Большая, зеленая, явно неучтенная в ведомости о рангах, муха наматывала круги над лысиной Рональда, который внимательно наблюдал за ней из-под кустистых черных бровей. Иногда муха, этот редакционный заключенный, предпринимала попытку побега и, срываясь с привычной орбиты, совершала прыжок в сторону окна. Там она смачно стукалась о стекло в нескольких сантиметрах от открытой форточки и возвращалась на место. После каждой такой попытки Брагинский чертил на листе бумаги одну полоску. На его столе, кроме лаптопа, лежало уже несколько исчирканных листиков.
«Ждать чего-либо неожиданного от такой старомодной вещи, как бумажное письмо – верх нелепости, – Гор щелкнул пальцами по краешку письма с рекламными проспектами внутри. Конверт спланировал на пол, в кучку себе подобных, обреченных на бессрочную ссылку мусорное ведро еще со своей первой же наклеенной на них почтовой марки. – Самое смешное, что я никак не могу отказаться от этой глупой, в сущности, привычки. Читать и писать письма, делать копии на бумаге, когда есть компьютер, читать с листа, а не с монитора, водить ручкой над строчками, делать пометки. Неужели все это только для того, что бы выглядеть более значимым, чем я есть на самом деле? Хотя перед кем? Перед Рональдом?».
Гор покосился на круглого губастого коллегу, который, закинув ноги на стол, удерживал упрямую муху в гипнотическом радаре своих масляных глаз.
«Смешно! Значит, я хочу казаться более значимым в собственных глазах?»
На пол отправился еще один конверт, на этот раз содержащий мягкий и убийственный, как удавка служителей богини Кали, ответ из «Times». Таких ответов, из разных изданий, у Гора накопилась уже немалая коллекция. Все они начинались одинаково:
«Дорогой Сэр,
Мы внимательно рассмотрели вашу кандидатуру и предложенные вами материалы касательно…»
Заканчивались же не менее однообразно:
«… с сожалением вынуждены отказать Вам, в связи с тем, что…»
Далее следовала некая вариантность концовки, не меняющая, впрочем, сути. Увы, солидные издания не интересовались ни статьями по социологии, ни этническими проблемами современной Европы, ни археологическими выкладками Енски-младшего. «Times» неизменно ссылалась на некоторое несоответствие представленных примеров реальному положению вещей, намекая на необходимую политкорректность. «The Guardian» углублялась в детальную проработку стилистических особенностей статей Гора. «Sunday Times» вообще не указывало причин отказа, за что Гор был этому изданию весьма признателен.
Работа, по началу представлявшаяся первой ступенькой на пути в большую журналистику, оказалась волчьей ямой, откуда выход был только один: повесить свою шкуру на стену мировому глобализму в качестве трофея.
– Опять отказ? – поинтересовался Брагинский.
Он настолько внимательно следил за мухой, что Гор даже не сразу понял – Рональд обращается именно к нему.
«Наверное, я до крайности нелепо выгляжу в глазах Бетси, – промелькнула унылая мысль. – Со своими письмами, бумажками, приглашениями. Хорошо хоть она не знает истинного положения вещей! После той злополучной экспедиции в Индию я ухитрился крупно поссориться с отцом, оказаться без средств и вляпаться в „Evening London“. А все так хорошо начиналось!..».
И Гор углубился в воспоминания…
– Опять отказ? – чуть громче спросил Брагинский, не отрываясь от мухи, которая явно вознамерилась совершить еще одну попытку побега.
– Что? – вздрогнул Гор.
– Откуда?
– А?!
Диалог звучал настолько нелепо, что Рональд оторвался от своих гипнотических упражнений с насекомыми и обратил взгляд вечно удивленных глаз на Гора. В тот же момент муха (как ждала?!) сорвалась со своей орбиты и рванулась к окну. Миг – и насекомое, победно пожужжав на прощание, оказалось на свободе.
– Эк!.. – только и сказал Брагинский, разочарованно провожая муху взглядом. – Ну, что ты поделаешь?
– Сколько там? – спросил Гор, глядя на исчирканный полосками листок.
