— Папа, — произнесла она озабоченно, — не стоит сегодня никуда ехать. Вчера ты поздно лег спать, и…

— Чепуха! — Сила, с какой он произнес это слово, вызвала приступ кашля, и его плечи затряслись. Он сжал ее руку. — Я полжизни мечтал показать моей девочке океан, и сегодня наконец этот день настал. Ничто не заставит меня отступить.

В его словах слышалась такая отчаянная решимость, что это испугало Энджел.

— Но…

Адам слегка тронул ее за руку.

— Нам лучше отправиться в путь до того, как станет слишком жарко.

Она взглянула на него, чтобы возразить, но слова замерли у нее на устах. Его пристальный взгляд, устремленный на нее, был тверди, казалось, нес какое-то молчаливое послание — не просьбу, а приказ. Оба мужчины, каждый по-своему, объединились против нее, и сегодня ей придется им уступить.

А затем Адам ей улыбнулся:

— Вы в это утро очень хороши. Ведь правда, сэр?

— Да, — согласился Джереми, и в его глаза стало возвращаться знакомое сияние, которое было достаточно убедительным, чтобы Энджел забыла о том, каким слабым он выглядел. — Такая же хорошенькая, как будто вышла из витрины магазина. Разве это будет не безобразие не взять ее на прогулку и не похвастаться ею перед всеми?

Адам с ним согласился, и мужчины продолжили легкую шутливую беседу, предназначенную для того, чтобы отвлечь Энджел, пока они садились в экипаж и отъезжали от отеля.

Их стратегия скоро сработала, а когда экипаж проехал несколько миль, Энджел даже сумела убедить себя, что ее папа и правда выглядит лучше.

Они проехали через парк «Золотые Ворота» — благоухающую зелень деревьев, — который очень контрастировал с суетой города, окружающего его. Мимо них проезжали красивые экипажи с нарядно одетыми дамами — такими же нарядными, как она, гордо думала Энджел. Цокот лошадиных копыт был звонким на дороге и поглощался на участках, где росла трава и полевые цветы. На виноградных лозах красовались лиловые соцветия, виноград рос по всему городу, лозы ниспадали с деревьев и карабкались на низкие стены, и в воздухе стоял приятный сладкий запах, который не был похож ни на один из знакомых ей ароматов.

Это не был плод воображения Энджел: лицо Джереми и впрямь становилось все более оживленным, а его глаза выглядели уже не такими тусклыми, когда Энджел крутилась то в ту, то в другую сторону, показывая ему красивые виды города и задавая миллион вопросов. Она была рада — возможно, немного эгоистично, — что ей не удалось отложить их поездку к морю. Одетая в новое платье, она чувствовала себя красивой; солнышко сияло, а впереди их ждал океан. Это был день, когда мечты сбываются, — и разве могла она выдержать разочарование томительного ожидания до следующего дня?

Энджел была так поглощена поездкой, что почти не заметила, когда они приехали. Она услышала отдаленный грохот и вздохи, звучание которых было похоже на сильный ветер. Она почувствовала в воздухе запах соли и, высунувшись из окна, заметила некоторое изменение в цвете неба: оно приобрело более насыщенный, чем в городе, глубокий оттенок. Адам попросил кучера остановиться и выпрыгнул из экипажа, чтобы открыть дверь.

— Отсюда нам придется идти пешком, — сообщил он.

Энджел выпорхнула из кареты прежде, чем он успел подставить ей лесенку.

— Это далеко?

— Нет, но я не хочу заставлять лошадей подходить близко к обрыву.

Энджел сделала несколько шагов вперед, почти пробежала, и увидела место, где земля резко обрывалась на две сотни футов вниз, усеянная острыми обломками скал и зарослями кустарника. Грохот, как она поняла сейчас, был вызван волнами, с шумом разбивающимися внизу о берег, — звук, описание которого она слышала так часто, что невозможно было спутать его ни с чем другим. Грациозные белые птицы с пронзительными криками погружались в воду, а затем взмывали ввысь. И соленый бриз дергал ее шляпу и теребил юбки.

Радостное возбуждение ускоряло ее шаги, когда она прибежала к Джереми и взяла его за руку.

— Океан здесь, рядом, он прямо перед нами! — воскликнула она; — Ты слышишь его?

