Подобные стихи весьма скоро получили широкое распространение, сначала в Южной Франции, Северной Италии, Испании (возможно, даже при арабоязычном дворе Кордовы), а затем и по всей Европе.

Именно в этой лирической традиции написана (между 1240 и 1280 г.) самая знаменитая средневековая французская поэма «Роман о розе» – пространное аллегорическое описание куртуазной любви. Вторая часть поэмы изобилует длинными вставными новеллами, в которых выводится ханжество нищенствующих братьев и других известных действующих лиц эпохи, лицемерность установлений и ценностей того времени. Критика социальных и моральных пороков становилась одной из самых характерных особенностей европейского общества.

В истории архитектуры обстоятельно показано, как готический стиль (само название «готика» появилось только в эпоху Ренессанса и служило синонимом варварского стиля) последовательно, шаг за шагом, развивался из новых приемов возведения стрельчатых сводов с пересекающимися поверхностями. В сочетании со стрельчатыми арками эта техника позволяла зодчим увеличивать высоту церкви, но в свою очередь требовала создания арочных контрфорсов, компенсировавших давление стен и потолка и вместе с тем позволявших сделать стены более тонкими, а оконные проемы – более многочисленными и крупными. Таковы характерные технические особенности готики. Но мастера готики – не просто высокопрофессиональные строители, сведущие в математике и механике; они были художниками, создавшими с помощью новой техники один из самых оригинальных строительных стилей в мировой истории. В их руках опорные конструкции, стрельчатые своды и колонны превратились в художественное средство организации внутреннего пространства. Арочные контрфорсы – структурные элементы усиления стен – сознательно использовались и для того, чтобы выделить ритмическую трехмерную динамику конструкции здания, его устремленность ввысь. Эта архитектурная самобытность подчеркивалась обилием скульптуры, обычно человеческих фигур, изваянных с почти классическим чувством идеализированного реализма. Огромные окна были забраны цветными витражами (их лучшие образцы представлены, пожалуй, в соборах Шартра и Бурже), которые создавали в интерьерах удивительное освещение с мягкими приглушенными цветами, менявшимися в зависимости от времени дня. На витражах, великолепная цветовая палитра которых могла соперничать даже с изумительными византийскими мозаиками, во вполне реалистической манере изображался мир Божий – с его ангелами, святыми, людьми, животными и цветами.

Не удивительно, что некоторые зодчие и их покровители, вдохновленные своими успехами и несколько переоценившие их, стали требовать невозможного от волшебной новой техники. Они поднимали потолки нефов все выше и выше, добиваясь наилучших пространственных и световых эффектов; в результате в некоторых церквях Европы потолки рухнули. Самая известная катастрофа – разрушение хоров собора в Бове (Северная Франция): неф, возведенный до высоты 48 м, рухнул в 1284 г. Потребовалось почти сорок лет, чтобы восстановить его, и с тех пор каменщики стали работать, соблюдая большую осторожность. В Кёльнском соборе архивольты сводов были задуманы почти на такой же высоте (45 м), но достроили их только в XIX в.

Некоторые историки и раньше пытались трактовать готическую архитектуру как изысканный символический язык и отыскивали в ней смысловые параллели схоластике. Теперь несомненно, что многие детали готических зданий, и в особенности их декор, действительно наделялись символическим значением. Разумеется, это довольно трудно выявить в масштабах архитектоники всего здания; у нас нет таких исчерпывающих свидетельств того времени, какими мы располагаем для архитектуры Ренессанса. Но во всяком случае справедливо предположить, что архитекторы XIII–XIV вв. и их церковные патроны, будучи людьми образованными, имели представление о господствующем философском убеждении эпохи о гармонии мироздания и всех заключенных в нем творений. До нас дошли даже изображения Творца в образе архитектора, держащего один из непременных атрибутов этой профессии – циркуль.

