на него с некоторой подозрительностью, — не вздумается ли коту, чего доброго, снова исчезнуть.

По всей видимости, Белка побывал там же, где и Анечка, но вернулся оттуда без черной пленки и совсем так же, как Анечка, ничего не мог рассказать о том, где был и что видел.

В этом смысле между девочкой, котом и быком не было никакой принципиальной разницы.

Капитана Аксенова попросили еще раз посетить поликлинику и в третий раз за один день сделали рентгеновский снимок, в присутствии официальных свидетелей. Снимок снова показал, что начальник милиции совершенно здоров и что даже костной мозоли на месте переломов ребер нет и в помине, хотя современная медицина такого не допускает.

Что-то или, как упорно утверждали сторонники взглядов Саши Кустова, кто-то, создав невидимую и неодолимую завесу, явно для того, чтобы избежать помех со стороны обслуживающего персонала поликлиники, восстановил ребра капитана и сделал их такими же, какими они были до удара дверью.

Сам он ничего не почувствовал во сне, в который опять-таки кто-то погрузил его на время этой операции.

— Для «них» она была нетрудной, — говорил врач-эксперт, неизвестно, всерьез или в шутку, — судя по тому, что им пришлось проделать с быком, у которого также не осталось следов извлечения шести пуль.

Никаких сведений от капитана Аксенова, естественно, нельзя было получить.

Если действительно за событиями в Н…ске стоял чей-то разум, а ничего другого предположить было как будто невозможно, то этот разум основательно позаботился о сохранении своего инкогнито!

Никто ничего не видел! Никто ничего не знал! Оставалось только строить предположения!…

Оба майора, капитан и врач-эксперт остались ночевать в Н…ске, куда утром должен был приехать полковник Хромченко.

Но мало кто смог заснуть в эту ночь. Мешали тревожные мысли. Ведь никто не знал, что принесет с собой завтрашнее утро. Если события повторятся, то объектом неведомых «экспериментов» мог стать кто угодно. Никакие стены и запоры не служили защитой от таинственной силы. И, сознавая это, каждый невольно думал — не ему ли суждено стать очередной жертвой.