Вероятно, именно выдвижение на первый план рациональных методов было самым замечательным достижением «Возрождения XII в.». «Мы – всего лишь карлики, сидящие на плечах гигантов, – писал один из крупных представителей Шартрской школы начала XII в. Бернар Шартрский. – Мы можем видеть больше и дальше, чем они, но не потому, что наше зрение острее, а телосложение лучше, а потому, что они поднимают и несут нас на своей гигантской высоте».[75] При декларированном уважении к античности здесь вместе с тем отчетливо прослеживается дух интеллектуального оптимизма: ибо современные карлики все же видят дальше древних гигантов. Со времен «Оттоновского возрождения» существовала концепция «переноса империи» (translatio imperii), обосновавшая идею преемственности власти (светского могущества) от греков к римлянам и далее к германцам. В XII в. по аналогии сформировались понятие «передача знания» (translatio studii) и связанное с ним утверждение о преемственности в передаче знания с Востока на Запад, от греков к римлянам, после которых оно попадает не в Германию, а во Францию.
Франция стала центром европейской интеллектуальной жизни, однако в этом смысле само понятие «Франция» следует трактовать довольно широко. Оно включало в себя, помимо собственно Франции, и нормандскую Англию, и земли прежнего «срединного» королевства Каролингов, простиравшиеся от Нидерландов через Лотарингию и Бургундию до Средиземного моря. Позже французское влияние достигло Германии, а через нормандцев – Южной Италии. В свою очередь Франция была открыта воздействию извне, прежде всего из Испании и Северной Италии. В каждой из этих стран интеллектуальная деятельность ограничивалась узким кругом людей, которые время от времени путешествовали и нередко знали друг друга. В их среде живым языком общения и интеллектуальной деятельности оставалась латынь: ее они использовали во всех жанрах – в проповедях и трактатах, в юридических сочинениях, в биографиях и исторических хрониках, в поэзии и даже в популярных любовных и застольных песнях.
В то же время господство латыни ставило пределы знакомству с античным миром: лишь единицы владели греческим языком, а поэтому греческие авторы, и в первую очередь Аристотель, были доступны главным образом в латинских переводах. Основная часть греческих текстов попадала на Латинский Запад через нормандское королевство Сицилию, а некоторые – более сложным путем, через Испанию и посредничество арабских ученых. В первые десятилетия XII в. англичанин Аделяр Батский предпринял путешествие по всему Средиземноморью, от Испании до Сицилии и далее в Малую Азию и Сирию, чтобы собрать древние рукописи. Самое славное из его деяний – перевод «Начал» Евклида с арабского на латынь, который приобрел широкую известность и оставался самым популярным учебником начальной математики и начальной геометрии вплоть до XIX в. Как показывает пример Аделяра Батского, греческие тексты нередко подвергались двойному переводу – сначала на арабский, а затем – с арабского на латынь. Не удивительно, что знакомство с античными авторами было фрагментарным и его пришлось дополнять, а во многом и возобновлять в XV–XVI вв.
В любом случае процесс открытия и усвоения сочинений античных авторов (равно как и любого другого неизвестного знания) не происходил напрямую. Даже там, где подобные сочинения оставались легкодоступными, они начинали цениться или использоваться лишь тогда, когда в них возникала ощутимая потребность. Это особенно ясно на примере длительной замены функционально неудобных римских цифр арабскими. Заимствованные арабами из Индии и принесенные в Средиземноморье, эти цифры впервые встречаются в латинской рукописи 976 г. Но европейцы наглядно представляли принцип соотносительной значимости чисел по положению камешков или костяшек на абаке (счетах), для пользования которым не было нужды в арабских цифрах. Английское казначейство, одним из первых применившее абак, пользовалось римскими цифрами вплоть до XVI в. Люди в большинстве своем не знали ни счета, ни даже цифр, особенно тех, что больше сотни. Самый популярный литературный жанр того времени, «Жития святых», почти не сообщал дат рождения и смерти своих героев. Даже из автобиографии Абеляра ясно, что он терялся, встречаясь с точными цифрами. Современной аналогией этого явления может служить та медлительность, с которой в Англии и Америке во второй половине XX в. вводилась метрическая система, уже более 200 лет используемая в большинстве стран Европы.
Неумение оперировать цифрами не означало отсутствия рациональности или незнания логики. Напротив, XII в. показал, что в первую очередь западной мыслью были усвоены сочинения Аристотеля по логике; они стали краеугольным камнем университетского образования в целом и основой развития схоластического метода философских и теологических исследований в частности. Но полноценное знакомство с ними произошло уже после 1200 г.
Философские и научные работы Аристотеля оказали сильнейшее влияние на исламский и еврейский миры. Персидский мыслитель Авиценна (980-1037) развил аристотелевскую концепцию мироздания, которое существует в силу неизменных законов: его теория нелегко совмещалась с верой в Аллаха по Корану. «Медицинский канон» Авиценны, обширная энциклопедия медицинских знаний, стал самым распространенным руководством как в исламских, так и в христианских медицинских школах. Столетием позже на другом конце исламского мира, в Кордове, Аверроэс (1126–1198), бывший, подобно Авиценне, юристом и врачом, составил первый систематический комментарий почти ко всему сохранившемуся корпусу сочинений Аристотеля.
Я, – писал Аверроэс, – считаю, что этот человек был каноном и образом, который природа создала, чтобы показать пределы человеческого совершенства… Учение Аристотеля – это высшая истина, ибо его ум является вершиной человеческого ума. Поэтому правильно сказано, что божественное провидение сотворило и дало нам Аристотеля для того, чтобы мы могли узнать все, что доступно познанию. Восхвалим же Бога, который наделил этого человека выдающимся совершенством по сравнению со всеми прочими и дал ему способность вплотную приблизиться к тому высшему величию, которое вообще доступно для людей[76].
Как и Авиценна, Аверроэс прекрасно отдавал себе отчет в противоречии между рациональной философией и постулатами религии. Такое же напряжение испытала и христианская мысль, не в последнюю очередь благодаря прямому влиянию Аверроэса, известного, как правило, в латинских переводах, на интеллектуальную жизнь Парижа и Оксфорда в XIII в.
Младшим современником Аверроэса был его соотечественник, кордовский еврей Моисей бен Маймон, известный под именем Маймонид (1135–1204). Наследник традиций греческой и арабской учености, Маймонид, также выдающийся юрист и врач, столкнулся с теми же коренными противоречиями между рациональной философией и религией откровения. В написанном на арабском языке труде «Учитель колеблющихся» Маймонид утверждает подчиненность философии истине Откровения, но стремится, насколько возможно, рационализировать иудаизм. Сочинение Маймонида стало основополагающим для позднейшей иудейской философской мысли, хотя и подвергалось критике со стороны некоторых ортодоксальных иудеев; подобно трудам Аверроэса, оно было переведено на латынь и усвоено одним из течений европейской мысли XIII в.
Контакты с греческим и арабским мирами, ограниченные и нередко прерывавшиеся, в целом оказались невероятно продуктивными; за этот интеллектуальный взрыв пришлось заплатить дорогую цену: он положил конец прежней свободе от сомнений. Католическая Европа становилась континентом рациональных людей, способных к блестящим интеллектуальным достижениям, но вместе с тем и, вероятно, в силу этих достижений, склонных искать разумного объяснения самих основ, на которых, как полагали, покоилось христианское общество. Неслучайно во второй половине XII в. широкое распространение получили ереси, причем в первую очередь в тех регионах Европы – в Италии и Южной Франции, – которые вступали в прямой контакт с другими цивилизациями.
