Много лет назад она приложила неимоверные усилия, чтобы вырвать из сердца «неправильную» любовь: встречалась с мужчинами, уходила с головой в работу. Позже в ее жизни стали появляться другие женщины. В отношениях с каждой из них она искала счастливого завершения своего добровольного самопожертвования, но не находила.

А теперь Саша ощущала всем телом, как кто- то невидимый в ней самой хотел уничтожить сокровенное, доселе живое чувство, то, что прежде составляло основу ее существа. Душа, израненная одиночеством, плакала: Саша не могла снова допустить в себе эту любовь, от которой не было исхода; любовь, которая была много больше и свободнее произошедшей близости с актрисой.

«Нет любви. Ее давно уже нет» – убеждала она себя, спрятавшись от невыносимой боли под одеяло. Прежнее чувство, когда- то похороненное за невозможностью проявиться, теперь затрепетало в груди с новой неистовой силой. Саша поняла, что ей не справиться с этой нежностью, захлестнувшей сердце. Надо было срочно предпринять что – то, чтобы защитить себя от подступающего отчаяния. Порывистое «Я тебя люблю», сказанное актрисой, всколыхнуло в ней дыхание жизни, и теперь требовались невероятные старания, чтобы противостоять возрождающемуся чувству. Где- то внутри себя она знала, что этого не может быть.

Поглощенная неотступными мыслями, она спустилась в гостиную, где Николай все еще спал.

«Я забыла о тебе, забыла о себе, думая, что смогу так жить. Неужели ты до сих пор играешь в счастливого семьянина?…» – она принялась с любовью гладить брата по голове, а слезы предательски хлестали по щекам.

Николай проснулся от прерывистых Сашиных всхлипываний.

– Милая моя… Сашка… Ты чего плачешь?

– Я соскучилась. Посиди со мной.

– Я тебя тоже люблю, ты знаешь. Не замерзла? А я немного заледенел. Хорошо, что ты меня разбудила. Николай взял ее руки в свои и принялся согревать их дыханием.

– Я так не могу больше…

– Знаешь, а я ведь давно не видел тебя плачущей. Наверное, с того самого дня, как папа не подарил тебе щенка на наше десятилетие. Ты меня пугаешь…

– Давай выпьем вина?

– У меня премьера завтра. Возможно, не стоит выпивать сейчас?

– Мне нужна твоя поддержка…

– Любимая сестренка, я с тобой! Поверь, ни одна женщина не заслуживает того, чтобы из-за нее плакать. А мужчины тем более.

– А ты знаешь, что женщина всегда играет?

– Догадываюсь. Думаешь, мужчина нет?

– Мужчины интересуют меня гораздо меньше, но ты – лучшее, что есть в моей жизни.

– Ты мне тоже дорога, как никто, Котик. Я всегда ревновал тебя к твоим партнерам. Мне казалось, Павел так и не сумел оценить тебя по достоинству. Потом Алиса. Ты действительно хочешь быть с ней?

– Я хочу курить. Не знаю, хочу ли теперь…

– Ты никогда не думала о том, чтобы построить серьезные отношения? Ну, семья, любимый человек. Женщина или мужчина- все равно. Я хочу видеть тебя счастливой.

– Как ты можешь говорить мне о серьезности, – не ты ли сам прячешь свою боль за бесконечными романами? Братик, я никого не люблю, никого, кроме тебя. Моя жизнь уже устоялась. И поздно пробовать ее на вкус, проводить ненужные эксперименты.

– Думаю, ты ошибаешься. Сильно ошибаешься, родная моя. Пусть у меня не получилось быть с любимым человеком, я хочу лишь твоего счастья.

Две пары карих глаз смотрели друг на друга. Брат и сестра сидели рядом, вдыхая сигаретный дым, разговаривали о жизни, о том, что происходило в душе каждого.

Саша нередко мысленно называла брата мальчиком – откровением. Как и прежде, сейчас откровение это было неумолимо близко ее сердцу, невероятно схоже с ее состоянием. Николай так и не понял, что растревожило Сашу в эту ночь, когда сестра разбудила его, задыхаясь от слез, но чувствовал в ней живой отклик на собственные тревожные мысли, трансформирующиеся в переживания женщины.