Он смотрел на нее, его глаза сияли, и щеки покрылись румянцем, который прогнал все следы болезни.

— Это музыка для моих ушей! — ответил он. Он положил свою морщинистую руку на ее нежную ручку, лежащую на его плече, и сильно сжал.

Адам подошел к ним со складным стулом под мышкой, который взял из кареты.

— Будьте осторожны, — посоветовал он. — Под ногами камни.

Но Энджел и, как она подозревала, ее папа были слишком взволнованы, чтобы быть осторожными. Джереми взял свои костыли, но, казалось, опирался на них уже не так тяжело, как в предыдущие дни, и Энджел только слегка ему помогала, держа его за руку. Адам шел следом, очень близко от них.

На краю обрыва земля осела и переходила в каменистый, извилистый склон с тянущимися вдоль него острыми, неровными выступами. Справа от них была узкая тропинка, которая вела к маленькому, защищенному от ветра пляжу. Внизу лавина белой пены набегала на берег, играя с галькой, швыряя голубые струи в воздух. А дальше… дальше, насколько мог видеть глаз, лежало пространство непрерывно меняющихся оттенков синего, белых гребней, катящихся к берегу, теней, гоняющихся за светом, поднимающихся и постепенно исчезающих волн, обрушивающихся на берег и разлетающихся брызгами на солнце. Шум океана напоминал любовный шепот, теряющийся в громе биения сердца. Воздух был таким, каким она никогда не дышала. И от этого размаха, цвета, движения и от этого природного великолепия у нее перехватило дыхание.

— Ах, папа! — выдохнула она.

Он опять сжал ее руку.

— Знаешь, Энджел, мне кажется, что ты мне никогда не верила, когда я тебе рассказывал о том, какой он, океан.

— Да, папа. — Жадными глазами она как будто пыталась выпить все, что видела вокруг. — Я не могла поверить… Ах, папа, как здесь красиво!

— Мне кажется, что я наконец-то вернулся домой, — произнес он просто, и когда она повернулась к нему, его лицо выражало спокойствие и умиротворенность. Она никогда, за все те годы, что его знала, доверяла ему и любила, не видела у него такого выражения лица. Его глаза оживились от света и нахлынувших воспоминаний, улыбка стала мягкой и расслабленной, и морщины, которые время и пережитые страдания выгравировали на его лице, разгладились. Это было лицо человека более молодого, которого, к ее величайшему сожалению, она раньше не знала. Она видела лицо человека, не обремененного ни заботами, ни тяжелым трудом, человека, которому ничто не угрожало. Человека, для которого понятие «дом» обозначало время, а не место, и который сумел найти дорогу назад, вернуться сюда — пусть ненадолго, и пусть даже мысленно.

— Запах моря, — пробормотал он, — крики чаек, ветерок на моей коже… Не знал, что когда-нибудь я все это испытаю вновь. Я счастлив, что увидел это еще раз.

Энджел протянула к нему руки, молча обняла его и закрыла глаза, вместе с ним упиваясь моментом. «Все это, и еще больше, — думала она, — намного больше, я подарю тебе все это… Вот увидишь. Это только начало».

Она отошла от него на несколько шагов, ее глаза сияли.

— Ты хочешь спуститься вниз, папа? Помнишь, ты мне рассказывал, как ходил босиком по краю океана?

Он усмехнулся, легко коснувшись ее волос, которые выглядывали из-под шляпки.

— Нет, детка, боюсь, ушло то время. Я уже не смогу резвиться на берегу.

Она постаралась не показать своего огорчения, но тут заговорил Адам:

— Туда, на тот маленький пляж внизу, ведет тропинка, которая не кажется слишком крутой.

Энджел покачала головой:

— Нет, это глупо. Слишком далеко для папы, я думаю…

— Ты иди, Энджел. Я за свою жизнь много раз бегал смотреть на прибой, а теперь хочу увидеть, как ты сделаешь это впервые, — улыбнулся Джереми.

Она колебалась:

— Я не хочу оставлять тебя…

— Иди, — повторил он твердо. — Не лишай меня главной радости дня.

После этого Энджел уже не могла притворяться, что идет с неохотой. Она удостоверилась, что ему удобно сидеть на складном стуле, который принес Адам, и накрыла его ноги одеялом. Когда они с Адамом начали спускаться по тропинке, отец помахал ей рукой.