Снег смягчил удар. Микотайт очнулся первым, выполз из канавы и стал успокаивать дрожащих лошадей, у которых пена выступила на губах. Он их выпряг, хотя не так уж много и оставалось распрягать - рваные шлеи свисали с лошадиных боков. Только успокоив лошадей и привязав их к дереву, Микотайт занялся Виткуном и Штепутатом. Тут прибежал и Блонски, во весь голос ругая машиниста. Чего он гудит среди ночи и пугает лошадей?

И надо же, вся водка пропала. У Виткуна в руке осталось только горлышко от бутылки. Полбутылки высокоградусной жидкости пролилось в снег. Вконец разбиты были и сани. Как же добраться последние два километра до Йокенен? Пьяный Виткун предложил залезть по двое на лошадей. Так они и въехали в деревню в половине первого ночи. Да, об этом в Йокенен будут рассказывать, наверное, еще и годы спустя.

- Пусть вдребезги все разлетится,

Мы двинемся дальше в поход,

горланил, проезжая по деревенской улице, Блонски. Или он мысленно уже надел серый полевой мундир? Слава Богу, ничего нигде не разлетелось, во всяком случае в Йокенен. Виткунша открыла окно в трактире и прошипела: "Пьяные, все как один, пьяные!" Трактирщика доставили первым. Пока он ждал, когда ему откроют дверь, Блонски запел на мотив сигнала вечерней зари:

В кровать, в кровать, у кого есть кровать!

У кого ее нет, тем тоже в кровать.

В гостиной залаял белый шпиц. Дверь трактира открылась, как раз настолько, чтобы Виткунша смогла продемонстрировать перед всеми мужчинами свое и без того известное превосходство. Под тявканье шпица трактирщик Виткун получил по замерзшим ушам затрещину слева, затрещину справа и исчез за дверью. Микотайт ночевал возле соломенной сечки, а маленького Блонского доильщики нашли утром в теплом коровнике на кормовой свекле. Только Штепутат добрался в полном порядке, хотя и с болями в желудке, до дома.

На следующее утро все выглядело совсем по-другому. Блонски собрал свои бумаги, заперся в канцелярии и стал звонить в окружное сельскохозяйственное управление. Они ведь все время искали опытных управляющих в поместья на оккупированных восточных территориях. Разве это не сделано как по заказу для маленького Блонского? Обеспечивать продовольственное снабжение немецкого народа. Выжать из Украины все необходимое для победы Германии. Это было так же важно, как стрелять по танкам. Блонски упивался мыслью, что он может стать хозяином поместья, в несколько раз большего чем Йокенен. С людьми, которые принуждены к послушанию, абсолютному, беспрекословному послушанию.

Все произошло быстрее, чем предполагалось. В захваченных восточных областях люди вроде маленького Блонского были нужны уже к началу весенних полевых работ. Ему даже не дали времени дождаться возвращения майора из Баден-Бадена. Через две недели он укатил через Варшаву в юго-восточном направлении. Блонски достался Украине.

- Дьявол и там его найдет, - проворчал дядя Франц, узнав об исчезновении маленького Блонского.

Когда поля впитали талую воду, чибисы стали строить свои гнезда среди скудной молодой травы, а первые аисты прилетели устраивать над Йокенен свои воздушные бои, майор вернулся с теплого юга на свежий простор Восточной Пруссии. Кучер Боровски поехал в утренних сумерках в Коршен, чтобы встретить его на вокзале. Майорша заботливо разложила в карете одеяла и шубы. У окна вагона первого класса он еще стоял, прямой и подтянутый, каким его все знали. Но уже по дороге к карете Боровскому пришлось его поддерживать. Там, на далеком юге, майор только сильнее расхворался. В Йокенен его больше несли по лестнице замка, чем он шел сам.

- У нас ты опять поправишься, - подбадривала его жена. - Здесь другой воздух, а воздух это самое главное.

Но самое большое разочарование майору еще предстояло. Боровскому было сказано подвести оседланную верховую лошадь. Боровски чувствовал, что что-то идет не так, как надо, и подвел лошадь как можно ближе к лестнице, чтобы майору было легче на нее залезть. Но майор уже не мог этого сделать, не смог подняться в седло. Надо было видеть, как майор тщетно пытался взобраться на лошадь! Боровски предложил подсадить его, но майор чуть не ударил его хлыстом. Нет, он прекращает ездить верхом. Раз и навсегда. Оставалось только открытое ландо. Верховую лошадь, оседланную, но без всадника, майор распорядился привязывать к повозке: она не должна лишаться ежедневных прогулок из-за слабости наездника. Майор продолжал разъезжать по полям. Посмотреть, как перезимовала рожь. Не отстали ли йокенцы в весенних полевых работах от Колькайма? Больше всего он любил ездить к болоту, где между березами были сложены груды торфа, гнездились чибисы и дикие утки и где по топким местам расхаживали длинноногие цапли. Еще осмотреть полевой сарай. Поехать в усадьбу. Потом к леснику Вину в лес. Майор заезжал даже на йокенскую мельницу.

Как-то на обратном пути он остановился у Штепутата. Так, немного поболтать. Боже мой, что стало с майором! Он даже зашел в дом Штепутата. Согнувшись, опираясь на палку. Как меняется человек, когда ему приходится слезть с лошади. Кто сидит на коне, тот наверху. А теперь майор, всегда разговаривавший с Карлом Штепутатом только с лошади, сверху вниз, сидел на немного потертом плюшевом диване и даже не брезговал домашней смородиновой настойкой, над которой раньше всегда потешался.

- Эту войну мы проиграли, - сказал майор. Он говорил об этом со спокойствием человека, который знает, что уже не доживет до ее конца. - В Америке делают по сто самолетов в день. Нам столько не сбить.

В рейхе все выглядело по-другому. Там настроение было мрачнее, чем в простоватой, доверчивой Восточной Пруссии. Люди слушали иностранное радио, новости из Швейцарии.

- Мы больше не побеждаем, только этого еще никто не заметил.

Штепутат сердился. Опять это ворчливое брюзжание верных подданных кайзера, выгуливающих свои последние дни в парках курортов. Надежда Германии - молодежь, марширующая далеко от тишины Баден-Бадена.

- Вы знаете, что СС делает с евреями? - спросил майор и жестом показал перерезание горла.

- Это слухи, которые распространяют наши враги, - сказал Штепутат. Германии это не нужно - истреблять евреев. Их выставляют за границу или отправляют работать в лагерях.