В. Б. Ты - член редколлегии известного журнала "Наш современник". Почему твой роман "Господин Гексоген" отказался печатать этот журнал? Все предыдущие романы ты печатал только там. Чем мотивировали редакторы журнала свой отказ? Означает ли это конец твоего сотрудничества с "Нашим современником"?
А. П. Мой давний товарищ, главный редактор журнала Станислав Куняев, прочитав роман, сказал: "Знаешь, Саша, время толстых романов прошло. Журнал не такой толстый для твоего романа. Печатать большие произведения - это значит на весь сезон закупорить наш журнал и не дать возможность печататься другим". Что же, я его понимаю. Конечно, такие романы, как "Раскол" моего друга Владимира Личутина, или мой "Красно-коричневый" были тяжелым бременем для журнала, когда они печатались в "Нашем современнике". Куняев повторил: "Время толстых романов прошло". Конечно, мне было несколько обидно и больно, я не нашел ничего лучшего, как ответить: "Ты знаешь, Стасик, время толстых журналов тоже ушло". Но если толстые журналы не в состоянии печатать мировоззренческие романы, осмысливающие наше время, нашу эпоху, вести интеллектуальную дискуссию со своими оппонентами и исполнять ту же роль, какую всегда на Руси исполняли толстые журналы, то значит, несомненно, и время толстых журналов прошло. Журналы без позиционных, осмысливающих время произведений на самом деле никому не нужны. Очень скоро они станут такими раритетными изданиями, камушками на ладони, а должны быть булыжниками для боя. Будущее покажет. Но пока я остаюсь членом редколлегии этого замечательного журнала. И все, что от меня зависит, как от члена редколлегии, для популярности этого издания я буду делать.
В. Б. Вашему бывшему союзнику и постоянному автору газеты "Завтра" Сергею Кургиняну кажется, что своим романом вы совершили диверсию против красной идеи. И что ваш роман - окончательный демонтаж советской власти. Как вы относитесь к обвинениям Кургиняна, что вы - певец тления, певец гниения былого державного величия?
А. П. Может быть, Сергей Ервандович отчасти и прав в своем упоении красной идеей. Я бы хотел стать таким, как он. Стать собственником пяти или шести роскошных зданий, которыми владеет Сергей Ервандович Кургинян в центре Москвы, и перенести свою редакцию газеты "Завтра", которая совсем по-капиталистически ютится в трех маленьких комнатках, в его роскошные апартаменты, которые домовладелец Кургинян, считающий себя ужасно красным политологом, заполучил еще от советской власти. Еще я страшно завидую Кургиняну, что он, оставаясь таким красным провозвестником, вошел в тесные братские отношения с Гусинским и с братьями Черными, обслуживая их своими текстами, своими аналитическими выкладками. Конечно, если считать братьев Черных святыми для красной России людьми, тогда можно уверовать и в собственную безгрешность. Может быть, именно удаленность от братьев Черных мешает мне чувствовать себя полноценным красным идеологом?.. Сергей Ервандович Кургинян, на самом деле, талантливый, яркий человек, абсолютно театральный человек, который уже два десятка лет танцует на досках в своем театрике политической буффонады. От него исходит очень много экстравагантных идей. Какими-то его идеями я сам пользовался в своих романах. Это романные, фантасмагорические идеи, они абсолютно не годятся для реальной политики, для политической практики, и беда тому политику, кто станет следовать рекомендациям Кургиняна, но слава тому художнику, который, слушая его великолепные бреды, перенесет их на полотно, на бумагу, даже на музыку. Великолепное впадание в транс с каким-то клекотом, с вырывающимся пламенем из его уст. С этой желтой пенкой, которая вскипает на губах. Он уверяет, что я сжег в своем сердце красный смысл. Я, как Данко, сначала вырвал из груди свое красное огненное сердце, а затем вместе того, чтобы вести людей за собой, погасил свое сердце, затоптал как окурок. На самом деле ничего этого нет. Мой герой Белосельцев - это не Проханов. Есть эволюция художника и есть эволюция героя, но дальше следуют новые его превращения, новые герои. Художник, пока он творит, никогда не стоит на месте. Как может мой роман извратить красный смысл, демонтировать советскую идею? Неужели, прочитав его, все побежали выносить Ленина из Мавзолея? Неужели исчез выстрел "Авроры", исчезла сама Октябрьская революция? Исчезло все левое движение на планете? Бред, смехота. Даже если бы я этого пожелал, я был бы не в силах никаким романом изменить ход истории.
