В. Б. И кто придет взамен. Неужели Чубайс?
А. П. Придет тот, у кого нет ног.
В. Б. А как ты сам объясняешь столь шумный успех нового романа? Его художественные качества несомненны, на этом сошлись, пожалуй, все критики, его политическая острота и злободневность тоже не подлежат сомнению. Но были же другие твои романы, были значимые романы у твоих друзей и недругов, у Личутина, у Маканина, у Крусанова, у Лимонова, но, пожалуй, за десять лет никогда еще не было подобного интереса ни у читателей, ни у прессы. Остается только 31 мая назло всем либералам получить премию "Национальный бестселлер"...
А. П. Я бы хотел, чтобы эту премию получил мой друг Эдуард Лимонов, томящийся уже год в тюрьме, но, к сожалению, он не попал в шорт-лист. Если честно, я не очень верю в премию. Не допустят. Не разрешат ее организаторам и членам жюри. Это же будет плевок во власть. Как бы ни мечтали Татьяна Набатникова и Виктор Топоров создать полностью независимую и некоррумпированную премию, им не позволят... Но для меня премией уже стала вся эта безумная шумиха вокруг романа. Два раза таких премий не дают. Я выплыл на глазах у всех читателей, как какое-то чудовище. В лунные ночи где-нибудь в Индийском океане плывет тихая джонка по лунной воде, и вдруг начинает кипеть океан, и из его берегов выходит страшное, жуткое чудовище, огромный осьминог с выпученными глазами, с щупальцами в пол-океана. Вот так и я возник из красно-коричневого бурного потока, из протестной лавы. Всплыл из неведомых вод и напугал всех... А потом опять уйду на глубину, вода успокоится, океан сомкнется, и опять на этом месте будет плыть нежный цветок, сорванный с побережья, имя которому Сорокин, или зеленая чудная благоухающая ветка, имя которой Пелевин... А я уйду к потонувшим советским галеонам, к потонувшей красной Атлантиде. Там мое место.
Конечно, мой успех сейчас нельзя объяснить ни гипотетическими деньгами Березовского, ни гипотетическими деньгами Путина, есть ведь и такое мнение, что сразу две эти стороны вкачали в меня деньги. Я считаю, что общество, которое до недавнего времени трактовалось согласно устоявшейся схеме: вот красный блок, вот белый, вот православный, вот еврейский, вот либеральный и т.д. - начинает меняться. Представь, валится со стола горшок глиняный. Когда он еще летит со стола на пол, вроде бы он еще сохраняет форму горшка, но еще миг, и остаются одни осколки. Роман ударился о реальность и разлетелся на множество осколков. Для меня иллюзия о старой форме постсоветского общества рассеялась после публикации романа и такой неожиданной реакции на него.
ПРОХАНОВСКИЙ ПРОРЫВ
На литературном пространстве России давно уже воцарилось время Проханова. Пусть он сам об этом не догадывается, пусть это не принимают обиженные бонзы и именитые певцы иных времен, советских, досоветских или даже постмодернистских, перепутанных с альтернативной историей. Это все от страха перед непостижимой действительностью. И на самом деле, кто определял литературный процесс девяностых? Алла Латынина права, перечеркивая все достижения Букера за последнее десятилетие. Не сундучок же Милашевича является способом осмысления мира. Но либеральная критикесса не заглядывает по инерции в наши хоромы. Боится заглянуть... Страшновато. Но и на наших-то пространствах почти никому не под силу заглянуть в глаза действительности. Осмыслить злобу дня. Писатели дожевывают минувшие эпохи. Будто забывают, что "Тихий Дон" написан сразу по следам событий. То же - и "Котлован", и "Мастер и Маргарита". Впрочем, и "Бесы" Достоевского, и "Евгений Онегин" Пушкина - это была тоже злоба дня. А сейчас осмысление действительности ушло в детективы и остросюжетные романы, где тот же Виктор Пронин в "Бандах" дает свою оценку сегодняшней действительности, где Анатолий Афанасьев, как Гойя, передает страшные гримасы общества. Проханов, пожалуй, единственный, который не боится заглянуть в бездну нового времени. Эта бездна его обжигает, уродует. Накладывает на него маску усталости и мистического пессимизма. Посмотришь на него - и задумаешься: а надо ли спокойному литературному обывателю так лезть напролом. Без головы ведь останешься. Есть у нас сегодня живые классики, великие русские писатели, но они же сами посторонились. Отошли от края бездны. Они сами отдали наше время летописать Александру Проханову. Значит, нынче его время...
