Именно о такой упущенной возможности рассказал в своем письме, адресованном И. В. Сталину, писатель Владимир Ставский. Ко мне же это письмо поступило с резолюцией начальника Главного политического управления: "Принять меры!"

Во время боев за Ельню Ставский находился в 24-й армии, 19-я стрелковая дивизия которой наголову разбила 88-й пехотный полк 15-й немецкой пехотной дивизии. Было убито 400, взято в плен 1000 солдат и офицеров противника. "Некоторые пленные из 15-й немецкой пехотной дивизии предъявили листовки, но боялись расстрела в плену, - писал Ставский. - Эту дивизию можно разложить, но нет звуковещательной станции для агитации через фронт. У немецких солдат в связи с их поражением у Ельни подавленное настроение. Однако пленных не используют в пропаганде. Между тем немецкое командование ввело для своих солдат систему "разъяснительных приказов". Генерал Гудериан в специальном приказе разъяснил войскам причины остановки в наступлении у Ельни, объяснил это задачей "подтянуть резервы" для нового наступления. Вот и вспомнишь ленинские слова - там, где мы не работаем, работает враг"{33}.

Политотдел армии упустил благоприятную возможность, и какие меры, предпринятые нами, могли бы вернуть ее?! Я послал туда старшего инструктора отдела, но время действительно было упущено, обстановка изменилась. Должен, однако, сказать, что политотдел извлек для себя урок из этого случая и его работа в дальнейшем уже не приносила огорчений. Во всяком случае, скептицизма по отношению к пропаганде как оружию войны работники политотдела не допускали. Кстати, иронических реплик но поводу того, что врага надо бить не листовками, а снарядами и бомбами, наслушались мы тогда предостаточно. Исходили они, конечно, от людей политически малоопытных, порой таких, которые полагали, будто наша пропаганда будет моментально поддержана вражескими солдатами, а когда этого не произошло, они ударились в другую крайность. Но ведь пропаганда - особый специфический род оружия, воздействующий на умы людей, их настроение. А это воздействие, как правило, процесс сложный и трудный, требующий определенного времени. Чтобы разочароваться в идеях, порожденных фашизмом, и проникнуться новыми, прогрессивными идеями, немецкие солдаты должны были приобрести соответствующий жизненный опыт, я бы сказал, пройти основательную встряску. И мы стремились, чтобы наша пропаганда велась в тесной связи с ударами Красной Армии, Во всяком случае, пропаганда подготавливала почву для лучшего уяснения немцами этих ударов.

Мы постоянно ощущали братскую поддержку со стороны КПГ, других коммунистических партий, твердо стоявших на позициях подлинно пролетарского интернационализма. Уже в первом обращении ЦК КПГ к немецкому народу (24 июня 1941 года) говорилось: "Дело, которое защищает победоносная Красная Армия, - это наше собственное дело. Наш враг находится в нашей собственной стране: фашистские рабовладельцы - вот наш враг. Победа Красной Армии и борющихся за свою национальную свободу угнетенных народов будет также победой немецкого народа"{34}. Во втором обращении (6 октября 1941 года) ЦК КПГ призвал немцев "смыть с себя пятно преступления Гитлера... поддержать освободительную борьбу народов Европы и прежде всего великую освободительную войну Советского Союза"{35}.

Оба эти документа, обладающие большой притягательной, силой, были по радио и через листовки доведены до немцев на фронте и в самой Германии.

Прозвучал и голос немецкого солдата, сдавшегося в плен Красной Армии или перешедшего на ее сторону.

Уже 27 июня появилась первая листовка немецкого антифашиста Альфреда Лискофа. Это он, рискуя быть обстрелянным с обоих берегов, переплыл Буг, чтобы предупредить наших пограничников о предстоящем нападении на СССР, Лискоф сделал это сразу же, как только в 222-м полку 75-й дивизии, где он служил, зачитали приказ о наступлении. Мы, конечно, не могли упустить случая поговорить с первым перебежчиком. Вскоре Лискоф был доставлен в Москву. Высокий, "рабочего покроя" немец в чине фельдфебеля располагал к себе, вызывал доверие.

- Я из рабочей семьи, из города Кольберга, - рассказывал он. - Мои родители и я ненавидим Гитлера и его власть. Для нас СССР - дружественная страна, и мы не хотим воевать с советским народом. В Германии таких рабочих семей много. Они не хотят войны с вами.

Его рассказ был опубликован в "Правде". Он-то и послужил основой листовки, напечатанной с его портретом, которая возвестила немецким солдатам, что и в вермахте есть противники войны и гитлеризма, друзья Советского Союза. (Впоследствии А. Лискоф погиб, оставаясь до последнего дыхания верным идеям борьбы с фашизмом.)

Я уже упоминал об экипаже Ю-88, приземлившемся в районе Киева, и его обращении. Нам известно также об одном унтер-офицере, который бросился в реку Сен с той же целью, что и Альфред Лискоф.

На Ленинградском фронте паролем для перебежчиков стало имя лейтенанта Эрнста Кёлера - первого немецкого офицера, сдавшегося в плен. Он заявил, что не хочет воевать против Красной Армии и готов помогать ей во всем. Кёлер всю войну провел на фронте в рядах антифашистов.

В районе города Холм с немецкого самолета была сброшена записка со словами, написанными латинскими буквами: "Помогите свергнуть Гитлера, давайте кончать войну!"

В районе Тарнополя перелетел линию фронта обер-лейтенант Эбергард Каризиус, заявивший о своем "несогласии с гитлеровской войной против Советского Союза, как и с другими его (Гитлера) агрессивными войнами, которые приведут Германию в бездну". При активном участии Каризиуса 32 пленных немца написали обращение к солдатам и населению Германии антифашистского содержания.

Под Одессой сдался в плен румынский майор Бадая. "Румыны не хотят погибать, грабя чужую землю, - обращался он к своим солдатам. - Гитлеровцы - не друзья наши, а враги". Он призывал переходить на сторону Красной Армии, не опасаясь расстрела. "А лучше, - советовал майор Бадая, оставлять фронт и расходиться по домам". Его агитация имела успех: большая группа румынских солдат, перешедшая линию фронта, обратилась с коллективным письмом к тем, кто еще оставался под ружьем у немцев. В письме они объявили себя "решительными противниками продолжения ненужной для румынского народа войны" и призвали соотечественников в тылу и на фронте "выступать против подлинных врагов, опустошающих родину и заставляющих румына класть голову за чужое дело".