Маленькое убежище было оборудовано с умом — видимо, в бурные годы городской истории его всегда держали наготове. Здесь имелись провизия и одежда, вино и оружие, а также все необходимое для ухода за раненым.

Рик поднял ладони к свету и согнул пальцы. За четыре дня, проведенные им здесь, раны затянулись; так же неплохо дело обстояло и с ногами. Кинжалы, к счастью, были острыми и не ржавыми, они удачно прошли между костями и тяжких повреждений не нанесли.

Рик слабо улыбнулся, довольный результатом «медосмотра», и снова задремал. Спал он сейчас почти все время; организм, сильный от природы и закаленный, быстро входил в норму.

Раздался шелест крыльев, и в окно скользнула Кира. Раненый тут же открыл глаза:

— Ты ее нашла?

— Да! Ах, Рик, Майо так обрадовалась, услышав, что ты спасся. Она сказала: «Только лишь знать это, и больше ничего не надо!»

— А как она сама? Шторм не трогал ее?

— Отныне Майо вне опасности, — важно объяснила Кира. — Я дала ей нож! Она просила передать, чтобы ты не беспокоился, был осторожен, а еще… еще передала тебе вот это…

Девочка прижала свои нежные губки к губам Рика — и вдруг разрыдалась, припав к его груди. Рик ласково погладил ее по мягкой, пушистой спинке.

— Бедняжка, устала, — сказал он. — Ты так много сделала для меня, впутавшего малютку в неимоверные опасности. Надо возвращаться домой…

Крылья Киры громко зашуршали.

— О, что ты, Рик! Я нужна тебе!

— Мне уже нетрудно обходиться без посторонней помощи. Ты спасла мою жизнь, дитя. А теперь отправляйся туда, где тебе ничто не грозит.

— Я не могу возвратиться! Они… я не знаю, что они со мною сделают. А кроме того, отныне в Кара-Эбре не осталось ничего мне дорогого.

Кира запрокинула голову. Лунные лучи очерчивали ее юное личико, нежную линию шеи.

— Ты понимаешь, что сейчас сказала, Кира?

— Да.

— И ты знаешь, что я должен тебе ответить?

— Да…

— И хоть без пользы твердить, что это не любовь — то, что ты себе вообразила; что, как и все в юности, ты должна переболеть этим…

— Я не хочу домой, Рик! — перебила его Кира. — Не заставляй меня. Ты прогонишь, а я отлечу недалеко — и снова вернусь.

Она встала, расправив крылья. Тело ее блистало серебром, крылья просвечивали, как матовые опалы.

— Я люблю тебя, Рик, но есть еще нечто гораздо более важное — моя любовь к Марсу. Ты обещаешь превратить Марс в планету, где люди будут с надеждою глядеть вперед. Ты представить себе не можешь, что такое быть молодым в мертвом городе, где не на что взглянуть, везде одно только прошлое!.. Я тоже хочу строить новый мир. Пусть мое участие будет ничтожным; одного лишь знания, что я помогала, уже достаточно. Ты не отнимешь этого у меня!

Рик безмолвно, долгим взглядом изучал крылатую девушку. На мгновение лицо его странно окаменело; в глазах появилась чуть ли не жестокость, когда он сжал челюсти.

Через секунду он вздохнул, разведя руками:

— Да, пожалуй, отнять не сумею; легче убить… Ну, хорошо. Давай играть по твоим правилам.

Кира, нога на ногу, с победной улыбкой уселась на лавке, заставив Рика потесниться.

— Кто-нибудь из Компании видел тебя?

— Нет.

— Узнала что-то дополнительно про Шторма, про их оборону?

— Сверх того, что уже рассказывала, — ничего. Рик, по-моему, после атаки никого в живых не останется! С нашей стороны, я имею в виду…

— Посмотрим. Что происходит в Рухе?

— Я видела факелы на улицах, когда возвращалась сюда. Похоже, начинаются беспорядки. Да, Рик, я подслушала один разговор, спрятавшись на крыше. Шторм уже дважды ходил в Нью-Таун — пополнять бараки. Шахты работают в три смены; люди мрут как мухи.

— Он не теряет время даром. — Рик сел на постели и поболтал ногами. — Приготовь бинты, детка, и покрепче обмотай мне мослы.

Кира начала было протестовать, но Рик так глянул на нее, что девушка повиновалась.

