– Сам-то ты его видел? – задала я давно волновавший меня вопрос.
– Видел, – усмехнулся он. – Думаю, и твой друг видел.
– Но ты же его видел и уцелел, почему же он должен…
– Да ты меня слушала, мамочка, или нет?! – перебил он меня. – Ты на мамочку не обижайся, – спохватился он. – Тебя все равно надо будет как-нибудь представить. И лучше так. А то есть у нас такие энтузиасты, которые все надеются отсюда выбраться. У них просто бзик какой-то на новеньких. Считают, что они им могут помочь.
Я совсем запуталась. Голова болела от усталости и всего, что на меня навалилось. Я встряхнула головой, как будто таким движением можно было избавиться от тупой боли в висках. И сейчас в первый раз за все время пути от машины огляделась по сторонам, хотя смотреть было совершено некуда. Кругом была темнота. Лишь сбоку она лежала у ног черным сгустком на месте прежнего «золотого» карьера. Я обернулась в ту сторону, откуда мы шли. Машину едва было видно. Маленький спящий зверек в темном поле. Мне стало тоскливо от этого зрелища, словно я бросила в темноте беспомощное родное существо.
– Ты что остановилась? Скорей! – подбодрил спутник, дотронувшись до моей руки.
Повернулась к нему и тут, хотя, впереди, в узкой полоске света его фонарика, на несколько шагов были видны только чахлые остатки облетевшего кустарника, я не увидела, а всей кожей почувствовала приближение строения. Мне стало жутко. И тут почему-то, наверное, от безвыходности ситуации я вспомнила про телефон. Достала мобильник из сумочки и увидела безрадостную надпись на экране: «Поиск сети».
– Я бы на твоем месте его отключил пока, чтобы не разрядился, – сочувственно посоветовал парень. – Отключи, будешь позванивать ему время от времени, если надеешься, что он вернется.
– Так ты нашел мобильник? – удивилась я.
– Как же, видел. Они здесь ни к чему. Вот так сеть пропадает и все. Если только друг другу звонить, иногда может получиться. Но ты познакомишься со здешней публикой. Нет тут особой симпатии друг к другу ни у кого, чтобы там звонить. Да и счет пополнять, как ты понимаешь, негде. А ты можешь звонить своему другу.
– Да что тут за место?! Место, место, ты толкуешь, – в отчаянии спросила я.
– Резервация. Только это тоже самоназвание. Нашенское. Мы тут, как в начале Мира, сами всему названия даем. Да ты заранее не пугайся. Просто надо поторопиться. Твой друг видел пастыря, наверняка. А если видел, то проболтался, что ты с ним.
– Он не может проболтаться, – буркнула я.
– Ну, не проболтался. Все равно пастырь у него это выведал и теперь ищет тебя. А учитывая твое взвинченное состояние, я не думаю, что тебе стоит с ним пересекаться.
– Да что он меня ищет? Зачем?
– Что ты кричишь?! Ненормальная, – осадил он меня. – Ищет, потому что ты тоже теперь в его стаде. Я же тебе объяснял. Ты все равно его встретишь рано или поздно. Но, по-моему, в твоем случае, лучше поздно.
– Ты же говорил, что он сам выбирает время встречи. Если так, то и спасаться бессмысленно, – возразила я.
– Не говорил, а предполагал. Это мое предположение. И насчет пастыря это все до чего я додумался. Ты не удивляйся, когда услышишь другие версии. Ты же догадываешься, наверное, что нет в мире таких вещей, понятий, которые абсолютно верно толкуются.
– Наверное. Я уже ничего не знаю. Ни в чем не уверена. Ты мне все мозги запудрил, – безнадежно отозвалась я.
– Ха, «все мозги разбил на части, все извилины заплел»! – смеясь, продекламировал он. – Неплохо сказано?! Где-то я слышал?
– Это Высоцкий, – изумилась я.
Сейчас я уже настолько прониклась безумием положения, в котором очутилась, что процитированные моим собеседником строчки показались мне нежданно возникшим напоминании о полузабытом нормальном существовании.
– Ну, конечно, – поддержал парень. – Опять же, моя мать его любила. С утра, помню, поставит и слушает. Особенно, когда ей совсем плохо было. Да, кстати, чтобы ты знала, меня зовут Скио Либеллус. А то возникнут там подозрения, мать, а не знает, как зовут.
