Он скорбит о жертвах, но не позволит горю ослепить его, оставить дело не завершенным.

– Я не думал, что до этого дойдет, – жалким голосом сказал Стивен.

– Тогда ты просто болван!

Суровые слова капитана задели менестреля, но он сознавал, что она права. Драккен тоже не предполагала, что цена, которую им придется заплатить, окажется столь высокой.

– Я в лидеры не напрашивался, – продолжал Девлин. – Но, начав, мы не можем все бросить, поэтому пойдем до конца, каким бы горьким он ни был. Вместо каждого казненного заложника на нашу сторону встанет дюжина новых бойцов. Бертранд заплатит трижды за каждый акт насилия, который совершит, пока я жив.

У джорскианцев не было опыта гражданской войны, а вот у кейрийцев память о долгих годах кровавой междоусобицы еще не стерлась. Девлин не просто учил людей защищать свои дома, он превращал их в армию убийц. Последствия эхом отзовутся на многих поколениях джорскианцев, они станут бедствием для следующих правителей.

– Как иначе мы сможем выиграть войну? Мы должны быть еще более жестокими, чем они. Более хитрыми, безжалостными и готовыми умереть. Нельзя сделать паузу и подсчитать потери, – снова заговорила Драккен.

Девлину странно было слышать собственные слова из ее уст.

– Но когда вернется с войсками Миккельсон…

Стивен не хотел оставлять надежду.

– Миккельсон скорее всего мертв, а значит, армия не придет на помощь. Напрасные надежды только погубят нас. Никто не защитит нас, кроме нас самих, рассчитывать не на кого. Я именно этому учу вас. Один в поле не воин, а вот если мы будем бороться вместе, тогда станем непобедимыми.

Враг – наковальня, о которую они либо разобьются, либо выкуют армию, какой Джорск еще не видывал. К победе он ведет их или к поражению, его душа все равно проклята за все содеянное и за все, на что он готов пойти на пути к победе.

Судя по выражению лица Стивена, стало ясно, что он пришел к таким же выводам. Прежний Стивен проклял бы Девлина или умолял бы найти иной способ выиграть войну. Перед ними сидел уже другой человек, который просто вздохнул и поднес бурдюк к губам.

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – только и сказал он.

– Не сомневайся.

Сердце Миккельсона забилось, когда вдали показались бастионы Калларны. Левая ладонь зачесалась, напоминая о клейме, которое он теперь носил. Тавро зажило быстро и без последствий, но знак оказался нелегким бременем. Где-то на подсознательном уровне майор всегда помнил о нем и о кольце Избранного тоже.

Путешествие из Эскера далось нелегко, однако с помощью денег капитана Драккен и одолженной одежды ему удалось проскользнуть мимо патрулей и пробраться в Аркильд, где все еще властвовал Олафур. Но даже там майор всегда оставался начеку, сохраняя свой маскарад, пока до Калларны не остались считанные часы пути.

Предыдущую ночь Миккельсон провел на постоялом дворе, отскребая грязь двухнедельной дороги. Утром он сбрил бороду, заплел волосы в косу и вынул из мешка тщательно упакованный мундир. Хозяйка постоялого двора удивленно захлопала глазами, заметив, как преобразился ее гость, но деньги взяла и ни о чем не спросила.

Майор очень много размышлял о том, как ему начинать переговоры в Калларне. В некотором смысле его можно считать дезертиром. В конце концов, Миккельсону приказали оставаться в Эскере и во всем помогать сельваратским союзникам. Приказ подписал маршал Ольварсон, а король скрепил своей печатью. И он во всем следовал распоряжениям, пока не осознал, что союзники на самом деле оказались оккупационными войсками. А прежде чем он успел что-либо сделать, его обезоружили и посадили под замок под видом гостя сельваратской армии.

Не в силах изменить своего положения, Миккельсон отверг все басни принца Арнауда о протекторате, которыми тот хотел сломить непреклонного майора. Он понимал, что принц лжет, и приказы, которые ему привели в доказательство, наверняка поддельные. Майор пребывал в твердой уверенности, пока капитан Драккен не освободила его и не рассказала о реальном положении дел и о том, что король Олафур предал их всех, пожертвовав восточными провинциями, чтобы сохранить контроль над остальным королевством.