— Нельзя ждать, понимаешь? — Рик говорил это больше для себя. — Когда начнется восстание, будет поздно что-то переделывать!

Камень, прикрывающий выход на улицу, бесшумно повернулся, и уже через минуту двое осторожно шли по крысиной тропке вдоль городской стены. Тропинка лежала в густой тени, была загажена и безлюдна. В воздухе стоял густой запах ночных животных, и отовсюду из темноты слышалось их испуганное, недовольное ворчание.

Кира взмыла вверх и тут же вернулась с сообщением, что на Толчке — самом популярном месте Воровского квартала — собралась толпа и что туда направляются во множестве люди из приличных районов.

— Там тебя убьют! — шептала Кира, расширив без того огромные глазищи и уцепившись за локоть Рика. — Разорвут в клочки!..

Рик улыбнулся. В странной его ухмылке не было ни веселья, ни намека на что-нибудь человеческое.

— Веди туда! — приказал Рик.

Кира понуро шла впереди; концы ее крыльев тащились по грязным камням. Они шагали узкими извилистыми улочками меж домов, таких дряхлых, что пыль разрушения кучками лежала у стен в закрытых от ветра уголках. Жители будто исчезли, единственными признаками обитаемости были стираные простыни, подобно флагам вывешенные на палках из задних окон, да вонь от помоек.

Фобос уже зашел за горизонт на востоке; Деймос, пока еще не сползший с неба, висел над Рухом так низко, что, казалось, вот-вот сядет, словно на кол, на одну из башен Замка.

Рев толпы стал громче; но совсем не те чувства, которые нужны сегодня, слышались Рику. Вместо яростного боевого клича толпа завывала погребальную песнь.

Конец улицы… Крик тысяч глоток ударил в уши. Мятущееся пламя факелов освещало широкую квадратную площадь, запруженную народом. Площадь обрамляли приземистые кривоватые дома. Изо всех окон высовывались люди, они гроздьями висели, подобно роящимся пчелам, на балконах, водосточных трубах — везде, где можно было держаться.

Гомон толпы неожиданно взорвался общим криком и так же внезапно стих. Донесся голос оратора, пронзительный и горестный, словно труба горниста армии, проигравшей битву.

Рик заработал локтями, прокладывая дорогу. Никто не оборачивался, чтобы окоротить нахала, все взгляды были прикованы к подмосткам посередине площади.

На помосте возвышалась виселица, здесь жители Воровского квартала вершили свое собственное правосудие. Там же стоял оратор — щуплый, костлявый и злобный, облаченный в обтрепанный мундир, когда-то расшитый золотом. Его искаженное лицо, все в шрамах, пылало, скошенные топазовые глаза метали огонь.

— Вы знаете, почему мы здесь! — выкрикнул он. — Вы знаете, какое злодейство свершилось. Вам известно, что люди, которые могли принести нам освобождение, мертвы… А с ними погиб наш юный король.

Человек на помосте сделал паузу, чтобы дать затихнуть угрюмому отклику толпы.

— И вам известно, — продолжил оратор тихим голосом, — что теперь нам остается делать…

Вопль, вырвавшийся из сотен ртов, означал только одно: «Кровь за кровь!»

— У них оружие. Они укрылись за крепостными стенами. У них сила. Пусть! Им нас не остановить Нам не сносить голов, да, но прежде чем испустить последний вздох, мы сотрем с лица планеты мразь Компании и землян!

И тут, в миг затишья, предшествующий, как это бывает всегда, урагану эмоций, Рик возвысил голос над площадью:

— Погодите!

Щуплый человек посмотрел вниз с помоста, ища взглядом того, кто крикнул. Глаза его расширились, он со всхлипыванием втянул в себя воздух и простер руки, взывая к молчанию. Тишина кругами распространялась по толпе от его воздетых рук; возбужденные, искаженные лица приобретали вменяемое выражение, и постепенно вся площадь была затоплена тишиной, словно неподвижною водою. Стало слышно, как трещат, обгорая, факелы.

Рик подымался по ступеням помоста. Он шел медленно, но держался прямо и не хромал. С широких плеч его свисала пурпурная мантия, украшенная на груди символом Двойной Луны на фоне пылающего изумруда.

Рик взошел на платформу под раскачивающиеся цепи виселицы, поднял забинтованные руки к застежке ворота и сбросил мантию.