– Постой, постой, – в первый раз за этот вечер я рассмеялась. – Как, как? Да я в век не запомню.
– Глупости, – спокойно возразил мой собеседник. – Обычное имя. Латинское. Если ты латынь проходила, должна сообразить. S-c-i-o L-i-b-e-l-l-i3, – продиктовал он мне по буквам. Тебя же не удивляют другие латинские или греческие имена, Филипп или Александр, к примеру.
– Это-то да. Но у тебя то, это что? Имя и фамилия? – неуверенно переспросила я.
– Ну, мама, я просто не знаю, на тебя, – рассердился парень. – Какое имя и фамилия?! Просто имя. С какого конца хочешь, с такого и зови. Могу даже подсказать. Обычно все меня зовут Скио. Только девушки, которым нравлюсь, выпендриваются и зовут Либеллусом.
– Господи, кто же тебя так придумал назвать? – изумилась я. – Мать или отец? И где твой отец, если мать умерла?
– Отец в Москве живет. Я раньше ходил к нему в шахматы играть. Сейчас, как понимаешь, возможность отпала. Хватит вопросов, пошли.
Я бросила мобильник, который все еще был у меня в руке, в сумочку и поплелась за ним. Через несколько шагов мой страх принял материальную форму. Мы подошли к зданию. Вблизи, со стороны входа оно оказалось совсем проржавевшим. По крайней мере, ворота, по которым вверх-вниз скользил фонарик Скио, пока он рылся в рюкзаке. Достал оттуда какой-то длинный ключ или отмычку и подошел к воротам. Створки были огромные во всю высоту и ширину фасада этого странного строения. Я даже глаза зажмурила, представив, как, открываясь, они сейчас заскрипят. Но я услышала совсем слабый скрип, как от калитки в деревне, и открыла глаза.
– Ты чего уже спишь? Мама, – обернулся ко мне парень. – Не отсвечивай, проходи в апартаменты. Не стесняйся, – подбодрил меня и юркнул в маленькую дверь, вырезанную, по-видимому, в замкнутых намертво воротах.
Я быстро скользнула за ним. На мгновение увидела звездное небо за собой. Странно, что я до этого его не замечала. Скио просунул передо мной руку и, нажав на дверь локтем, затворил ее.
Глава третья
Когда я повернулась, то увидела совсем не то, что ожидала. Я рассчитывала найти внутри строения, по крайней мере, что-то вроде помойки. Первое, что меня поразило, помещение довольно хорошо освещалось. Отсюда оно представлялось ничуть не меньше, а возможно даже внушительнее, чем снаружи и походило на гигантский коровник. С двух сторон, по стенам все пространство его делилось на отсеки, а посередине оставалось свободным, образуя нечто вроде коридора. Только все это и камеры по стенам и открытое пространство посередине показалось мне слишком большим для содержания здесь коров, больше пригодным для животных покрупнее, даже не могу придумать каких. Здесь было относительно чисто, насколько вообще может быть чисто на скотном дворе. Пока я стояла и разглядывала «окрестности», к нам потянулись люди. Они, не спеша, любопытствуя, выходили из своих отсеков-загонов и, подходя поближе, останавливались на некотором расстоянии. У меня по спине прошла волна ужаса и отвращения. Похоже, они, действительно, здесь жили. Напротив нас полукругом, словно в выставочном зале, выстроилась компания из нескольких человек. Мой спутник все это время занимался какими-то своими делами, рылся и перекладывал что-то в твоем рюкзаке. Странное дело, но я никак не могла запомнить лица напротив, даже задержаться на каком-то из них глазами. То ли от страха, то ли от неожиданности их появления. Пока я, молча, стояла в нерешительности, от группы напротив отделился старичок и проковылял к нам. В первый момент я обратила внимание лишь на его трость опрятную такую красного дерева. Она явно шла в противоречие с его костюмом. На старике был какой-то обтрепанный пиджак асфальтового цвета с засаленными бортами и темные не то черного, не то темно-коричневого цвета брюки и совсем не по сезону обутые на босую ногу сандалии. Он приблизился к нам и как-то уж очень церемонно наклонился к Скио, протягивая ему руку.