Готический стиль быстро проник из Франции в Англию, Германию и Испанию; лишь Италия некоторое время противилась его соблазнам. Столь стремительное распространение в первую очередь объяснялось тем, что повсюду в строительстве участвовали лучшие архитекторы со своими бригадами, по преимуществу французы; немалое значение имела и международная система ученичества, которая привлекала подающих надежды молодых людей в «ложи» великих мастеров, точно так же, как молодые ученые стремились попасть в круг лучших преподавателей крупнейших университетов. Архитекторы могли теперь учиться по рисункам или по входившим в обиход сборникам «типовых» проектов, а также по детальным проектам реальных построек. Эти проекты прорабатывались столь тщательно, что на их основе в XIX в. оказалось возможным завершить соборы в Кельне и Ульме с абсолютной достоверностью.

Однако более важной причиной широкого распространения готического стиля и его чрезвычайного долголетия (в континентальной Европе до середины XVI в., в Англии до XVIII в.) послужила его очевидная эстетическая и религиозная привлекательность. В различных своих формах, зависевших от региона и эпохи, готический стиль продолжал удовлетворять запросы многих поколений верующих. Лишь этим обстоятельством можно объяснить число и размеры готических соборов и церквей, построенных по всей Европе начиная с XIII в. Действительно, ни система ценностей, ни приоритеты европейского общества не претерпели кардинальных изменений по сравнению с XI–XII вв.: значительная часть прибавочного продукта все так же продолжала уходить на акты благочестия, войны и на строительство соборов и замков.

Тринадцатый и начало четырнадцатого века были временем бурного развития. Европейское население стало более многочисленными, чем когда бы то ни было, и продолжало расти. Большинство еще жили в бедности, но в городах и даже во многих деревнях жизнь приобретала, по крайней мере для определенных, пусть малочисленных, слоев более богатые и разнообразные формы. Люди постоянно совершенствовали свое мастерство – в технической, интеллектуальной, военной сферах, и эти приобретенные навыки получили быстрое распространение, что, в свою очередь, выражалось в росте благосостояния на местах. Этот рост, как и разделение труда, на фоне развития путей сообщения, гораздо более интенсивного перемещения людей и идей, приводили к все большей самодостаточности отдельных регионов Европы. Появилось много выдающихся произведений литературы на национальных языках – в Испании и Исландии, Италии и Германии и прежде всего во Франции.

В рамках господствовавшего готического стиля архитектура соборов и замков все больше приобретала местный колорит. Папство достигло наивысшей точки своего могущества как международная институция и одержало победу над Священной Римской империей, выступавший с такими же универсальными притязаниями, но в свою очередь вынуждено было уступить национальным монархиям.

Именно в это время завершается «интернациональная» эпоха Средневековья. Выдающийся философ истории Арнольд Тойнби считал эту эпоху поворотным пунктом, когда историческое развитие европейского общества приняло трагически-превратное направление, итогом которого почти неизбежно должно было стать окончательное крушение европейского общества. Однако, по-видимому, существует гораздо больше оснований в пользу того, что причина отхода от универсализма кроется не в превратном, но, напротив, в чрезвычайно успешном развитии европейского общества. Универсализм зрелого Средневековья, который, как мы видели, основывался на транснациональной коммуникации только малочисленной прослойки образованных и квалифицированных людей, – такой универсализм мог сохраняться в Европе лишь при условии экономического застоя и интеллектуальной стагнации. Но это перечеркнуло бы все динамические возможности общества, возникшего из сплава варварских племен с развитой цивилизацией поздней Римской империи. К заслугам «интернационального сектора» средневекового общества следует отнести экономический и культурный рост, который способствовал регионализации Европы (и тем самым подорвал корни универсализма). В свою очередь регионализация сыграла роль нового динамичного элемента: она расширяла возможности и интенсивность конкуренции, вынуждая таким образом жертвовать традицией в пользу рациональности и изобретательности. Именно эти процессы к концу XV в. обеспечили европейцам техническое, военное и политическое превосходство над коренными народами Америки, Африки и большей части Азии, которые были покорены и частично обращены в рабство. Но и европейцам пришлось заплатить за это: они вынуждены были примириться с крушением (в эпоху Реформации) взлелеянного ими идеала единого христианского мира, а европейские государства неизбежным ходом событий оказались вовлеченными в войны между собой (поскольку каждое из них претендовало на универсальное владычество, подобающее только церкви). Успехи и трагедии человеческой истории не так легко разделить.