– Чего разберемся, – зарычал второй санитар, – мы что зря столько ехали!

– Беда, одним словом, – с надрывом говорит Фёдор, а сам на санитара с укоризной смотрит. – Жена у меня задурила, Верка…

– Как задурила-то?

– Да все прячется куда-то, то на чердак залезет, то в шкаф заберется, боится, что ли кого?!

Щуплый очки снял, он в очках был, протер стекла, внимательно и очень серьезно посмотрел на Фёдора.

– Дело не шуточное, – помолчал и очень мягко спросил: – А сейчас-то она где, голубчик?

– Да вот опять в шкаф забралась, сидит там, – развел руками Фёдор и указал глазами на шкаф, где сидела ни жива, ни мертва Верка.

Не прошло и секунды, как амбалы извлекли Веру на свет божий, и не успел Фёдор слова сказать, как щуплый всадил ей укол в руку.

Верка, которая до этого пыталась вырваться из рук амбалов и что-то там кричала, в один момент обмякла, заулыбалась и мирно пошла под руки с двумя санитарами к выходу.

Фёдору, конечно, было не совсем хорошо, когда Веру увозили из дому. Чувство мести как-то сразу ушло из души, и он уже пожалел, что так жестоко пошутил, особенно, когда увидел враз опустевшие Веркины глаза и бессмысленную улыбку после укола, но и поделать ничего не смог, руки-ноги не шевелились, то ли от таких быстрых действий санитаров-амбалов, то ли от испуга – а вдруг и его так схватят, скрутят и увезут.

На второй день, на трезвую голову у него на этой самой голове волосы зашевелились – что ж наделал-то! – собственную жену, мать их дочурки (да и любил он обоих, как оказалось, очень сильно) в дурдом, в психушку отправил!

А ещё и дочка вопросы разные задает.

А ещё и соседи вдруг интересоваться стали: где ж это Верка-то пропадает?

А ещё и пить расхотелось.

После обеда сел Федька на свой «Беларусь» да и двинул в город – благо он под боком был.

Главврач – мужик полный, седой и с добрыми, как у тихопомешанного психа, глазами, на просьбу Фёдора отдать жену ответил коротко:

– Сорок пять дней.

– Чего сорок пять дней? – Уже догадываясь, оглушено спросил Фёдор.

– Курс у нас – сорок пять дней, – мягко улыбнулся главный врач.

– Понимаете, – начал Фёдор, – это я пошутил так…

И рассказал всю историю.

Врач и в самом деле оказался добрым, Фёдора выслушал внимательно, посмеялся в меру, потом запросил историю болезни, полистал, что-то уловил в закодированных врачебных закорючках, вызвал Веру, поговорил с ней, хоть и заторможенной, а потом, в нарушение им же установленных правил и, наверное, медицинских предписаний и указаний сверху, Веру выписал.

А Федька с тех пор не пьёт. Почти.

Но именем и фамилией своими по-прежнему гордится. И арии исполняет. Даже трезвый. И Верке это нравится.

Всё было как всегда по пятницам. Начальник отдела майор Трегубов перелистывал отчеты участковых, время от времени задавал вопросы присутствующим. Те отвечали, он листал дальше. Дошла очередь и до Лаптева.

– Что, капитан, как всегда? – Не поднимая глаз, спросил Трегубов.

– Что-то не так, господин майор? – В свою очередь спросил Лаптев.

– Всё не так, Лаптев, – майор так и не поднял взгляд на Лаптева, продолжая вчитываться в пункты отчета, – опять у вас административная практика на нуле. Что у вас на участке перестали пьянствовать, хулиганить, ссать за каждым углом?!

– А, вы об этом, – махнул рукой Лаптев, – я же вам уже сто раз объяснял…

– Ты погляди, объяснитель каков, – Трегубов наконец-то взглянул на Лаптева, поправив очки на носу, – ты кто такой, чтобы своему начальнику объяснять, да разъяснять? А?

