– Убирать Эмерика мне очень не хочется, но ты сам понимаешь, Чарльз, он такой же, как большинство людей. Слишком болтлив. У многих внутри сидит нечто такое, что заставляет их все выбалтывать. Не знаю, что это, но есть оно почти у всех, в своем они уме или нет. Вот почему доверять людям опасно. В мире очень мало таких, кто способен по-настоящему держать язык за зубами.
Чарльз кивнул. Он все еще пытался прикрепить глушитель.
– Иногда нельзя доверять даже членам семьи. Я знаю, что кое-кому из них случалось пробалтываться. Хотя я никогда бы не поверил, что они на это способны.
– М-м-м-м...
Чарльз не слушал, пытаясь сообразить, как навинчивается глушитель.
– Послушайся моего совета, Чарльз. Не доверяй людям, которым нельзя доверять. Пойми, теперь ты член моей семьи, я обращаюсь с тобой, как с сыном, ты со мной – как с отцом. Понимаешь?
– Да, понимаю.
– Поэтому я хочу дать тебе свое благословение.
Сол оглянулся, нет ли поблизости кого из этих людей-коконов. Потом приставил дуло к подголовнику Чарльза.
– Эй, Чарльз.
Сол глянул на отражение его лица в зеркальце заднего обзора.
– Что?
Глаза их встретились.
– Ты не слышал? Я сказал, что хочу дать тебе свое благословение.
– А?
Во имя Отца...
Машина вздрогнула от выстрела. У Сола заложило уши. На приборной доске заблестела кровь. Чарльз стал клониться вперед, но Сол ухватил его за куртку, не дав упасть на клаксон.
И Сына...
Он выстрелил через спинку сиденья. Тело дернулось.
И Святого...
Он вновь нажал на спуск. Голова дернулась назад и ударилась о подголовник. Сол уже ничего не слышал.
Духа...
Тело опять дернулось. У Сола заболели уши.
Аминь.
Винил на спинке дымился. Сол повалил тело на сиденье. Если бы не блеск крови в темноте, было похоже, что Чарльз спит.
Сол вылез из машины и открыл водительскую дверцу, прихватив ее рукавом. Увидел под рулевой колонкой пистолет и глушитель. Хитрюга Лу переправил их ему запеченными в хлеб. Когда Сол наклонился за оружием, лицо его чуть не коснулось коленей Чарльза.
Жаль, Чарльз, что с блондинкой у тебя не вышло. Девочка старалась, как могла. Можно было бы сказать, что ты умер счастливым. Жаль.
Сол выпрямился, бедром захлопнул дверцу и пошел обратно к машине Люси. Он пристально вглядывался в темноту, держа руку в кармане на теплой рукоятке пистолета, готовый стрелять, если понадобится. Напряжение не проходило, но он был доволен, что все уже позади. Чарльз больше не нужен. Он стал опасным. Попался бы, так выложил бы все, что знал. Наверняка.
Шагая к Десятой авеню, Сол подумал, не убрать ли и проститутку. Но вряд ли ей удалось хорошо его разглядеть. Ему не терпелось побыстрей убраться отсюда. Он надеялся, что «датсун» на сей раз заведется без капризов. Здесь он чувствовал себя неуютно. Слишком много мест, где может укрыться стрелок. А с этой публикой излишняя осторожность не помешает.
Глава 19
Сидя на краю дивана в своей временной квартире, Тоцци уставился на заголовок в «Нью-Йорк пост»: «ЕЩЕ ОДНА ЖЕРТВА УБИЙЦЫ-СВЯТОШИ!» На первой полосе – первоклассный снимок: дверца машины распахнута, тело лежит на сиденье, одна нога свисает наружу, с ботинка течет кровь. Статью Тоцци уже прочел. Творческая работа, ничего не скажешь. Репортер побывал в нескольких психиатрических больницах и как-то разнюхал о побеге Дональда Эмерика. Поскольку Сол Иммордино находился в одной с ним палате, а Чарльз Тейт, последняя жертва, работал там, репортеру потребовалось лишь выстроить простейшую схему. По его версии, Иммордино воздействовал на Эмерика внушением, заставляя совершать все эти убийства. Она почти не отличалась от той версии, которую накануне вечером изложила в кабинете Иверса Мадлен Каммингс, только репортер не был доктором наук.
