Когда Сусликов стал первым секретарем Партградского Обкома партии, он дал клятву своему покровителю Портянкину, что превратит область в "бездиссидентную зону". При этом он руководствовался такими принципами. Подавлять диссидентов дело нехитрое. Не допустить их появление - вот к чему надо стремиться. Тогда и подавлять не надо будет. Но если уж они появились по недосмотру, их надо нейтрализовать, дискредитировать, уничтожать всеми доступными средствами. После того, как они будут уничтожены, исчезнут или станут безобидными и даже полезными, их можно будет разрешить. В этом Сусликов следовал примеру Сталина, который собирался отменить расстрелы после того, как будет расстрелян последний "враг народа".

С целью реализации своей программы Петр Степанович предложил расселять интеллигентов так, чтобы они не имели возможности устраивать неподконтрольные сборища. Потом он создал особую идеологическую комиссию, которая очистила все библиотеки города от литературы, содержавшей малейшие намеки на критику советского общественного строя и идеологии, приняла решительные меры против спекулянтов на черном рынке, распространявших "самиздат" и заграничные книги, установила строгий учет всех множительных аппаратов и радиоприемников.

Короче говоря, результаты мудрого руководства Петра Степановича не замедлили сказаться. Каждое утро, появляясь в своем кабинете в Обкоме партии, Петр Степанович первым делом спрашивал у своего помощника Корытова: "Ну как?"

- Чисто, - рапортовал Корытов.

- Ну и слава богу, - мурлыкал Петр Степанович.

Соедини-ка меня с Центром.

И Петр Степанович докладывал Митрофану Лукичу, что во вверенной ему области никаких диссидентов нет.

- Так держать! - слышалось в ответ.

Но вот наступил черный день, когда на привычный вопрос товарища Сусликова "Ну как?" его верный помощник Корытов не произнес бодрое "Чисто! ", а сам Сусликов не отрапортовал в Москву о полном порядке во вверенной ему области и не услышал в ответ поощрительное "Так держать". Голосом, полным скорби, Сусликов лепетал невнятно о том, что они тут дали промашку, не доглядели, недооценили и проявили либерализм.

- Я, товарищ Сусликов, - услышал Сусликов в ответ леденящий голос Митрофана Лукича, - человек простой и сердечный. Но когда возникает угроза завоеваниям Октября, пощады от меня не жди. Не выправишь положение положишь партийный билет. Понял?!

В ату ночь в зданиях ответственных учреждений Партграда до утра не потухал свет. Войска военного округа были приведены в предвоенную готовность. Военные и милицейские патрули заполонили город. Но что, собственно говоря, произошло? Оказалось, четыре гражданина Партградской области прорвались в Москву и сделали попытку вступить в связь с западными журналистами с намерением изобличать язвы советского общества.

Появление в Партграде своих, доморощенных диссидентов было полной неожиданностью, но особого рода. О существовании чудаков, которых теперь стали называть мудреным заграничным словом "диссиденты", жители города знали давно. Такие чудаки тут водились всегда. Но они до сих пор служили лишь объектом насмешек, Знали о них и в КГБ. Но тоже не очень-то тревожились, так как там тоже знали им цену.

Положение, короче говоря, сложилось такое: явление существует, все знают о нем, но делают вид, будто его нет, так как нет формального признания факта его существования. И потому оно как бы и не существует совсем. Хотя оно существует эмпирически, оно не существует как социально значимое явление, - оно существует ниже того социального порога, который разделяет существующие явления на как бы существующие и существующие без "как бы".

Что произошло теперь? Из Москвы поступило распоряжение считать партградских диссидентов существующими без "как бы", поскольку они заявили о себе на уровне мировой прессы. Лишь после этого Сусликов доложил Портянкину о их появлении в области. Порог социальной значимости был перейден. Новый социальный феномен с иностранным названием "диссиденты" получил право на официально признанное бытие.

Партградцы, причисленные к диссидентам, были: настоящий коммунист, потомственный пролетарий, Трижды Иван и студент, организовавший нелегальный журнал "Гласность". Их подлинные имена не имеют значения, - западные журналисты, упомянув о них в своих газетах, не назвали их имен. Они мельком упомянули о них просто как о "диссидентах из провинции". Запад не захотел признать историческое бытие Партграда даже в такой негативной форме.

Есть два вида коммунистов - натуральный и выморочный. Натуральный коммунист есть советский человек, приученный жить в советском обществе и как-то выкручиваться в нем. Он готов ко всему и готов на все. Для него коммунизм есть не отдаленный земной рай, в который он не верит, а сегодняшняя неумолимая реальность, в которой следует урвать для себя максимально доступный кусок. Выморочный коммунист мало чем отличается от натурального в своей обычной жизни. Но ой избирает для себя роль человека, лучше и больше других преданного идеалам коммунизма, и превращается в мелкого педанта по поводу необдуманных замечаний классиков марксизма. Сболтнул какой- то классик, например, о заработной плате служащих не выше рабочих, Педант-коммунист требует ввести партийный максимум зарплаты. Причем, ему невдомек, что большинство советских служащих имеет зарплату ниже зарплаты квалифицированных рабочих. Сболтнул другой классик о том, что при коммунизме кухарки будут управлять государством. Педант-коммунист носится с этой идеей по партийным инстанциям, хотя от кухарок в старом смысле не осталось и следа. Сболтнул какой-то классик о том, что рабочие будут сами управлять заводами. Педант-коммунист ратует за заводское самоуправление, хотя рабочих теперь силой не заставишь пойти на эту глупость. Одним словом, выморочный коммунист считает, что коммунизм в Советском Союзе строится неправильно, что не выполняются указания классиков марксизма. Вот если бы Ленин был жив, все было бы иначе. Большая часть выморочных коммунистов остается на уровне чудаков, которых терпят в коллективах и даже порою поощряют. Но отдельные экземпляры заходят настолько далеко, что становятся бичом в своих коллективах и для учреждений, которые они атакуют с параноической настойчивостью. С ними обычно расправляются самым беспощадным образом, сажая их в сумасшедшие дома или высылая в отдаленные районы. В их защиту никто не вступается: вот еще забота - коммунистов защищать! Туда им и дорога!

Один из таких коммунистов уже давно раздражал органы власти Партграда. Его исключили из партии и уволили с работы. Но в психиатрическую больницу сажать не торопились, считая его полоумным. Это было явно ошибочно: он на все сто процентов был сумасшедшим. Воспользовавшись оплошностью КГБ, настоящий коммунист сбежал в Москву с намерением сообщить западным журналистам, что коммунизм в Партградской области строится неправильно, и попросить руководителей западных стран повлиять на советское руководство, чтобы оно исправило советский коммунизм и восстановило его, подлинного коммуниста, в партии.

Более опасным врагом советского строя в области оказался слесарь-водопроводчик, называвший себя потомственным пролетарием. Он занимался установкой и ремонтом заграничного оборудования ванн и туалетов в квартирах партградского начальства. Он ухитрился записать на кассету звуки, издаваемые руководителями области в туалете. Сотни копий записей распространились в городе и имели успех, особенно - "анальные речи" Маоцзедуньки и самого Сусликова. Причем, слушатели безошибочно идентифицировали звуки. В руководстве области началась паника. Одна Маоцзедунька отнеслась к истории спокойно. - Пусть приходят ко мне после обеда, - говорила она, похлопывая себя по необъятному заду, - я им такую музыку выдам, что ихние Бетховены и Пикассы сразу заткнутся.