Человек замедлил шаги и произнес знакомым надорванным голосом:

– Ну, пошли, что ли, спаситель.

– Рад приветствовать Печального Брата, – выдавил из себя я.

– Смотрите! Смотрите, как они радуются своему последнему вечеру, – со злостью сказал Белый, глядя в окно.

Мы – я, Синий, Зеленый и Светловолосая – подошли и молча встали у него за спиной.

В бледном вечернем искусственном свете бродили черные тени. Тени кричали, пели, смеялись и плакали, собирались в небольшие группки и распадались, словно окно было большим мрачным калейдоскопом, подзорной трубой, нацеленной на круги ада.

– А что в «Трех покойниках»! – мрачно произнес Синий. – Столпотворение! Безумие… Громят игральные автоматы, все ломают, спариваются у всех на виду всеми способами, кто во что горазд… Заблевали все вокруг…

– Готовятся отойти в лучший мир, – сказал Зеленый.

– И все-таки это жестоко, – произнес я, глядя на их невеселые лица.

Белый с горечью засмеялся:

– Жестоко! Просто небольшая встряска ддя прочистки мозгов.

– А ведь они действительно радуются, – задумчиво сказала девушка. – Им показали выход, и у них наконец-то появилась цель: завтра умереть.

Я повернулся к ней:

– Возвращаю ваш утренний вопрос: почему вы, Печальные Братья, противопоставляете их и себя? Вы что, из другого теста?

– Отвечаю, – процедил Белый, не отрываясь от окна. – Разница в том, что придумали это мы, а не они. А теперь мы любуемся на них.

Я вернулся в кресло и произнес в пространство:

– Интересно, в завтрашнем номере газеты Печальные Братья сообщат граду и миру о том, что жизнь продолжается?

– Сами догадаются, – пробурчал Белый. – И вообще, спутал ты нам все своим появлением. Благодетель… Только учти, – он наконец повернулся ко мне, – нас не переделаешь.

Я промолчал. Теперь можно было помолчать. Печальные Братья отказались от своей затеи – и это было главное. Хоть и скрывали они свои чувства, но я-то понял: с моим появлением у них появилась надежда. Все-таки мне удалось убедить их в том, что я – посланник Земли.

– Костры разложили, – задумчиво сказал Зеленый, глядя в окно. – Мебель жгут. Радуйтесь, братья, они проявляют инициативу.

– Уж куда как радостно! – фыркнул Синий. – Плакать хочется от счастья.

Я вновь обвел их взглядом:

– Интересно, а как вы нашли друг друга?

– Это я их нашла, – заявила Светловолосая. – Один книжки читал, другой стихи сочинял, а третий вечно брюзжал. А поскольку у них всегда были унылые физиономии, они назвали себя Печальными Братьями. Ну, а мне пришлось присоединиться к этому названию, потому что Печальные Братья и Не Очень Печальная Сестра – это было бы не слишком красиво, согласитесь.

– Кстати, о стихах, – вмешался Зеленый. – Делать-то все равно нечего, так я вам стихи почитаю. Написанные на основе жизненного опыта.

– Представляю! – буркнул Белый. – Представляю, какие это стихи. Тематика известная.

– Давай! – разрешила Светловолосая. – Не слушай его, он сейчас злой, у него игра кончается.

Зеленый сел в кресло, посмотрел на меня и уставился в потолок.

– Да, я струсил. В последний миг. Когда Смерть показала лик, – начал он приглушенным голосом, останавливаясь после каждой фразы, словно отрубая их друг от друга. – Я умереть не сумел. Хоть и очень хотел. Хотел… Да, я снова живу. Живу. Вновь по жизни плыву. Плыву. Но, не таясь, говорю: «Скоро сгорю. Сгорю…» И потечет молва, и поползут слова: «Где же он? Чем он стал?» – Зеленый помолчал немного дольше и закончил совсем тихо: – Просто пропал. Пропал…

– Миг, лик… – пробормотал Белый. – Сумел, хотел… А также: запел… поел… вспотел… захрапел… Можешь поместить в газете. Или в Саду читать. В большем не уверен, но стаканчик, возможно, тебе и поднесут. Потому как на основе жизненного опыта.

Зеленый беззлобно рассмеялся и махнул рукой.

