После Братской ГЭС поехал на норильские рудники, а заодно учился заочно в педагогическом институте в Улан-Удэ. Еще не окончив института, уже стал работать школьным учителем истории в школе одной из железнодорожных станций на Байкале. Завершив учебу, переехал на станцию Гусиное озеро в Бурятию уже директором школы. Так бы и пошел по стопам родителей - еще один вариант возможной судьбы, тем более учитель из него получился хороший, но все более увлекала история России, русская философия, увлекало христианское движение. Он связался с российскими христианскими организациями, по их просьбе переехал работать директором школы под Ленинград, принял активное участие в формировании Всероссийского социал-христианского союза освобождения народов - ВСХСОН. Заодно сдал кандидатский минимум по истории философии, задумал писать диссертацию о русском философе Николае Бердяеве. В Ленинградском университете даже утвердили тему "Неокантианские мотивы в творчестве Бердяева". Тогда же в газетах появились первые рассказы директора школы в Луге Леонида Бородина...
1967 год - этим годом в анкете Союза писателей России отмечено начало творческой деятельности.
1967 год - в уголовном деле Леонида Бородина зафиксировано начало первого тюремного срока. К участникам русского национального движения брежневская охранка отнеслась пожестче, чем ко многим правоохранительным движениям. Двадцать лет тюрьмы получил Игорь Огурцов, лидер ВСХСОН, от пяти до десяти - многие другие участники этой самой крупной в те годы подпольной организации. Леонид Бородин свои шесть лет отбыл в мордовских и владимирских лагерях. Сидел вместе с такими известными ныне людьми, как Андрей Синявский, Владимир Осипов, Юрий Галансков, украинский поэт Василь Стус... В лагере он начал писать стихи, в лагере окончательно сформировался его взгляд на русскую историю, окрепло патриотическое мироощущение и отношение к литературе, как к поиску своей правды. "Мы ходили по протоптанной дорожке вдоль бараков,- вспоминает он первый лагерь,- и говорили о русской истории, о превратностях ее и парадоксах..."
После освобождения вначале уехал на родной Байкал, работал составителем поездов на станции Очаково, но вскоре перебрался поближе к Москве, серьезно занялся литературой. Бытовая неустроенность, как ни странно, лишь способствовала творческой работе. Подобно автору знаменитой книги "Москва-Петушки" Венедикту Ерофееву, жил в Петушках и тоже постоянно мотался в Москву. Ходил на подпольные вечера журнала "Вече", выпускаемого его односидельцем Владимиром Осиповым, потом задумал издавать свой журнал литературы и истории "Московский сборник" и успел выпустить два номера. От тех подпольных вечеров у Леонида Бородина и сегодня остается двойственное впечатление. "И ныне, случайно проезжая мимо, светло вспоминаю пылкие споры о судьбах России, стихи и русские романсы, обстановку братства и радостной готовности служить делу России до конца... Но было же и другое ощущение: представители порабощенного нацменьшинства(!) наконец-то собрались где-то на окраине Москвы, врагом захваченной столицы, и, обреченные, ликуют, что они еще слегка живы... А с утра снова жить и притворяться кем угодно: советскими, антисоветскими - но только не русскими! Потому что неприлично, некультурно..."
Об этом и писались первые повести - "Повесть странного времени", "Встреча", "Гологор", "Правила игры".
Через Людмилу Алексееву, известную правозащитницу, повести ушли на Запад, и в 1978 году издательство "Посев" опубликовало первый сборник "Повесть странного времени". Леонид Бородин стал лауреатом французской литературной премии "Свобода", итальянской "Гринзане Кавур", членом европейского Пен-клуба, его книги переводились на многие языки мира, о нем писали крупнейшие литературные критики... за рубежом. А здесь готовили новый срок.
