Он ожидал, что она начнет возражать. Он едва различал ее лицо: поднятое к нему белое пятно на фоне теней, без всякого выражения. Затем она спросила:

— Ты захватил свою веревку?

— Что?

Она опустилась на колени, ощупывая землю вокруг того места, где он бросил свои сумки.

— Ты не должен идти туда без веревки. Ты не сможешь вернуться. — Она нашла веревку, которую он сдернул с луки седла, и один ее конец протянула ему.

— Хорошая мысль, — заметил он. Ему следовало подумать об этом самому, но его мысли становились неясными и смутными. Он дотронулся до ее щеки и улыбнулся:

— Я рад, что ты рядом со мной.

— Да. — У нее был сиплый голос. — Я тоже.

Ему хотелось заключить ее в объятия и держать так всю жизнь. Их шансы были незначительны. Они подошли так близко к цели, но по-прежнему ее могли отнять у него, и ему очень хотелось ее обнять. Но он заставил себя опустить руку и произнес:

— Ты умеешь пользоваться винтовкой?

— Немного.

Он знал — она не признается, что не умеет, даже если она никогда ее в руках не держала.. Он вложил оружие ей в руки:

— Не важно. Ты стреляешь из этой штуки, и все живое, что стоит на твоем пути, отправляется на тот свет.

Стой здесь. Так ты будешь достаточно близко, чтобы услышать, когда они начнут входить. И тогда ты просто начнешь стрелять. Не давай им подойти слишком близко, чтобы они не смогли стрелять из револьверов.

— Ладно, не дам.

Он опять улыбнулся в темноте и, поймав в темноте ее лицо, крепко поцеловал ее в губы.

— Я скоро вернусь.

— Адам. — Она хотела схватить его за руку, вернуть его назад, начать с ним спорить. Она не хотела, чтобы он оставлял ее одну. Не хотела думать, что, может, она видит его в последний раз.

Но когда он повернулся к ней, она только сказала:

— Хорошо. Я буду стоять здесь.

Глупо волноваться. Он вернется. В конце концов, у него всего пара десятков футов веревки.

И она сунула винтовку под мышку, взяла другой конец веревки и стала смотреть, как Адам уходит в темноту.

Когда Адаму оставалось около пяти футов до конца веревки, он бросил ее конец на землю. Благодаря этому Энджел не почувствует натяжение, когда он дойдет до конца, и не узнает, насколько далеко он зашел. Он двигался осторожно, держась за стену, но до сих пор туннель казался безопасным. Местами он сужался, и ему приходилось нагибаться и даже протискиваться боком, чтобы идти дальше. К счастью, в туннеле не было никаких развилок и ответвлений.

Адам ушел уже далеко от входа в шахту и не мог привлечь внимание бандитов светом. Он зажег спичку, держа ее в воздухе и отвернувшись от яркого света. Потом он огляделся, и у него перехватило дыхание.

У него под ногами разверзлась бездна… Еще один шаг — и он мог бы свалиться вниз и погибнуть. Медленно, прижимаясь к стене, он отошел от обрыва и поднял спичку повыше. Похоже, кто-то пытался пробурить еще один туннель, и целый участок горы обвалился. Видимо, поэтому шахту и закрыли.

Охваченный любопытством, он бросил спичку вниз. Конечно же, она мгновенно погасла. А когда он бросил вниз камешек, даже не услышал, как он ударился о дно.

Он зажег еще одну спичку и продолжил осмотр.

К, тому времени, когда он прошел еще сотню ярдов, боль в его плече стала очень сильной, и он чувствовал, как кровь течет по его боку. Он знал, что ранен, и знал, что рана серьезная, но сейчас с этим ничего нельзя было поделать. Главное и единственное сейчас — найти какой-нибудь выход или место для засады, и еще Энджел…

Ему было тяжело оставлять ее одну. Он напрягал слух, стараясь сквозь свист собственного дыхания расслышать выстрелы — но, услышь он их, смогли бы он вовремя поспеть к ней на помощь? Он должен был сам найти выход. Он не мог послать сюда Энджел.