Я сидел, погрузившись в мягкое кресло, и мне казалось, что я нахожусь в каком-то темном фантастическом мире, где бродят чьи-то тени, бродят, ничего не видя в темноте, и страдают, и жаждут хоть какого-нибудь, хоть маленького просвета…

– А вон девчонка идет, у которой парень пропал, – Светловолосая показала в окно. – Помните, я говорила, из «отлетающих»? А она теперь день и ночь в «Приюте» торчит.

Я вздрогнул, поднялся с кресла и подошел к окну. По улице медленно шла Равнодушная и смотрела на окна.

– Я позову ее, – торопливо сказал я.

Белый удивленно взглянул на меня, поколебался немного и пожал плечами:

– Зови, если хочешь.

Я распахнул окно и крикнул, перекрывая вопли, пьяные голоса, песни, смех, завывания и плач:

– Девушка! Девушка-а!

Под окном, упираясь в стену руками и чуть присев, покачивалась пышногрудая женщина в разодранном платье, из-под которого била в тротуар струя. Она задрала голову и тряхнула встрепанными волосами:

– Эй, ты меня?

Это движение привело к тому, что она потеряла равновесие, развернулась и упала, уткнувшись лицом прямо в собственную лужицу. Равнодушная всмотрелась в окно, увидела, что я машу ей рукой, и бросилась к подъезду.

Через несколько мгновений она уже плакала в прихожей, заливая слезами мой комбинезон. В дверном проеме возник Зеленый.

– Проходи, прелестное создание, я почитаю тебе стихи.

Он исчез, сделав приглашающий жест, и я провел девушку в комнату. Зеленый приволок еще одно кресло. Равнодушная рухнула в него и, согнувшись, уткнулась лицом в колени.

– Это жестоко… Жестоко! – приглушенно стонала она. – Нужно было без предупреждения… Жестоко…

Белый подошел к ней и присел на корточки:

– Город помилован. Можешь спать спокойно.

Равнодушная на мгновение затихла, потом заплакала еще сильнее.

– Э… то… жесто… ко!.. Не… навижу!..

– Дай ей воды, – резко сказал Белый Светловолосой и поднялся. – Жестоко! А жить так – не жестоко? А в «Приюте» своем торчать с этими придурками – не жестоко? Да все вы должны спасибо сказать за такую встряску. Когда бы вы получили такие острые ощущения? Отменяем мы это развлечение, понимаешь? Отменяем. – Он взглянул на меня. – Во всяком случае, откладываем.

– На, выпей.

Светловолосая протянула чашку, но Равнодушная оттолкнула ее руку. Она постепенно затихла, но по-прежнему не поднимала голову.

И в комнате наступила тишина. Сидели в креслах я, Равнодушная и два похожих друг на друга парня. Светловолосая поставила чашку и застыла, согнувшись и упираясь ладонями в стол. Белый, закрыв окно и прижавшись лбом к стеклу, смотрел на улицу. Молчание затягивалось, угнетало, молчание было унылым, как здешнее небо.

– Может быть, мне что-нибудь рассказать? – решил я разбить это тягостное молчание.

Белый внезапно подошел ко мне, наклонился и положил тяжелые ладони мне на плечи. И сказал, глядя прямо в глаза:

– Не надо. Не сейчас… Расскажешь завтра утром.

– Завтра утром, – эхом отозвалась Светловолосая.

Синий хмыкнул и произнес:

– Завтра утром мы пойдем по улицам и станем стучать во все двери, призывая людей к новой жизни.

– Помолчи, – коротко сказал Белый и добавил, уже убрав ладони и выпрямившись, но по-прежнему глядя на меня: – Дождемся финала. Ничего ведь уже не изменишь. А завтра будем думать…

И вновь все застыли в прежних позах. Словно актеры бросили веревочки, и деревянные куклы больше уже не могут пошевелиться…

Равнодушная распрямилась и осмотрелась, будто только что проснулась. В слабом свете, текущем в комнату из окна, виднелось ее бледное лицо с большими влажно блестящими глазами.

– А если я расскажу? – Голос ее дрожал. – Он ушел и оставил недопитый бокал. Можете пойти, посмотреть. И они тоже ушли. Они стали Поклонницами Скорби и замуровали себя в подвале, а он исчез… Где мне его искать? – Равнодушная снова уронила голову на колени.

– А зачем его искать? – вдруг спросил Зеленый и обвел всех взглядом. – Вы вот еще меня послушайте и сразу все поймете.