Литмир - Электронная Библиотека

– Но ведь тебя не… Ты не стал ведь жертвой… То есть этих дел… Нет?

В свете свечи невозможно было понять, покраснел Палли или нет, но до Кэсерила наконец дошло, что Палли отчаянно пытается найти слова, чтобы спросить, не подвергался ли Кэсерил сексуальному насилию. Кэсерил сочувственно усмехнулся.

– Ты путаешь рокнарийцев с дартаканцами. Мне кажется, в таких историях кое-кто пытается выдать желаемое за действительное. Рокнарийские еретики, поклоняющиеся четырем Богам, считают преступлением те нетрадиционные формы любви, которым у нас покровительствует Бастард. Рокнарийские же богословы считают Бастарда демоном – как и его отца, но не Богом, хотя его святая мать – Богиня. Поэтому мы для них – почитатели дьявола, что есть прямое оскорбление Госпожи Весны, да и самого бедняги Бастарда. Разве он просил, чтобы его произвели на свет? Поэтому-то рокнарийцы пытают и вешают тех, кого заподозрят в содомии, а лучшие из тамошних кораблевладельцев и на дух таких не подпускают к своим кораблям.

– Понятно! – облегченно вздохнул Палли, после чего (Палли в своем репертуаре!) спросил:

– А худшие?

– У таких бывало все. Меня, слава Богам, эта судьба миновала – думаю, я был слишком костляв. Но несколько юношей… Мы, рабы, понимали, что они принесены в жертву на наше благо, а потому старались быть к ним подобрее, когда они возвращались к веслам. Некоторые из них плакали. Некоторые же научились свой позор обращать во благо – получали дополнительную еду, всякие поблажки… И мы не особо сетовали, потому что знали, чем они за все заплатили. И это была опасная игра: рокнарийцы, которые втайне предавались с ними плотским утехам, в любой момент могли их убить, если возникала опасность разоблачения в грехе.

– У меня волосы встают дыбом. Я-то думал, что знаю, как устроен этот мир, а оказывается… Но, слава Богам, тебя миновало самое плохое!

– А я уж и не знаю, что считать самым плохим, – задумчиво сказал Кэсерил. – Однажды со мной сыграли такую дьявольскую шутку, по сравнению с которой то, что испытали те несчастные юноши, можно было воспринять как дружеский жест. Самое интересное, что ни один рокнариец не рисковал за это жизнью.

Кэсерил никому еще не рассказывал об этом случае – ни братьям в монастырском приюте, ни домочадцам провинкары, ни самой хозяйке замка. Просто не с кем было поговорить – до этой самой минуты.

– Мой корсар совершил ошибку, напав на купца из Браджара. Когда он заметил галеры охраны, было поздно. Началась погоня, и я, перенапрягшись на жаре, потерял сознание. Чтобы получить от меня хоть какую-то пользу, наш надсмотрщик освободил меня от цепей, раздел догола и велел, предварительно привязав мои руки к лодыжкам, выставить к кормовым леерам, задом к нашим преследователям. Чтобы, так сказать, поиздеваться над ними. Не знаю, что меня спасло. То ли лучники у Браджара никуда не годились, то ли вступились за меня все пять Богов, но ни одна стрела, пущенная браждарцами, в меня не попала. А стреляли плотно – думали, наверное, что я рокнариец. А может, хотели прервать мои страдания. В общем, повезло. А то мог бы закончить свой жизненный путь с дюжиной стрел в голой заднице!

Чтобы глаза Палли окончательно не вылезли из орбит, Кэсерил опустил некоторые, наиболее гротесковые детали.

– Ты помнишь, – продолжил Кэсерил, – в Готоргете мы жили в постоянном страхе долгие месяцы. И в конце концов привыкли к нему, как привыкаешь к ноющей боли в кишках. Она есть, но ты уже переболел ею и не обращаешь на нее внимание.

Палли кивнул, а Кэсерил, едва заметно улыбнувшись, проговорил:

– Но тогда я понял… Это очень странно… Я не уверен, что смогу это выразить.

Он, правда, до этой минуты и не пытался воплотить в слова то, что хотел сейчас открыть Палли.

– Я понял, что есть жизнь и по ту сторону страха. То есть там, где ни тело, ни ум уже не способны его терпеть. Весь мир, время, пространство… полностью себя видоизменяют, обретают совершенно иной порядок. Сердцебиение мое замедлилось. Я перестал потеть, в норму пришло слюноотделение. Это было похоже… на транс, в который впадают святые и мистики. Когда рокнарийцы привязывали меня на корме, я плакал от ужаса и стыда. Но когда браджарцы отстали, и наш надсмотрщик велел меня отвязать, и меня, всего обожженного солнцем, бросили на палубу, я смеялся. Рокнарийцы, как и мои бедные товарищи, наверное, решили, что я сошел с ума. Но это не было безумием. Просто… изменился, стал новым весь мир!

