Литмир - Электронная Библиотека

Затем, уронив голову на руки, она зашлась в душащем приступе кашля.

— Это все, дитя мое? — глухо спросил он.

— Нет, — отрывисто бросила она сквозь решетку.

— Так расскажите мне.

— Отец мой, я совершила прелюбодеяние! Я не знала, что он женат, когда познакомилась с ним.

— Да?

— Я подозревала, но боялась обнаружить, что люблю человека, Который поступает по отношению к Другой женщине так же, как мой отец поступал с моей матерью. — Она судорожно сглотнула, слюна обожгла горло, словно кипящая лава. — Его жена покончила жизнь самоубийством.

— Правда? — неожиданно спросил священник. — Именно это и произошло?

— Да, — пробормотала Элисон. Почему он сомневается? Он не верит ей? Или знает что-либо, что доказывает обратное? Нет! Это невозможно. — Только после самоубийства Карен Фармер я узнала о ее существовании. — Она снова замолкла в ожидании.

— Что-нибудь еще, дитя мое?

— Еще?

— Да, дитя мое.

— Нет.

— Нет, есть! Расскажите же мне! — Он словно ожидал услышать нечто конкретное. Элисон затаила дыхание.

— Я пыталась убить себя, — в отчаянии выпалила она скороговоркой, словно надеясь, что слова ее не будут поняты. — Дважды. Первый раз, когда обнаружила отца с двумя женщинами в постели. Второй раз — после смерти Карен. Я виновна, я ношу в себе зло.

— Кроме этого! — Он повысил голос. — Еще! Скажите мне!

Кроме этого? Он не желает больше слушать о самоубийствах? Или он все знает? Но это невозможно!

— Расскажите мне обо всем! — властно велел он.

— Я пребываю в состоянии ужаса. Я совершенно одна. Я больше не могу терпеть боль. — Она заикалась. — Кто-то хочет мне зла.

— Кто хочет вам зла, дитя мое?

— Не знаю, святой отец. Возможно, человек, который, я думала, любит меня. Майкл. — Она подождала ответа; он ничего не сказал. — Я видела людей в доме, где я живу, потом обнаружила, что их на самом деле не существует, и однажды ночью я…

Элисон замолчала. Нет, об этом она не сможет рассказать, даже нуждаясь в прощении.

— Что произошло той ночью?

— Я испугалась шагов и убежала прочь из дома, — И?

— Я заболела. — Элисон вспомнила больницу. — Сегодня Майкл повел меня в музей. Там была фигура женщины, которую я видела в доме. Она мертва, да, она мертва. Майкл наверняка знал, что она там! Я ничего не понимаю.

Элисон провела языком по потрескавшимся губам и сказала:

— А потом я пришла сюда.

— Это все?

— Да.

— Есть же еще что-то! — вскричал он. — Расскажите мне!

Элисон сквозь решетку могла чувствовать его дыхание.

— Что еще произошло той ночью, когда мы выбежали из дома? Расскажите мне!

Стены будки задрожали от громовых раскатов его голоса.

— Расскажите мне! — громко повторил он.

— Нет, — умоляла Элисон. Пот струился по ее лицу.

— Говорите, дитя мое. Расскажите все, что вы должны рассказать.

— Я видела своего отца, — с трудом выдавила она из себя.

— Да, — подбадривал священник. — Да! — Голос его был почти радостным.

— Я заколола его ножом! Но он был уже-мертв!

Молчание обволакивало темные стены, словно паутина гигантского паука.

Послышались рыдания.

Бессильно запрокинув голову, Эдисон утирала слезы. Рассказ о грязи и страданиях дался ей нелегко. Она чувствовала себя словно воздушный шар, из которого выпустили воздух.

— Это все, дитя мое?

— Да, святой отец.

Казалось, прошла целая вечность прежде, чем он заговорил вновь.