Бородина вызывают в КГБ, предлагают организовать вызов и уехать если не в Израиль по израильской визе, то в Европу или Америку. Леонид Иванович отказывается, ибо все еще верит в свое "чудо" - хочет быть русским писателем у себя на Родине. Ему стараются помочь Георгий Владимов, Илья Глазунов... Все напрасно. Леонид Бородин не был официальным членом Союза писателей, и значит, в глазах властей и "органов" - вообще не был писателем. Все прощалось Владимиру Солоухину и Булату Окуджаве, чьи произведения также печатались в "Посеве". Многое до поры до времени сходило с рук таким, как Георгий Владимов и Владимир Максимов. А Бородин не мог рассчитывать ни на какое снисхождение. Как, не будучи членом Союза писателей, он смеет публиковать свои книги за границей?! Помимо всего прочего здесь сыграло роль еще одно, самое главное, обстоятельство. Леонида Бородина "выбрали" как писателя русского национального направления, не имеющего такой защиты, как у Василия Белова, Валентина Распутина, Бориса Можаева и других лидеров деревенской прозы, для того, чтобы припугнуть всю патриотическую литературу - и осудили в мае 1982 года на неслыханно большой срок. Десять лет тюрьмы строго режима и пять лет лагерей. На этот раз не за организацию, не за активные подпольные действия, а - за литературу. Сам Леонид Бородин был уверен, что больше трех лет в лагере не протянет, он шел на заклание, на смерть...
Он оказался последним писателем среди политзаключенных, освобожденным лишь в 1987 году.
В том же 1987 году мы познакомились. Что меня поразило - не ощущалось ни ожесточения на мир, ни политизации, баррикадности мышления. Не было даже почти никакого желания писать о лагерях, что было в тот период самым популярным занятием среди бывших лауреатов Сталинских и Ленинских премий. Лишь одна повесть, "Правила игры" - о своей первой "отсидке", да слегка упоминается о лагере в одной из последних повестей - "Женщина в море".
Естественно, что он оказался среди писателей национального русского направления, естественно, что свою самую знаменитую повесть - "Третья правда" - он опубликовал в журнале "Наш современник". Я считаю, что эта публикация была главной публикацией литературного 1990 года. Не случайно один из лучших критиков русского зарубежья, талантливый прозаик Леонид Ржевский после прочтения "Третьей правды" сказал, что надеется увидеть ее автора среди будущих лауреатов Нобелевской премии.
Но - в этом и есть главная "третья правда" Леонида Бородина - сам он не причисляет себя ни к каким литературным группировкам. С удовольствием печатается и в "Юности", тем более что по динамике сюжета он явно близок молодому читателю. Он сознательно не перегружает свои произведения философией, историческими размышлениями. Может быть, он привык к устному пересказу сюжетов сокамерникам - а им всегда требуется достаточно крутой сюжет, и нет времени на философские отступления...
С 1980 года начинается новая жизнь "Третьей правды". По первому кругу ее читали в самиздате. После публикации в "Посеве" ее быстро перевели и напечатали во Франции, в Германии, в Австралии, в Италии, в Англии... "Бородин - несомненно, один из наиболее талантливых и сложных романистов,пишет одна из крупнейших газет Англии "Обсервер".- Тайга, им описанная,это не рождественская открытка с заснеженными березами, а настоящая реальная действительность. Это и древняя Россия народных легенд и современная советская Россия с ее конфликтами и драмами. Селиванов и Рябинин - два героя "Третьей правды" - выглядят почти как библейские типы". Статьи в "Канберра таймс", в "Индепенденте"... В Австралии и Аргентине читатели "Третьей правды" устраивают демонстрации перед советским посольством после второго ареста писателя.
И вот - третий круг "Третьей правды". Публикация в "Нашем современнике", затем - в "Роман-газете", затем - отдельными изданиями. О повести пишут и "левые", и "правые" издания: "Сегодня" и "День", "Литературная газета" и "Литературная Россия". О ней спорят Лев Аннинский и Вячеслав Завалишин, Андрей Немзер и Михаил Лобанов...
Появись она в том восьмидесятом году в отечественной печати, - сразу вошла бы в золотой ряд книг писателей-почвенников и, может быть, стала бы символом всей деревенской прозы. Ибо вся деревенская проза: от солженицинской Матрены до беловского Ивана Африкановича, от можаевского "Живого" до "Прощания с Матерой" Распутина - и есть непрерывный поиск "третьей", народной правды.