Он помолчал и продолжил:

– Конечно, весь мир для меня тогда состоял в паре-тройке десятков метров, он был сделан из дерева и качался на воде, а о времени я мог судить только по корабельным склянкам, и я планировал по ним жизнь – не год за годом, а час за часом. Но все равно: все люди были прекрасны – и рокнарийцы, и их рабы, и хорошие, и негодяи; и все были мне друзьями, и я им улыбался, и не боялся никого и ничего. Хотя с тех пор я и позаботился о том, чтобы во время гребли не терять сознания.

На минуту воцарилось молчание.

– Поэтому, когда бы страх ни проник в мое сердце, – продолжил Кэсерил задумчиво, – я рад его приходу, ибо он есть знак, что я не сошел с ума. Страх – мой друг!

Он посмотрел на Палли с извиняющейся улыбкой на устах.

Тот же неподвижно сидел, упершись спиной в стену, с глазами размером с блюдца, не мигая. Кэсерил рассмеялся.

– О Боги! Палли, прости меня! Я совсем не хотел нагружать тебя, как вьючного осла, своими переживаниями, чтобы ты их увез от меня подальше.

А может, и хотел – ведь Палли действительно собирался назавтра уезжать!

– Я вижу, они тебя под собой похоронили. Прости!

Палли отмахнулся – не нужно извиняться! Сглотнув, он спросил:

– А ты уверен, что это был не солнечный удар?

Кэсерил усмехнулся.

– Солнечный удар у меня тоже был. Но если он тебя не убил, через пару дней ты уже в полном порядке. А это длилось… много месяцев.

До последнего случая с этим юношей из Ибры и финального бичевания, которому подвергли Кэсерила.

– Мы, рабы… – начал он.

– Прекрати! – воскликнул Палли, схватив себя за волосы.

– Прекратить что? – недоуменно спросил Кэсерил.

– Так говорить! Мы – рабы! Ты – лорд Шалиона!

Кэсерил криво усмехнулся и тихо сказал:

– А тогда, на галерах, мы тоже были лордами? Благородными господами – в поту, в моче, крови и мозолях, под палящим солнцем? Думаю, нет, Палли. Мы не были там лордами. Мы не были благородными господами. Мы были там либо людьми, либо животными. И то, кем ты там был, не зависело ни от крови, ни от происхождения. Самым благородным человеком, которого я там встретил, был простой дубильщик. И если бы я его встретил сейчас, я бы бросился целовать его ноги – от радости, что он жив! Рабы, лорды, мужчины, женщины – все мы, смертные, равны, и все мы являемся лишь игрушкой в руках Богов. То же самое я думаю и сейчас.

Выслушав Кэсерила, Палли глубоко вздохнул и неожиданно резко сменил тему – стал спрашивать о разных мелочах, важных для его миссии командира отряда гвардейцев Дочери, и Кэсерил начал рассказывать ему о разных хитростях ухода за кожей (чтобы не гнила) и копытами лошадей (чтобы не попадала инфекция). Через некоторое время Палли ушел (а может быть, сбежал?). Достойный отход, подумал Кэсерил.

Потом он долго лежал в темноте наедине со своей болью и воспоминаниями. Несмотря на выпитое вино, сон к нему не шел. Да, страх, может быть, и был его другом (если сказано это было не для красного словца, чтобы объяснить Палли то, что с ним произошло), но к страху по поводу братьев ди Джиронал ничего дружеского он не ощущал, хотя именно они стали причиной его нынешних страхов. Рокнарийцы сообщили, что он умер от лихорадки. Это была ложь, причем ложь, которую уже не проверить. Да, здесь, в Валенде, он в безопасности – больше, чем где бы то ни было.

Кэсерил надеялся, что достаточно хорошо подготовил Палли к тому, как вести себя при дворе в Кардегоссе и не наступить в кучу старого навоза. Повернувшись в темноте, Кэсерил вознес молитву Госпоже Весны. Предметом его молитвы стала безопасность Палли. Следующей молитвой была молитва ко всем пяти Богам, включая Бастарда. Он молился о спасении всех, кто этой ночью отдал себя на милость бурной стихии океана.

23
{"b":"48044","o":1}