Потом Екатерина Шамильевна произнесла нечто чрезвычайно рискованное с моральной точки зрения. Первое: "Из показаний свидетелей я узнала, что Света была в курсе того, что я отравила пищу". Второе: "Света была доставлена в институт Склифосовского в состоянии алкогольного опьянения". Знакомясь с материалами дела, Катя почерпнула в свидетельских показаниях несколько реплик вроде: "Эта стерва нас отравила". Она сочла уместным использовать и это. Про алкогольное опьянение и говорить не приходится: Катя не могла питать никаких иллюзий, поскольку в деле нет никаких данных такого рода, но проводился анализ на наличие алкоголя - вот этого-то слова и хватило для озвучания.

И еще: Михаила и Свету она отравить хотела и цели своей достигла, о чем не сожалеет и сегодня. А вот убивать детей она не собиралась, и вышло это случайно. Кто мог подумать, что детскую пищу будут солить? Детей Екатерине Шамильевне жалко.

* * *

В следующий раз Екатерина Шамильевна была в ярко-желтом. Ей этот цвет к лицу, да и огромная общая тетрадь, в которую она то и дело заносила замечания, была зеленой - все в цвет.

Суд принял решение допросить в качестве свидетелей участников отравления 19 марта: соседей по подъезду, медиков и знакомых семьи Лисичкиных.

Вместе с Катей в тот день на Саввинскую набережную приехали: её родная сестра Инна Мусина, Мухаметжанов - Катя отрекомендовала его своим женихом, Шакиров, Коротков и Страхов. На предварительном следствии Катя прямо показала, что сестра знала, зачем они едут на Саввинскую. В судебном заседании сестра сказала, что была не в курсе событий. Приехали забрать кое-какие вещи.

Что Катя делала на кухне три часа, она не знает, из комнаты вообще не выходила.

Жених Мухаметжанов, одетый по последней моде ковбоев Техаса и в таких кованых ботинках, что все как-то невольно ожидали увидеть за дверью зала взмыленного скакуна, оказался робким и забывчивым юношей. В присутствии этого человека Катя купила бутылку водки "Распутин" ("Фу, гадость, - не преминул отметить жених, - имею слабость к хорошей водке, потому и не приметил, что Катя делала с бутылкой"), в его присутствии и яд сыпала. Яд чрезвычайного действия. "Да, купила, да, сыпала, - подтвердил Мухаметжанов, - но не знаю, для чего". Из памяти ковбоя улетучились показания, которые он давал на предварительном следствии. Он был скуп на слова. Да, приехали за вещами, Светлану никто не выгонял - она зачем-то сама ушла, плача детей не слышал, что Светлана беременная, не приметил, собака не лаяла, кто порезал телефонный провод - не помню. Адвокат потерпевших настойчиво переспрашивал забывчивого ковбоя, помнит ли он свои показания на предварительном следствии о том, что был-таки предупрежден заботливой невестой, чтобы не выпил случайно из бутылки с ядом. Наконец ковбой вспомнил - да, был.

Показания Шакирова совершенно совпали с показаниями Мухаметжанова. Нет, нет и нет.

Свидетель Коротков случайно попал в квартиру на Саввинской. Его приятель Страхов попросил помочь перевезти вещи одной девушке. Все свидетели, как завороженные, не выходили из Катиной комнаты и ничего не знают. Соседи по подъезду слышали ужасный детский плач, а Коротков - нет. Здоровенный и молодой парень, в присутствии которого разыгралась вакханалия, - он приехал в суд с папой. А папа привез характеристику сына: хороший мальчик.

Поучительные сцены разыгрывает жизнь в суде. Пожилая хозяйка соседней квартиры, на глазах которой скандал набирал обороты, в основном говорила о том, что плохо слышит.

Всех интересовал вопрос: как Кате удалось раздобыть хлорид бария и ацетат таллия? Оказалось - просто. Доцент кафедры готовых лекарственных средств, на которой работала Катя, пояснила, что, во-первых, Лисичкина была материально ответственным лицом и именно у неё были ключи от склада. И, во-вторых, что инвентаризации порошкообразных средств очень давно не было считалось, что там находятся обычные, неядовитые вещества. И наконец: "Я допускаю, что в завалах могло быть что угодно. А ацетат таллия по документам просто-напросто не значился".

Недаром сказано в Священном Писании: не искушай малых сих. Кто знает, как все сложилось бы, не будь проклятый таллий так доступен. Я только напомню, что смертельная доза таллия - от 0,5 до 3 г. А доза, доставшаяся семье Лисичкиных, приблизительно в 1000 раз превышала предельно допустимую.

В зале стало очень тихо, когда на свидетельскую кафедру взошла врач института Склифосовского Шелухина. В её отделении находилась умиравшая Светлана. Врач немногословна и крайне сдержанна, и оттого все, что она говорила, леденило кровь.

- Испытывают ли отравленные таллием боли? - спросил судья.

Человек не может ни ходить, ни стоять, ни глотать, появляются признаки энцефалопатии - человек не ориентируется в пространстве... Даже при легком прикосновении возникает острая боль.

Екатерина Шамильевна, заглянув в свою зеленую тетрадку, именно Шелухину спросила про опьянение Светланы.

Прежде чем ответить "нет", Шелухина целую минуту просто смотрела на Катю.

* * *

Начиная обвинительную речь, прокурор сказал: такое впечатление, что эта квартира была пропитана ядом задолго до события, имевшего место 19 марта.

Именно так. День за днем яд разливался по углам этого дома, и все, что там происходило, начиналось и заканчивалось словом "квартира". Я не знаю, когда именно Екатерина Лисичкина пришла к твердому убеждению, что квартира является её неотъемлемой собственностью, но что это произошло - сомневаться не приходится. И не было в зале суда человека, который не обратил внимания на исступленно повторяемое ею: моя квартира, в моей квартире. Вы не поймете главного, если не прочувствуете, что Катя ни разу не произнесла слово "квартира" без местоимения "моя".

Есть на свете люди, которые всю жизнь ютятся по углам, страдают, и когда наконец становятся владельцами крошечного собственного жилища, костьми лягут - но за порог не пустят. Этих людей я понимаю. Но откуда взялась эта неистовая страсть у Кати? Она вышла замуж за Михаила, будучи юной девушкой. В Москву она приехала из Кемеровской области, и поэтому когда Михаил получил две великолепные комнаты в коммунальной квартире великолепного "комитетского" дома на Фрунзенской набережной, уже одно это смело можно было определять словом "счастье". Да, обмен комнат на квартиру был творением её рук, она и её мать произвели поистине головокружительный многовитковый маневр, - но все же когда она пришла к убеждению, что Михаил не имеет права ни на что?