Он старался экономить спички, зная, что они потребуются для пути назад. Теперь ему приходилось отдыхать чаще, и когда он зажег десятую спичку, его голова так сильно кружилась, что ему пришлось остановиться, прижавшись к стене, и ждать, пока сознание не вернется к нему. Он прошел в темноте еще пять или шесть ярдов и зажег последнюю спичку из тех, что он выделил для себя.

Откуда-то подул воздух. Он чувствовал его запах и видел его в легком колебании пламени каждый раз, когда зажигал спичку. Где-то там, впереди, находилось отверстие, но оно могло быть в нескольких милях отсюда, да вдобавок всего несколько дюймов в ширину. Он не мог идти дальше, но и не мог вернуться к Энджел без надежды на спасение.

Затем он взглянул под ноги и остановился, пораженный тем, что увидел.

Прямо перед тем местом, где он стоял, видны были отпечатавшиеся в пыли следы. И эти следы вели куда-то вдаль.

Казалось, прошли часы, с тех пор как ушел Адам. Логика говорила Энджел, что этого не может быть — чтобы дойти до конца веревки, требовалось всего несколько минут. Ей стало страшно, она испугалась, что Адам ушел навсегда.

Она крепко держала свой конец веревки, которая к этому моменту должна была натянуться.

Должна была. И когда он повернет назад, веревка должна снова ослабнуть. Она так и стояла лицом к входу. Ей не был виден свет, идущий снаружи, только более светлое серое пятно. Но она знала, что там, на лугу, было светло. Она не похоронена под землей.

Это большой туннель. Очень большой. Стены не давят на нее со всех сторон, и она не ударится головой, если посмотрит вверх. И здесь много воздуха. Она находится близко от входа. Если понадобится, она побежит…

Его слишком долго нет. А что, если с ним произошел несчастный случай? Что, если веревка оборвалась? Или он заблудился?

— Адам? — тихо позвала она. А затем, уже громко:

— Адам!

В ответ ничего, кроме эха.

Для пробы она изо всех сил дернула веревку. Та легко подалась. Энджел потянула снова — сопротивление отсутствовало. С другого конца веревку никто не держал.

Ее сердце было словно мешочек с водой, наполнявшийся и снова пустевший. Горло сдавило, лоб покрылся испариной. Пот лил с нее градом, пальцы онемели от страха. Она напряженно всматривалась в темноту, туда, куда ушел Адам.

— Адам, — в отчаянии прошептала она.

Она должна была пойти за ним. В туннелях водятся крысы, случаются обвалы, оползни, там мало воздуха. — Там темно, холодно и влажно, и кто знает, что может случиться в туннеле? Адам там совсем один…

В страхе она оглянулась на серое пятно, которое обозначало выход. Там, снаружи, были люди, которые застрелят ее в тот же миг, как только она выйдет. Но она не боялась их. Она боялась того ужаса, с которым может столкнуться в темноте.

Энджел хотела побежать на свет, выбраться из этого страшного места. И ей было все равно, что случится с ней потом. Она не может здесь думать. Не может дышать.

Она сделала, спотыкаясь, полшага к выходу и вдруг услышала за спиной какой-то звук. Энджел повернулась назад, неловко подняла винтовку — в панике она застрелила бы его, если бы он сразу не назвал ее по имени.

Энджел со стуком положила винтовку на землю и побежала к тени, видневшейся в темноте.

— Адам, я так волновалась… слава Богу…

Но его ответное объятие было слабым, он еле дышал.

Она почувствовала на руках что-то влажное, промочившее его одежду, и ее радость сменилась тревогой.

— Адам, что случилось?

— Ничего. Послушай…

— Это кровь! — закричала она. — Ты ранен…

— Послушай меня! — Он постарался придать силу своему голосу и обнял ее слабыми руками. — Послушай, — повторил он более спокойно. Он дышал через силу, но его слова были отчетливы:

— Ты права. Этот туннель сквозной — возможно, он выходит прямо к деревне. Там на земле я видел следы. Я не знаю, как давно они там, но мы должны рискнуть. Энджел…

Тело Адама обмякло, и Энджел крепко прижала его к себе, чтобы поддержать, потом осторожно усадила на землю. Его куртка промокла от крови.

Она прислонила его к стене и начала снимать с него одежду, ощупывая в темноте рану. Адам тяжело дышал от боли, когда ее пальцы скользили по неровным краям раны под ключицей, и ей стало страшно за Адама.