– Еще не считал, – Рональд почесал кругленький животик. – Кофе хочется. Давай загадаем, если четное число, то кофе делаешь ты, а если нечетное, то я. Давай?
– Нет уж, – возразил Гор, наученный горьким опытом. – Давай наоборот. Четное – ты, нечетное – я. Ты почти наверняка все уже посчитал.
– Как хочешь, – подозрительно легко согласился Брагинский. – Ты начальник, тебе и решать.
…Начальником Гор сделался только благодаря фамилии и тому, что главный редактор когда-то в юности увлекался археологией и даже пытался поступить в университет, где отец Гора благополучно завалил его на экзаменах. Главред на семейство Енски зла не держал. Как-то на очередном «дне рождения газеты» он признался, что благодарен «старику-профессору», ведь тот раскрыл ему, будущему редактору, глаза на его истинное призвание, то есть журналистику. Правда, когда стало ясно, что молодой Енски не поддерживает тесных связей со своим отцом и надеяться на дотации не приходится, карьерный рост Гора сильно замедлился, едва успев начаться…
Пока Рональд, высунув язык, подсчитывал закорючки на бумажке, Гор вытащил из середины еще одно письмо, на этот раз без обратного адреса, и поборов зевоту вскрыл конверт.
– Оп! – явно не к месту брякнул он, вытащив листок на свет божий.
Чуть желтоватая плотная бумага с ясно видимыми водяными знаками в виде аккуратных вертикальных полосочек в сантиметр длиной. Ага, верже! Бумага дорогая, шикарная, повсеместно использующаяся в переписке разве что между посольствами двух враждующих государств.
«Дорогой Сэр», – значилось в заголовке, и Гор слегка поморщился, однако дальнейшее содержимое письма заставило его измениться в лице.
«…будучи давним другом Вашей семьи, и большим почитателем научных трудов Вашего отца и лично Ваших социологических изысканий, считаю своим долгом протянуть Вам руку помощи, которую Вы, я надеюсь, примете, оказав неоценимую услугу мне и серьезно поправив свое собственное положение, как материальное, так и общественное. Зная Вашу склонность к различного рода путешествиям и приключениям, а также веря в благородство Вашего сердца, рискну предложить Вам одно предприятие».
«А стиль хромает, – отстраненно подумал Гор, прочитав первый абзац. – Видно, не привык…»
Мысль оборвалась. Зерна лести упали в подготовленную неудачами почву.
«…дело касается одной небезызвестной Вам особы женского пола (полагаю, что мне даже не потребуется называть ее по имени). И я более чем уверен, что Вы в состоянии обеспечить надлежащую опеку этой юной леди».
– Ну да, – не выдержал Гор вслух. – Еще бы!..
Брагинский с интересом посмотрел на своего коллегу. На своем журналистском веку он повидал немало многое, в том числе на его счету было несколько душещипательных интервью из домов скорби. Кажется, данный случай был из подобных…
«…Эта экспедиция представляет огромный интерес для науки. Конечно же, она будет интересна Вашему отцу, как большому специалисту и мировому светилу. Но ценность этого путешествия не ограничивается только делами личными или интересами науки. Зная Вашу подготовленность и несомненный литературный дар, рискну предложить Вам роль журналиста, освещающего все аспекты происходящего на этом маленьком острове. Могу заверить Вас, что этим материалом УЖЕ заинтересовались ведущие издания Великобритании, выставившие своих кандидатов на роль отведенную Вам».
В этом месте Енски-младший гневно зарычал. Брагинский поднял брови домиком и на всякий случай дорисовал еще одну палочку на бумажке.
«…Моих связей и финансов будет достаточно, что бы обеспечить Вас и Вашего уважаемого отца всем необходимым для этого интереснейшего путешествия. Вы можете не беспокоиться относительно…»
Гор застонал, чем вызвал у своего коллеги приступ замешательства. Брагинский пребывал в немалом сомнении относительно психического здоровья своего начальника и теперь вполне серьезно прикидывал свои шансы на успешный побег, если этот мускулистый блондин вдруг сделается буйным.