Тоцци покачал головой и нахмурился. Появление теории Каммингс в ежедневной газете показывало, чего стоит эта теория. Сущий бред. Она годилась разве что для сюжета второразрядного фильма с сумасшедшим ученым в главной роли.
Однако этот гений из «Пост», надо отдать ему должное, понял, что Сол соблюдал вендетту, мстил тем, кто некогда причинил ему зло. Мистретта и Бартоло были первыми в этом ряду. Чарльз Тейт, как предполагал репортер, «несомненно», дурно обращался с Солом в больнице. Несомненно. Еще один сюжетный ход из второразрядного фильма. Игорь бьет плетью Франкенштейна. Франкенштейн высвобождается и крушит все кости Игоря. Блестящий журналист совершенно не брал в расчет еще одну жертву, Джона Паласки. Что плохого мог Джон, черт возьми, сделать Солу Иммордино? А если получил семь пуль в упор, то «несомненно» должен был сделать что-то.
Тоцци отложил газету и несколько раз глубоко вздохнул, пока не прошла боль в желудке. В сущности, он был доволен, что пресса не упоминала о четвертом убийстве. Ему удалось уговорить полицейских не распространяться журналистам о подробностях смерти Джона. И еще больше был доволен тем, что газетчики ничего не знали о Мисс Накачивайся.
На кофейном столике по-прежнему стояли заводные игрушки Стэси. Он не виделся с ней с того вечера, как погиб Джон. В телефонном разговоре девушка объяснила, что еще не совсем пришла в себя и пока не хочет его видеть. Ему казалось, теперь она боится его, считает, что находиться рядом с ним опасно. Он не стоит такого риска. Майк оглядел себя – майка, трусы, полная вялость. Стэси права. Он ее риска не стоит.
Лоррейн, видимо, права тоже. С женщинами он черств. Стэси еще почти ребенок, ей ни к чему его проблемы. То, что она боится встречаться с ним, к лучшему.
Тоцци поймал себя на том, что снова разглядывает газетный снимок. Нога Чарльза Тейта свисала из машины. Интересно, как репортер пронюхал об Эмерике? С какой стати служащие больницы дали ему такие сведения? Признались, что у них сбежал пациент, выставив весь штат сотрудников в невыгодном свете? Не могла ли связаться с прессой Каммингс? Тоцци полагал, что нет, во всяком случае, по собственной инициативе. Но, может, она выдумала какой-то ход, чтобы привлечь внимание к Эмерику, Иверс одобрил его, а Гиббонса подключать не стали, так как он вышел бы из себя, и без того возмущенный тем, что теперь расследование возглавляет Каммингс.
В грязное окно с предохранительной решеткой лился утренний свет. Тоцци не ожидал, что в нью-йоркской квартире на первом этаже может быть столько солнца. Бессознательно коснулся он пальцем пулевого шрама на бедре и стал размышлять, сделать ли то, что собирался сделать.
Иверс велел ему не принимать участия в расследовании, использовать должным образом свой отпуск. Но когда он, черт возьми, слушался Иверса? Нет никаких сомнений, что все убийства организовал Иммордино, этот гад не сумасшедший и не фанатичный святоша. Он, лишившийся своего положения капо,ведет борьбу за власть в семье Мистретты, дерзкую, отчаянную борьбу. Дело тут во власти, а не в сумасшествии.
Зазвонил телефон. Тоцци замигал, оторвав взгляд от солнечного луча. Снял трубку. Он знал, кто звонит в такую рань.
– Доброе утро, Гиб.
– Какое там к черту доброе. Ты уже видел газету?
Несмотря на раннее утро. Гиббонс уже кипел от злости.
– Да, видел. «Убийца-святоша». Неплохое прозвище. Броское. На мой взгляд, гораздо лучше, чем, скажем, «Сын Сэма».
– Ну да, как же, святоша. Иммордино.
– Меня убеждать в этом не нужно. – Тоцци протер глаз. – Тебе не кажется, что переговоры с прессой об Эмерике вела Каммингс?
– Нет, она ни с кем не ведет переговоров. Сама все знает. У нее долгий треп по телефону с отделом поведенческих наук в Квантико, потом – в кабинете у Иверса. Мне они не говорят ни слова.
– Она все еще живет у вас?
– К сожалению.
– Ты звонишь из дома?
– Да.
– Она тебя не услышит?
– Мне плевать, услышит или нет, – повысил тон Гиббонс.
– Не сможешь отделаться от нее сегодня утром?