Лаптеву, конечно, было смешно всё это, уж сотый раз по одному кругу с начальником ходят. У них просто подход разный к службе, у начальника служебный, а у него, Лаптева, человеческий. И где-то логичный. Чётко понимая, что в глубине души Трегубова сейчас закипает гнев, даже ненависть к нему, а у коллег по цеху растёт желание расхохотаться, Лаптев, тем не менее, не удержался и нудным голосом начал:

– Согласно приказам Министра, а также постановлениям Правительства и где-то даже Президента Российской Федерации, собственно, на основе которых, и рождаются приказы Министра внутренних дел, – он передохнул и с не меньшей занудливостью продолжил, – Первой, – он поднял палец, – наипервейшей задачей, стоящей перед сотрудниками органов внутренних дел, является задача сокращения преступности и повышения раскрываемости этой самой пресловутой преступности. Вот. – Он строго посмотрел на Трегубова. А почему бы на него строго не смотреть, он хоть и майор уже, а по возрасту Лаптеву в сыны годится. Ну, не в сыны, так в племянники. Начальником вот, правда, назначили.

– Вы, Лаптев, здесь демагогию не разводите. Я задал вам конкретные вопросы, так вы и ответьте конкретно.

– Хорошо, господин майор, – Лаптев устало вздохнул. – Должен сказать честно. Я работаю на своем участке столько лет, что каждую собаку знаю, не то, что человека. Так вот: уровень преступности на моём участке самый низкий по городу, посмотрите сводный отчет, так? Так. – В кармане завошкался мобильный, Лаптев, не теряя мысли, вынул телефон из кармана, мельком глянул на номер звонящего, тут же выключил звук и продолжил. – Теперь раскрываемость: девяносто девять и девять десятых процента. Не скажу, что это моя личная заслуга, опер у меня хороший за участком закреплен. Отличный опер.

Начальник сидел со скучающим видом, слыхивал, дескать…

– Мне кажется, что вам, товарищ начальник…

– Так всё-таки, товарищ или господин? – скучающе перебил его Трегубов.

– Что? – встряхнулся Лаптев. – А! Не привыкну никак. Раз полиция, стало быть, господин.

Все захихикали. Трегубов настойчиво смотрел в бумаги.

– Продолжайте, продолжайте, господин-товарищ Лаптев, – буркнул он.

– Так вот, – прокашлялся Лаптев, – Взгляните с точки зрения Министра, Правительства и Президента державы. Взгляните и увидите.

Народ в кабинете потихоньку хихикал, майор сидел молча, но теперь уже смотрел на Лаптева. И смотрел очень многозначительно.

– Да-а! – Протянул Лаптев. – А насчет, где кому ссать, у меня и, правда, такой проблемы нет, я с помощью органов местного самоуправления, прям за каждым углом, как вы выразились, и поставил биотуалеты. И они не закрыты на болты с гайкой, как во многих местах, а работают. – Он помолчал секунду. – Вы бы руководству намекнули, дескать, надо с мэрией этот вопрос решать, а то ведь скоро ступить негде будет, кроме моего участка. Да вы ведь и сами руководство. Поди…

– Да кто ж с нами разговаривать будет? – Махнул рукой начальник.

– А вы бы в депутаты подавались… – усмехнулся Лаптев. – Щас, как раз выборы намечаются.

Майор внимательно посмотрел на него, помолчал.

– Хорошие мысли вам иногда приходят в вашу… голову…

«Наверное, хотел сказать, в пустую голову» – подумал Лаптев.

Офицеры гурьбой вышли из кабинета начальника, потянулись на улицу, на ходу вытаскивая из карманов сигареты и зажигалки.

– А вот зря ты, Данилыч, – раскурив сигарету, сказал капитан Нартов, старый приятель и коллега Лаптева, – опытом древних участковых не поделился.

Коллеги стали подтягиваться к ветеранам. Лаптева остановила Валя из секретариата.

– Данилыч, зайди, тебе почта.

– Пошли в курилку, – сказал кто-то из офицеров, – а то зам по тылу опять ворчать будет.

Пошли в курилку. Лаптев, забежал в секретариат, получил письмо-жалобу на Горбача, мельком прочитал и присоединился к остальным. Двор управления был, в самом деле, чистенький, словно его только что умыл утренний дождик. Его каждое утро убирали «указники» – лица, осужденные на пятнадцать или меньше суток за мелкое хулиганство. Да ещё солнышко так светило, прям в глаза – окурок стыдно бросить, где попало.

– Чего ты там вспомнил-то, Лукич? – пробормотал Лаптев, – напомни.

– Да, помнишь, мы на сборах участковых были…