Энджел смотрела на этот кошмар и чувствовала, как ее охватывает слабость. Впрочем, это длилось недолго, на нее вновь накатила ярость, да такая сильная, что Энджел буквально задыхалась от гнева. «Будь они прокляты! Будь навечно прокляты их черные отвратительные душонки!..» Но больше всего ее возмущало не то, что они сделали, а то, что они исчезли раньше, чем у нее появилась возможность добраться до них.

И вдруг ее сердце замерло, и она с трудом через столы и стулья пробралась к участку пола возле печки. Она упала на колени и начала руками разгребать перья и муку, но все это не имело смысла. Незакрепленная половица была поднята, и банка исчезла.

Она долго сидела неподвижно, глядя на пустой тайник.

Она не могла дышать, не могла даже думать: таким глубоким был черный колодец потрясения, в который она медленно падала. Ярость, боль, ужас… отчаяние.

А затем она услышала шарканье шагов за спиной.

— Энджел, что такое… О Господи!

Джереми стоял на пороге, опираясь на костыли, и пока обводил глазами комнату, он, казалось, от потрясения уменьшался в размерах — так бумага свертывается в комочек на огне. Его руки с вздувшимися венами беспомощно сжимали костыли; отчаяние, обида и непонимание, отражавшиеся в его глазах, как ножом полоснули Энджел по сердцу.

— За что? — прошептал он. — У нас ничего нет, мы никому ничего не сделали…

Убитый незнакомец. Двое мужчин, которые ее разыскивали. Адам Вуд.

Энджел быстро поднялась я, пройдя через комнату, взяла Джереми за руку.

— Пойдем, — сказала она. — Забирайся в повозку, и побыстрее. Мы возвращаемся в город.

Адам брился, когда в дверь постучали. Ванна не сняла накопившейся усталости, а отбивная и яйца показались безвкусными. Он продолжал думать об Энджел, дочери Консуэло.

Он старался убедить себя, что ошибся, что это совсем другая девушка. Похоже, он совершил ошибку еще три года назад, когда впервые дал согласие на то, чтобы заняться этими поисками. Но в глубине души он не сомневался, что эта черноволосая мегера, которая хотела прирезать его в закоулке, была той самой девочкой, которую искала Консуэло. Той самой, которую он должен был забрать в Каса-Верде и представить Консуэло в качестве ее дочери. Ее любимой дочери, которую она оплакивала и о которой мечтала все эти годы.

Он знал, что должен быть готов к этому. Девчонка, воспитанная в сиротском приюте, с девяти лет предоставленная самой себе… Кого он ожидал увидеть? Аристократку с драгоценными украшениями и манерами выпускницы престижной школы? Удивительно, как она вообще дожила до восемнадцати лет, а что касается того, какой она стала за это время — ну что же, глупо было ожидать другого.

Но к этому он готов не был. Он дал согласие Консуэло найти ее дочь по одной-единственной причине: потому что она его об этом попросила, и он ни разу не подумал о последствиях. Единственным вопросом, который еще оставался, был вопрос, что ему теперь делать? Ясно, что девушка не хочет с ним ехать и ее не интересует ни мать, ни что-то еще.

Он не может заставить ее. Он не хочет заставлять ее. Разве он проделал весь этот долгий путь, провел годы в непрерывных поисках лишь для того, чтобы с помощью пинков и криков притащить домой дикую кошку, которая, похоже, в первую же минуту, увидев свою мать, плюнет ей в лицо?

Может быть, учитывая все обстоятельства, милосерднее будет сказать Консуэло, что девушка умерла?

Когда в его дверь постучали, Адам уже знал, что это она.

Кроме нее, больше никто не знал, что он здесь. Он смыл с лица мыльную пену, бросил полотенце на стул и торопливо надел рубашку. Прежде чем он открыл дверь, она успела постучать три раза.

