Эти реформаторские предложения, особенно «Мнение» Державина, имели и более мрачные последствия. Абстрактные, библейские, «русские» религиозные предрассудки, привнесенные Державиным в его сочинение, были отброшены, когда за обработку его идей взялись люди более светского склада ума. Точно так же, когда будущие поколения юдофобов открывали для себя Державина, они видели в нем автора пророческой критики светской власти кагала, а не религиозного фанатика. У Державина они черпали религиозные представления другого рода: самую изощренную польскую юдофобию с ее историями про ритуальные убийства и про то, как Талмуд внушает евреям ненависть к христианам. Люди просвещенные не обращали внимания на эти его идеи, но они все равно подспудно продолжали существовать, просто благодаря тому, что их подтвердило такое авторитетное лицо, как Державин. И в будущем, при всяком удобном случае, они вновь выходили на поверхность и расцветали пышным цветом. Когда павловское правление подошло к своему насильственному концу, то преемникам императора досталась задача, по мере сил извлечь из наследия Фризеля и Державина рациональное зерно[389]

Царь Александр I вступил на престол в марте 1801 г., после убийства императора Павла. Он был молод и преисполнен реформаторского пыла. Ранние годы его царствования, прежде чем молодого императора отвлекли внешнеполитические события, были отмечены горячим стремлением к внутренним преобразованиям, в том числе к разработке конституции и к смягчению тягот крепостного права. Большинство широкомасштабных социально-политических замыслов Александра не выдержало столкновения с русской действительностью, но попытка преобразовать жизнь евреев все-таки состоялась в 1804 г. Принятое в этом году «Положение о евреях» важно не только как веха в истории судеб русского еврейства, но и как пример для изучения методов александровских реформ.

К 1801 г. российская администрация уже не могла игнорировать существование еврейского вопроса, даже если бы хотела. Получение городскими евреями избирательных прав после второго и третьего разделов Польши постоянно вызывало инциденты, требовавшие вмешательства властей. Выборы, проходившие согласно статьям Жалованной грамоты городам, нередко сопровождались нарушениями и даже беспорядками, поскольку христиане-избиратели противились участию евреев в выборах. Чтобы удовлетворить, хотя бы частично, оскорбленные чувства христиан, русские губернаторы старались сохранить спокойствие в обществе при помощи административных распоряжений, регулировавших ход выборов. Такие шаги подлежали утверждению Третьего департамента Сената, куда поступали и протесты евреев против нарушения их законных прав.

Так, 20 августа 1802 г. Сенат заслушал рапорт губернатора Волыни и Подолии, генерала А.Г.Розенберга, о муниципальных выборах. Он писал, что его предшественник, И.Г.Гудович, вмешивался в выборы в ответ на жалобы евреев, которых ущемляли в избирательных правах. Гудович, на основании статьи 127 Городового уложения, согласно которой иностранцам позволялось занимать половину выборных муниципальных должностей, разрешил равное представительство христиан и евреев. Возглавлять же выборные органы (т. е. суды, магистраты) могли только христиане[390]. (Это тот самый «ложный прецедент», который рассмотрен нами в третьей главе этой книги.) Но Розенберг видел недостатки в системе Гудовича. Он утверждал, что евреи, благодаря своей организованности, имеют перевес в голосах и стараются выбирать христиан, не знающих ни судопроизводства, ни даже грамоты, так что фактически магистраты управляются евреями. Во избежание этого власти Подольской губернии распорядились, чтобы впредь евреи занимали в магистратах не более трети должностей. Розенберг пошел дальше и предложил проводить выборы в двух раздельных куриях – христианской и еврейской, лишив тем самым евреев возможности влиять на избрание христианских членов магистрата[391].

7 октября 1802 г. Сенат утвердил это распоряжение Розенберга и разослал указы, устанавливающие такой же порядок выборов в Могилевской, Витебской, Киевской, Минской, Гродненской и Виленской губерниях[392]. (Но вскоре, уже в ноябре 1802 г., эта мера вызвала жалобы со стороны евреев Каменец-Подольска. Они утверждали что христиане нарушают новую систему, причем даже избирают на должности людей, не принадлежащих к купечеству, и используют свое численное преимущество, чтобы безжалостно выколачивать из евреев налоговые недоимки, не трогая при этом должников из христиан. Евреи просили Сенат ответить им, почему позволяется эта дискриминация, – ведь даже преступники вправе знать, в чем их обвиняют[393].) Наконец, 9 декабря 1802 г… Сенат уточнил, что названные правила распространяются только на города Гродненской и Виленской губерний, составлявших Литовское генерал-губернаторство[394].

Эти решения Сената вызвали новый кризис. Генерал-губернатор Литвы барон Л.Л. Беннигсен запросил разъяснения к сенатскому распоряжению от 9 декабря. Городовое уложение не было автоматически распространено на все земли, присоединенные в результате последних разделов Польши, и поэтому, как писал Беннигсен, в литовских городах сохранялась двойная судебная система, основанная на старинном магдебургском праве. Для рассмотрения гражданских дел существовала магистратура, уголовными же делами ведал «войтовско-лавничий суд». Поскольку Сенат в своем указе не упомянул эти судебные инстанции, то значит ли это, спрашивал Беннигсен, что они отменены, а если нет, то следует ли допускать евреев к участию в войтовско-лавничьих судах?[395] Этот запрос сопровождался возмущенными протестами из Вильно и Гродно, в которых говорилось, что Сенат нарушил традиционные привилегии литовских городов, подтвержденные русской короной. В петиции виленского мещанства подчеркивалось, что евреи никогда не имели избирательных прав в этом городе и что они станут источником пагубного влияния, так как «не имеют они никакой идеи о морали». Далее в петиции говорилось, что общество утратит доверие к институтам самоуправления, как только они окажутся в руках иноверцев, стоящих ниже христиан по общественному положению. Иностранцы потеряют всякую охоту селиться в городе, где всем заправляют евреи, и кончится тем, что в Вильно только они и останутся[396].

Но на Сенат подействовала не столько мрачная картина будущей гибели Вильно, сколько ссылка на закон, по которому евреи в Литве никогда не пользовались правом заседать в муниципальных органах. Беннигсен подтвердил, что магдебургское право действовало на литовских землях задолго до их присоединения к России, а евреям, согласно ему, не позволялось участвовать в выборах. Тогда Сенату не осталось ничего другого, как ввести постановлением 25 августа 1803 г. порядок, при котором правило о замещении евреями трети выборных мест осталось в силе только там, где они и в прошлом имели избирательные права. Воспринимать же его как закон, дающий всем литовским евреям избирательное право, не следовало. В ответ на это поступила новая петиция от еврейских общин Виленской и Гродненской губерний от 31 августа 1803 г. Ссылаясь на екатерининские указы 1794 и 1795 гг., дозволявшие избрание евреев на муниципальные должности на основании Городового уложения, авторы петиции просили распространить эти права на всех евреев Российской империи[397].

Жалобы по поводу положения евреев поступали и с Украины. В 1802 г., в донесении центральным властям, киевский губернатор П. Панкратьев писал о неудовлетворительных результатах прежних мер по выдворению евреев из сельской местности. В растущем обнищании евреев он видел следствие взимания с них двойного налога и необходимости арендовать землю и жилье у польских помещиков. (Эта причина обнищания евреев была названа впервые[398].)