Миккельсон знал, что многие другие в армии чувствовали себя обманутыми. Все они, не говоря об уроженцах захваченных земель, поклялись защитить Джорск, не дожидаясь, пока их страну растащат на части. Именно эти войска майор надеялся перетянуть на сторону Девлина.

При условии, конечно, что ему удастся до них добраться. Гарнизон в Калларне самый большой из четырех, упоминания о нем встречались еще во времена королевы Регинлейвер. Именно здесь майор набирал войска для укрепления обороны Эскера, и сюда их должны были направить. Как только он подъедет ближе, его обязательно узнают.

Миккельсон подумывал было отправить записку одному из надежных офицеров, но потом решил, что это слишком рискованно.

Внутренние ворота в каменной стене крепости были открыты. Сразу за ними два отделения проходили строевую подготовку. Удача улыбнулась майору, потому что на часах стоял не просто знакомый ему солдат. Рядовой Джонас не только входил в отряд Миккельсона на востоке, он еще и состоял в группе из двенадцати человек, сопровождавших Девлина в его миссии по выселению барона Эгеслика.

Грегор воспринял это как знак свыше. Он не позволит заманить себя в крепость, где его легко заставят просто исчезнуть. Что бы ему ни пришлось делать, все должно произойти при большом скоплении народа. И во всеуслышание.

Он решил, что пора действовать.

Майор коротко кивнул Джонасу, проходя через ворота, и резко остановился сразу за ними, так что один из сопровождавших солдат натолкнулся на него.

– Джонас, я принес новости от друга, – обратился Миккельсон к рядовому.

Часовой повернул голову. У офицеров не принято разговаривать с простым рядовым на такие несерьезные темы, особенно если солдат в это время стоит на посту.

Миккельсон поднял левую руку так, чтобы все видели кольцо.

– Девлин передает привет, – продолжал Миккельсон.

Джонас сделал два шага ему навстречу.

– Рядовой, вернуться на пост! – приказал один из офицеров.

Джонас подошел ближе, не обратив внимания на окрик.

Грегора толкнули.

– Не говорите больше ничего. Вас сейчас же доставят к командующему.

Майор споткнулся, но тут же выпрямился. Потом снова поднял руку и окинул площадь быстрым взглядом. Привлеченные суетой, к ним приближались солдаты, упражнявшиеся на плацу.

Голос Миккельсона, привыкшего отдавать команды, разносился далеко над плацем.

– Я майор Миккельсон, и я служу Избранному, Девлину из Дункейра. На востоке страны он собирает армию и призывает всех истинных джорскианцев присоединиться к нему, чтобы изгнать захватчиков. Я клянусь именем его, что все мои слова – правда, и доказательством тому служит печать Избранного.

Кольцо, которое начало светиться, как только Миккельсон заговорил, теперь засияло так, что невозможно было смотреть. Послышались удивленные возгласы и несколько сдержанных проклятий.

На лице Джонаса отражалась борьба надежды и недоверия.

– Нам сказали, что он погиб, – произнес он.

– Клянусь, он жив, и…

Майор не успел больше ничего сказать, потому что сзади ему нанесли такой удар, что он упал. Перед глазами все поплыло, поэтому Миккельсон почти не сопротивлялся, когда его подхватили под мышки и потащили подальше от плаца.

Однако попытка заткнуть ему рот запоздала. Свидетелями возвращения майора стали по меньшей мере две дюжины человек, они прекрасно слышали новость о том, что Девлин жив. Командующий гарнизоном не сможет заставить всех замолчать. Что бы ни произошло теперь, он свой долг выполнил.

Зрелище, представшее глазам солдат, было из ряда вон выходящим. Не так часто увидишь, как майора с кляпом во рту тащат через весь гарнизон. Вокруг его левой руки был обернут плащ. Солдаты бросали дела, открыв от удивления рты, наблюдали за происходящим, но потом быстро отводили глаза. Миккельсон слышал, как они шепотом произносят его имя. Несмотря на тупую боль в затылке, он улыбнулся. Будь у сержанта хоть капля ума, он бы просто упрятал его под замок и сообщил командующему новости. Вместо этого он у всех на виду тащил майора по плацу. Следовало ожидать, что новость о его возвращении разнесется со скоростью лесного пожара.