— Вы ощущаете себя заблудшей, дитя мое. С тех пор, как покинули церковь и Христа, вы потерялись без духовного пастыря. И сейчас вы должны вернуться к пастырю своему, что вы и сделали сегодня. Грех таит в себе неисчислимые опасности, дитя мое. Он порождает чувство вины, так и должно быть. Но грех нераспознанный, грех непрощенный может порождать подозрения и ложь. Ведь вина остается скрытой. Он вызывает к жизни страхи и пороки, существующие лишь на задворках сознания. Вот так вы вызвали все эти ужасы. Ибо жили в грехе, продолжая погрязать в нем. Вы должны искупить свою вину. И после этого вы вновь воспримете Христа в сердце свое. И рассеятся подозрения, и исчезнут пороки, и боль, о которой вы говорите, больше не будет терзать вас. Вы должны возвратиться к Христу и уверовать в него. Ибо он есть добро и, отвергая его, вы впускаете в свою душу зло. Вы должны снова уверовать в Господа нашего. Открыть ему свое сердце. Отринуть подозрения и самообман. Открыто принимать любовь своих любимых и видеть в любви лишь любовь, очистив ее от подозрений. И вернуться в лоно церкви Христовой.

Вы сказали, что-то заставило вас прийти сюда. Пути Господни неисповедимы, нам не дано их уразуметь — вот почему должны мы иметь веру, верить, что Бог наставит нас на путь истинный. Лишь когда вы искорените грех, воспримете Христа в сердце свое и уверуете вновь, исчезнут страхи и ужасы, и улетучатся сомнения. Забудьте о прошлом и уверуйте. И Он дарует вам силы бороться со злом, окружающим вас.

Чтобы направить вас на этот путь, я хочу, чтобы вы ежедневно читали молитвы, перебирая четки, начали снова посещать Храм Божий, приняли участие и уверовали в Господа. Как только вы почувствуете страх или сомнение, не колеблясь, идите ко мне.

Теперь я отпущу вам грехи ваши и дарую вам прощение.

Элисон склонила голову и начала читать молитву. Священник сидел, прижавшись спиной к стене. В темноте виднелись его густые волосы и брови. На лбу его выступили капельки пота. Он вытер лоб веснушчатой рукой в колечках седых волос.

— Это невозможно! — вскричал Майкл. Редактор сел и, поправив очки, потер переносицу.

— Возможно ли, невозможно ли, — начал он, — но такого объявления никто не помещал. И никто за него не платил. — Он протянул Майклу газету. — Как видите, ничего подобного тут нет.

Элисон вышла из ворот старой церкви, еще раз взглянула на надпись над входом и скрылась в темноте.

Двадцать минут спустя она открыла дверь квартиры Майкла, сняла пальто, повесила его в шкаф и прошла в гостиную.

Майкл сидел за письменным столом с бледным, окаменевшим лицом, подперев подбородок руками.

Элисон кашлянула, положила сумочку на кофейный столик и присела на диван.

В комнате царила тишина. Он был погружен в свои мысли, она — настороженно внимательна.

Майкл поднял глаза.

— Привет, — сказал он безо всякой интонации в голосе, сидя неподвижно, в странном оцепенении.

— Привет-привет, — ответила Элисон. Он взглянул на часы.

— Прошло два часа. Она кивнула.

— Я прошу прощения.

— Я волновался. — В голосе его зазвенело напряжение.

— Да, я вижу.

— Неужели?

— Я не слепая, Майкл, и не сумасшедшая, как ты думаешь.

— Я никогда этого не говорил.

— Можем поспорить на эту Тему.

Он отвел глаза и, глядя на льющийся сквозь незашторенное окно лунный свет, спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Получше.

— Голова болит?

— Прошла.

— А тошнота?

— Тоже прошла.

— Хорошо.

Их бесстрастные голоса вторили друг другу, словно каждый ожидал, когда Другой не выдержит и сорвется.

— Тебе не стоило убегать. Ты была в таком состоянии. Мало ли что могло случиться.

— Такова, значит, моя судьба.

— Ты поступила неразумно.

— Не я первая начала, не так ли? Майкл неохотно пробурчал:

— Так.

Эдисон сняла туфли и зашвырнула их в угол.

— Можно попить воды?

— Зачем ты спрашиваешь?

Она встала, пошла на кухню и быстро возвратилась со стаканом в руке.

— И куда ты направилась?

— Каталась на такси.

— Два часа?

— Нет, я зашла в церковь.

Он нахмурился.

— За каким, интересно…

— Помолиться. Если когда-нибудь в своей жизни я действительно нуждалась в молитве, так это сейчас.

— Ты уверена?

— Да. Я исповедалась, и священник, отпустил мне грехи. Голова прошла и меня больше не тошнит. Сначала была комната отца, потом распятие, и вот теперь это. Словно я возвращаюсь к себе. Словно все эти годы я была кем-то другим.

33
{"b":"48212","o":1}