Сейчас, когда она стояла так близко и у его горла уже не было ножа, сходство с Консуэло показалось ему таким поразительным, что на какой-то момент он просто онемел. Она была так красива, что у него защемило в груди. Горделивые черты нежного аристократического лица, пугающая глубина взгляда, пышная копна волос цвета воронова крыла, таких блестящих и живых, что, казалось, они сияют собственным внутренним светом, изгиб ее губ, поднятый вверх подбородок, плавность плеч и ее осанка, легкая и грациозная, заставляли мужчин неотрывно следить глазами за ее движениями, когда она шла по улице. Это была Консуэло. Но это была иллюзия. Оттолкнув Адама, Энджел прошла в комнату, не дожидаясь приглашения, и, сделав пару уверенных шагов по комнате, повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Так где же эта сука, которая претендует на то, чтобы быть моей матерью? — спросила она.

Он был разочарован. Стоявшая перед ним женщина с холодными голубыми глазами и небрежно уложенными черными волосами теперь не казалось ему красивой. Консуэло действительно была красива. Эта девушка не была ни элегантной, ни грациозной, ни неотразимой. Это была не Консуэло, и даже не ее бледная тень. Одетая в лохмотья и просящая милостыню на углу, ее мать затмила бы свое детище, как газовый шар — спичку. Нечего даже их сравнивать. Адам сам себе удивлялся, что обнаружил в них какое-то сходство.

Он застегнул пуговицы на рукавах рубашки и ногой закрыл дверь.

— Тебя еще чему-нибудь научили, кроме как вламываться в номера незнакомых мужчин?

Энджел не обратила на него внимания. Сначала она подумала, что он мог быть причастен к тому, что сделали с ее домом, но она оставила эту мысль еще до того, как вошла к нему в номер. Человек, который мог позволить себе снять номер в гостинице только для того, чтобы принять ванну, не нуждался в ее жалких пятидесяти долларах. Кроме того, у него не хватило бы времени, чтобы добраться до ее дома, учинить разгром, найти деньги и вернуться сюда — и при этом еще отлично выглядеть, как будто он собрался на светскую вечеринку. Кроме того, он привел себя в порядок, и причесанный, гладко выбритый, одетый в клетчатую рубашку и чистые хлопчатобумажные брюки он вообще не был похож на типа, которому доставляет удовольствие вспарывать стариковские матрасы. Энджел не выносила поспешных суждений, и она все еще не слишком ему доверяла, но зато она разбиралась в людях. Этот человек не мог быть вором.

Она повторила:

— Так где она?

Он наклонился над раковиной и, сполоснув бритву, насухо вытер ее полотенцем, перед тем как убрать.

— В местечке, которое называется Каса-Верде, в Нью-Мексико.

Нью-Мексико… Она прищурилась. Это было не совсем то место, куда она хотела ехать, но это было лучше, чем ничего. И по пути в Нью-Мексико они будут проезжать через Денвер. Чтобы куда-нибудь отсюда попасть, все равно нужно ехать в Денвер.

— Что ей понадобилось от меня через столько лет? — удивилась Энджел.

Взгляд его голубых глаз был оценивающим, а выражение лица — невозмутимым.

— Я думаю, — ответил он, — она скучает по вас.

Сделав усилие, чтобы удержаться от резкого ответа, Энджел спросила:

— И все, что от меня требуется, — это поехать повидаться с ней, верно?

— Верно.

— И вы оплачиваете дорогу?

В его глазах мелькнуло то ли удивление, то ли радость.

— Да, это так.

Джереми ждал в повозке внизу, и она не хотела оставлять его без присмотра надолго. И тогда она заявила:

— Без моего папы я никуда не поеду.

Эти слова весьма удивили Адама, но он не мог понять причину и постарался не показывать свое удивление. Он только кивнул.

— Поезд в Денвер отправляется через час.. Встретимся на станции.

И она ушла.

Адам стоял у двери и хмурился. Ситуация вышла из-под его контроля. Она уезжала с ним по собственному желанию, бесконечные поиски закончились, Консуэло вновь увидит свою дочь. Он должен был ощутить облегчение, но не мог.

Он чувствовал себя так, как будто собирался совершить самую большую ошибку в своей жизни.

Кейси и Дженкс стояли в тени на железнодорожной станции и вели наблюдение за Энджел.

— Думаешь, она носит его при себе?

— Должно быть, — коротко ответил Кейси. Он закурил сигарету и бросил спичку на край платформы, в пыль. — Почему же еще она покидает город в такой спешке?