В новом романе "Господин Гексоген", который еще дымится после своего рождения, дыбится и выламывается из привычных матриц испугавшегося "Нашего современника", Александр Проханов, может быть, с наибольшей решимостью прощается с нашим общим великим прошлым, открывая ворота будущему, какое бы оно ни было. Хоть преисподняя Ада. Значит, заслужили своими деяниями, значит, наказаны Господом. И нечего отворачиваться от содеянного нами же.
Все-таки не дядя Сэм и не хитрый еврейский меняла выдернули из-под нас ковер былого благополучия, а мы сами. Осматриваемся сегодня смелыми глазами - и не видим вокруг себя ничего. Голый человек на голом пространстве. Впору зажмурить глаза, как и делают многие именитые литераторы, блуждая по внутренним пространствам своей души или выстраивая себе разнообразные миражи. Лишь очень смелый человек способен открыть глаза. Ибо он верит в свою новую жизнь, в нескончаемость мира. Недаром герой прохановского романа Белосельцев в самом финале, после крушения всех мифов, погружается в крещенскую воду. Значит, впереди не смерть, все-таки, и не Ад, а новое рождение новой, неизвестно какой еще России.
По первому прочтению новый роман крайне пессимистичен. Это "Красно-коричневый" наоборот: почти те же самые события, но всегда уже с апокалиптическим концом. Первое признание Проханова в тотальном, необратимом крушении советской цивилизации. В завершении красного мифа. Ужасающая мавзолейная сцена - одна из лучших в романе. Хотя и не для слабонервных. Но вместе с красным мифом с неизбежностью, пугающей уже белых патриотов, рушится и государственный миф. Все, что ныне есть, - или имитация, или доживание старого, дожевывание старого. Доживают творческие союзы, доживают партии, движения. Про- или антисоветские - это даже все равно. Как бы Сергей Михалков с сыновьями ни переделывали гимн, он уже звучит в прошлом времени. Не спасет, по Проханову, и последняя хранительница идеологии, официальная церковь во главе с Патриархом. Слишком уж она слилась с исчезающими структурами, чтобы так легко переодеться в белые одежды и стать воссоздательницей государства Российского. Увы для наших оппонентов, но и их либерально-еврейский миф о новой Хазарии тоже неосуществим. И все это нынешнее еврейское финансовое и информационное могущество так же тленно, так же имитационно, почему и держат их умные идеологи все свои капиталы в далеких заморских банках. Не будет никакой новой Хазарии. Нового либерального российского рая.
Александр Проханов - крушитель старых мифов, великих, могущественных, но, как великаны с острова Пасхи, уже никому не нужных, кроме историков и туристов. Этих мифов десятки. И они слетают с Белосельцева один за другим, как одежды. Оставляя его нагишом в чужом и страшном мире. Как жить человеку, если у него потеряна вера в государство, строй, былые идеологии, в окружающее общество? Строить свой индивидуальный рай? Уткнуться в мир семьи, в лоно любимой женщины и ничего вокруг себя не видеть? Так пытались делать еще герои "Белой гвардии" Булгакова, и так же неудачно. Индивидуальный рай вне общества, вне своего народа невозможен. Из прекрасных идиллических псковских воспоминаний Белосельцева вырывает колючая действительность. Последний миф, миф об индивидуальном рае тоже лопнул, подобно всем другим. Связка шаров, этих разноцветных мифов, держала героя на высоте. Шары лопаются один за другим. И вот он, чужой всем, никому не нужный, потерявший веру, летит вниз, в саму бездну...
Может быть, этого и ждали от Проханова, как и от других русских писателей-воителей, духоборцев, демоны зла? Может быть, потому так возрадовались иные либералы этому роману, невнимательно прочитав его финал? И на самом деле, чего не радоваться? Не видит ничего хорошего в будущем Валентин Распутин, подводит печальный итог в "Миледи Ротман" Владимир Личутин, последние лидеры ХХ века прощаются с сегодняшней реальностью, теряя последние надежды. Но, признавая печальные итоги дня сегодняшнего, Александр Проханов уповает в высший замысел человека. Да. Он гол и бос, но он жив, и его ждет новое Крещение. Бездна подождет.