Около шестнадцати часов следующего дня Николай готовился явить миру свое уникальное творение. По его представлениям, спектакль должен был произвести настоящий фурор. Несмотря на то, что до показа оставалось менее двух часов, Жанна задерживалась. Дмитрий Андреев привычным образом шутил, пытаясь разрядить обстановку.

– Где наша Кармен? – Николай начинал нервничать.

– Да ты успокойся, дружище, вспомни, когда она вовремя приходила!

– Ну да, ну да… Просто сегодня важный для меня день. И я наивно полагал, что и для нее тоже.

– Позвони ей.

– Нет! Звонить не стану. Должна же быть у человека хотя бы капля совести, хотя бы малость уважения к нам и нашему делу.

– Тогда успокойся. Никуда не денется, приедет. Может, в пробках задерживается.

– Сегодня премьера. Я немного переживаю. Совсем скоро зрители увидят «Кармен» в моей постановке! Я пронес этот образ через сердце, через всю мою жизнь.

– Мы все хорошо потрудились. А Саша будет?

– Она плохо чувствует себя, но обещала. Вот кто понимает меня больше других.

– Подождем…

Настало время открывать занавес, а Жанна так и не появилась. Напрасно Николай, оглушенный немым бессилием, заламывал руки, ругался с кем – то в гримерной, умолял Сашу позвонить ей, звонил сам, переступив через гордость, метался по коридорам. Мозг отказывался принять простую истину: актриса сбежала, дабы сорвать премьеру, так сбегает невеста из – под венца.

– Ники, она не приедет! – голос Саши донесся до него, словно в тумане.

От отчаяния он опустился на пол и заплакал отрывисто, в голос.

– Какой позор! Это я виноват! Я один во всем виноват! Все пропало! Моя репутация, мой имидж, карьера разрушены! Она сделала это, чтобы унизить меня, окончательно растоптать!

– Прекрати, не надо, будь мужиком, в конце концов! Жанна не заслуживает того. Она – только актриса, – он уловил в ее словах нескрываемое раздражение, которое тут же передалось ему и зазвучало в ушах горьким колоколом.

– Ты… ты… – он задохнулся от негодования. Как ты можешь? Ты же моя сестра!

– Когда ты уже возьмешь ответственность на себя за собственную жизнь?! Пойми, Жанна только играла с тобой. Она мизинца твоего не стоит.

– Ты не понимаешь меня! Уходи, я не желаю тебя видеть… ни сегодня, никогда!

– Посмотри, как ты распустился! И из- за чего?! Из- за женщины, которая предала твою веру.

Это была откровенная пощечина.

Андреев поспешил оставить их наедине – роль зрителя семейных конфликтов его не прельщала.

– Уходи… Я никого не хочу больше слышать!

– Ты с ума сошел! Я тебя не оставлю, – Саша инстинктивно бросилась к нему, но он не дал ей приблизиться.

– Не хочу, чтобы ты видела меня слабым! Уходи. Пожалуйста!

– Прости меня, прости, – она обняла его, по – матерински прижимая к себе.

Рыдания переполняли Николая. Он вдруг понял всю абсурдность происходящего, нелепость собственной жизни, ставшей только маской, призраком, за которыми он прятался все это время от одиночества и страха.

– Сашка, я не жил, понимаешь? – проговорил он сквозь слезы. Думал, что моя профессия- это дарить людям красоту, но нет ничего хуже, чем быть связанным с искусством. Искусство от лукавого: оно лишает разума, амбиций, свободы. А подлинного творчества в моей работе мало. Во сто крат лучше быть плотником или рыбаком. Я никого не сделал счастливым. Катюшу всегда обманывал и продолжаю обманывать! Все это время я искал встречи с Жанной, и не верил в то, что это возможно.

– Ну, прекрати, слышишь, иначе я тоже сейчас разревусь! Ты все сможешь сам, ты талантлив! Жанна тебе не нужна.

Саша переживала его боль точно свою. Николай чувствовал, как билось ее сердце, всегда неравнодушное к нему, но отчего- то забывшее саму себя. Она была его сестрой. Женщиной, которая его любила. Она целовала ему щеки, лоб, руки – и бесшумный плач разливался по ее телу. Саша не могла успокоиться, перед ней вдруг так же отчетливо пронеслась картина собственной жизни, – это была роль одинокого странника, словно ее, Саши, и не существовало вовсе!