План Державина должен был одним ударом уничтожить права евреев на занятия виноторговлей и арендаторством. Вследствие этого к началу переселения из них образовался бы обширный резерв рабочей силы, так что можно было бы «…выслать таковых голодных жидов зимою в селения, на трепку льну и пеньки, отправляемых в Ригу, а по вскрытии водяного ходу весною, к сплавливанию оных и других произрастений по судоходным рекам к портам Черного и Балтийского моря; летом же для вырытая Мариинского и прочих каналов, сделав наперед через старшин их с подрядчиками за сходные цены контракты, чтобы с одной стороны сии неимущие евреи не остались без нужного пропитания, а с другой не обратились бы на разбои и на другие шалости вящще прежнего, в чем также распоряжением своим и ходатайством протектор их вспомоществовать не оставит…»[377]. Державин понимал, что, временно приставив безработных евреев к делу, нужно будет провести новую, более точную перепись еврейского населения. Он далеко не первым из современников заметил, что существующие официальные данные были занижены, потому что общины скрывали от переписи нищих и пришлых, чтобы уменьшить налоговое бремя. Ради обеспечения точности подсчетов Державин предлагал, с одной стороны, сурово наказывать старшин, уличенных в подделке цифр, а с другой стороны – обещать навеки снять двойной налог после окончания переписи и освободить переселенцев от всех налогов на три года или на шесть лет. В ходе переписи каждый еврей должен был получить русскую фамилию или прозвище. Это было явным подражанием мерам Иосифа II в Австрии, что признавал и сам Державин[378].
Для русского еврейства имело большие последствия создание Державиным новых социальных категорий, наряду с сохранением прежнего деления на купечество и мещанство. Все евреи должны были выбрать для себя одну из четырех групп (имевших более мелкие внутренние подразделения) с особыми финансовыми и профессиональными критериями. В их число входили «купцы», «городовые мещане», «сельские мещане», «поселяне и их работники».
Еврейское купечество, как представлял себе Державин, ничем не отличалось бы от соответствующего русского сословия, с тем же делением на три гильдии в зависимости от размеров заявленного состояния. Но это было не простое подтверждение прежних постановлений – не следует забывать, что Державин выступал за отмену права евреев не только занимать выборные сословные гражданские и судебные должности, но даже участвовать в выборах. Однако в результате, как подсказывал опыт, еврейский купец наверняка оказался бы во власти своих соперников-христиан[379].
Евреи, попавшие в число городовых мещан, более-менее соответствовали бы традиционному русскому мещанскому сословию, к которому и так уже было формально приписано большинство евреев. Численность этих людей в каждом городе, по замыслу реформатора, строго ограничивалась, причем одной половине евреев из городовых мещан полагалось заниматься ремеслами, а другой – мелкой торговлей местного масштаба, а также на ярмарках и в других городах. Официально их приписывали к ремесленным цехам, но им, как и евреям-купцам, запрещалось участвовать в судебных и гражданских выборных органах.
Предлагая узаконить существование особого сословия еврейских сельских мещан, Державин отступал от норм российского права. Правда, он отметил, что раньше евреи незаконно проживали в сельской местности, нарушая постановления Сената, но все же явно признавал, что там они выполняли определенные обязанности, и вознамерился определить их статус. По-прежнему рассматривая евреев как торгово-ремесленное сословие, он ввел важное новшество, предложив разделить их на две группы – городскую и сельскую. Сельские евреи не должны были заниматься своей традиционной эксплуататорской деятельностью, которую Державин так презирал. Он рассчитывал, что вместо этого они станут заводить мастерские и мануфактуры и начнут выпускать полотно, парусину, займутся ткацким и красильным делом, производством веревок и канатов и т. п. Сельским мещанам позволят строить свои мастерские на государственных землях или, если они того пожелают, на помещичьих землях по контракту с владельцами. Эти рекомендации Державина отмечены явным влиянием Ноты Ноткина, но важно было при этом, что их высказывал уважаемый государственный деятель[380].
То же относится и к четвертому сословию, к «поселянам-хозяевам». В концепции этого сословия отразились столетней давности идеи Просвещения о необходимости возвратить евреев к их библейским пастушеским занятиям. По-прежнему не желая разрешать евреям покупать землю, Державин думал создать из них сословие зажиточных земельных арендаторов. Для вступления в него необходимо было располагать суммой не меньше пятидесяти рублей (на приобретение сельскохозяйственного инвентаря) и четырьмя работниками либо из членов семьи, либо наемными. Землю они должны были нанимать на контрактной основе у помещиков, обязанных присматривать за своими еврейскими съемщиками и направлять их деятельность – очевидно, дабы приучать их к усердию и для предотвращения всяких сомнительных экономических предприятий. Некоторые комментаторы предполагали, что осуществление планов Державина привело бы к закрепощению евреев[381]. Эта тенденция прослеживается, например, в требовании о том, чтобы помещик платил за евреев государственные налоги. Но во что бы ни вылились потом эти начинания, у Державина подобных намерений не было. В контракте должны были оговариваться взаимные обязательства еврея и помещика на определенный срок (правда, длительный – не менее десяти лет). Евреев следовало считать свободными людьми, а не крепостными, и сохранять за ними право переселиться на другое место по истечении срока действия контракта. Но все же в применении этих правил к евреям на юге проявилась бы некоторая двусмысленность, так как многие из обязанностей еврейского поселянина-хозяина явно определялись условиями Белоруссии. Так, в Новороссии, вероятно, не хватило бы помещиков-христиан, чтобы предоставить евреям крупные земельные наделы внаем, и еще меньше было городов, в которые мог бы направляться приток мещан. Эти детали наводят на мысль, что еврейские переселенцы могли бы все-таки приобретать собственную землю, но Державин так и не прояснил, каков будет их статус и к какой именно категории они будут принадлежать[382].
Едва ли план Державина, по которому тысячи евреев должны были осесть по берегам Черного моря и превратиться в фермеров или фабричных рабочих, мог бы когда-нибудь осуществиться. Об этом говорят неудачи более поздних экспериментов с переселениями, тем более что власти обычно не хотели или не могли выделить обещанные средства на выполнение этих замыслов. Но все же грандиозное «Мнение» Державина сыграло важную роль как источник информации, пусть и неточной, для реформаторов последующих правлений. Державин первым выразил мысль о том, что евреев можно переделать в сельских хозяев или в фабричных рабочих. Тем самым его «Мнение» послужило катализатором важной попытки преобразований при Александре I.
Реформаторские идеи Державина затрагивали большинство граней политической, социальной, экономической жизни евреев, но, в русле рекомендаций Франка, он придерживался того принципа, что никакие фундаментальные изменения невозможны до тех пор, пока евреи не будут «нравственно образованы». А без этой трансформации все сложные гражданские и экономические реформы окажутся бесполезными. Поэтому самой важной частью «Мнения» – по крайней мере, в демагогическом смысле – была статья десятая, «О нравственном образовании евреев и просвещении». Как было отмечено выше, она представляла собой бесхитростное повторение принципов Мендельсона в передаче доктора Франка. И все же рассмотреть эту статью необходимо, потому что и ее идейная направленность, и многие конкретные предложения перешли прямо из «Мнения» в «Положение» 1804 г.