В. Б. И все-таки не опасаешься ли ты, что часть читателей, кто с радостью, кто с печалью, воспримут твой новый роман как пасквиль, а тебя как нового Невзорова? Нашего бывшего друга, автора пламенных "шестисот секунд", цинично отказавшегося от всего, что он делал для сопротивления, загубившего свою репутацию и как человека, и как художника, и как журналиста? Не пугает тебя такая параллель? Ты извлек из нового романа максимум энергии, но не горит ли твой былой иконостас со смоляными старыми досками?
А. П. Что касается параллелей с Александром Невзоровым. Невзоров сегодня конюх на конюшне у Березовского. Он стал жертвой. Была какая-то греческая богиня, которая, прикасаясь к мужчине, превращала его в свинью. Борис Абрамович Березовский похож на ту античную богиню. К чему он ни прикоснется, все начинает хрюкать. Невзоров и Доренко - два тому примера. Он превратил этих двух талантливых людей с помощью своей кормушки в нечто низменное. Испепелил их талант. Невзоров как журналист сегодня не больше, чем заплатка на протертых джинсах Михаила Леонтьева. И он смирился с этой ролью. Погубил свою репутацию. А я остаюсь в своей честной кампании. Я иду с народом на первомайской демонстрации, стараюсь задеть за живое своими выступлениями на трибунах, своими передовицами в газете. Меня бьют кастетами по башке. Я запечатлел красную империю и в ее расцвете, и в ее борьбе. Кто еще сегодня передал так полно красный смысл в своих художественных текстах? Может, Кургинян, который уже второе десятилетие репетирует "Пикник на обочине"? Поэтому никакой аналогии с Невзоровым я не вижу. И моя репутация, даже если Сергей Кургинян будет обливать ее серной кислотой, никак не пострадает. Это же катастрофа, трагедия для художника, если ты сам кидаешь в огонь свою репутацию, а потом греешь у огромного ее пламени свои синюшные ладошки.
В. Б. Кто ты - враг или союзник президента Путина? Твой роман одни читают как пропутинский, другие - как антипутинский. Какие-то тексты из романа дают подтверждение и тому и другому толкованию. Правда, третьи считают, к ним я и себя отношу, что ты сам менялся по ходу написания романа. Начинал с явных надежд на перемены в обществе и государстве, на возрождение России. Но постепенно терял все надежды. Время в политике двигалось быстрее, чем писался роман. И к его завершению ты пришел к полному недоверию, даже к презрению. Так ли было на самом деле?
А. П. К новому президенту у меня очень скептическое отношение. Конечно, оно не сравнимо с тотальной, религиозной ненавистью, которую я испытываю к Ельцину, это другое чувство. Другая энергетика. Роман рассказывает в метафорической форме, как сфабриковали нового президента. Там показана методика, как через кровь, взрывы, политические диффамации умело синтезировали в лаборатории, одним из начальников которой был Березовский, этого небольшого изящного человечка. Мое отношение к нему таково: он не взял власть, не захватил ее, это не Ле Пен, это не Гитлер, не Сталин, не Ясир Арафат. Ему не пришлось идти на жертвы, чтобы эту власть прибрать к рукам. Его пригласили кукловоды, синтезаторы, дали ему эту власть на время. И он тяготится этой властью. Он в этой власти бессмыслен, пуст. Реальную власть имеют другие люди. Так называемая ельцинская "семья", круг влиятельных олигархов. А Путин политически прикрывает страшный, окончательно умертвляющий нашу Родину, Россию олигархический режим. В каком-то смысле он даже не ответствен за это. Он не пророс сердцем, он эфемерен, легок. Это голографическая картинка, и не более того. Он не имеет плоти, это лишь зайчик света на стене, направляемый зеркальцем, которое находится в руках у мировой закулисы. Я верю, он на самом деле в какой-то момент исчезнет, как исчез у меня в романе из кабины пилот. Был ли Путин? Был ли мальчик? Еще один из вечных русских вопросов.
